К морю Хвалисскому (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев"

– Оставь себе пояс, боярский сын! И шапку с плащом забери. Не нужно мне ничего из твоего богатства! И из боярского ничего не надо. Хотел я получить одно его сокровище, да видно не судьба!

Если бы Тороп был собакой, его уши в этот миг встали домиками, а лапы выпрямились в охотничью стойку. Дело принимало нешуточный оборот, и как ни глуп был Белен, он это тоже понял и мигом смекнул свою выгоду.

– Это сокровище многие получить хотят, – протянул он с усмешкой. – Я бы, пожалуй, мог замолвить за тебя словечко, бей, да только не дешево то будет стоить!

Хазарин довольно потянул себя за ус: наживка пришлась по вкусу рыбке.

– Я за ценой не постою, – небрежно бросил он. – Только я дважды просить не привык.

Он покосился на молчаливых телохранителей и понизил голос.

– Что мне добром не дают, то я сам прихожу и беру. Подсобишь мне в том, станешь богаче вашего князя!

С круглого Беленова лица мигом сбежал румянец. Боярский племянник растерянно захлопал глазами. Не то, чтобы он особо жалел сестру, но кому же охота подставлять под удар собственную шею.

– Да за кого ты меня принимаешь? – начал было он, но, наткнувшись на беззастенчивую улыбку хазарина, почувствовав самыми потаенными глубинами своего пухлого нутра его неприятный, буравящий взгляд, затих, в ожидании глядя на собеседника.

– Я рад, что ты так любишь сестру, боярский сын, – Булан бей понимающе улыбнулся, – но, сам знаешь, Господь велит женщине прилепиться к мужу своему, а Правда требует дать за ней приданное. Судя по тому, как твой дядька привязан к своей дочери, приданное он за ней даст немалое. А как там в вашей пословице: «Тесть любит честь, зять любит взять, теща любит дать, а шурин глаза щурит, дать не хочет». Я свое слово сказал, мне боярского добра не надобно, а вот выкуп, особенно если ты мне подсобишь, я заплачу сполна. Разве не такого мужа ты хотел бы для своей сестры?

Когда Булан бей ушел, оставив испуганного и озадаченного Белена обдумывать предложение, Тороп выбрался из толпы и пошел к берегу. Чего-то подобного он ждал. Не стоило и надеяться, чтобы мстительный хазарин, к тому же обозленный отказом, захотел поступиться своей прихотью, отказавшись от задуманного. Вопрос в том, что теперь делать. Конечно, осуществить свой гнусный замысел Булан бею будет не так уж и просто: еще со дня его сватовства предусмотрительный Вышата Сытенич заповедал Мураве ходить куда-либо одной и удвоил число караулящих ночью, сам по нескольку раз поднимаясь, чтобы проверить посты. Но как тут проследишь, когда в самом доме назревает измена. Что, если Белен все же примет предложение хазарина?! Не так страшен коршун в небе, как змея в траве.

На обратном пути Тороп повстречал Тальца. Одного взгляда на новгородца было достаточно, чтобы понять: парень угодил в серьезную переделку. Особенно досталось его любимой доске. В самом ее центре, как раз там, где обычно разворачиваются самые интересные события, зияла огромная пробоина, словно в самый разгар шахматной баталии туда угодил молот Тора-громовержца или чей-то железный кулак.

Тороп попытался подбодрить товарища шуткой:

– Похоже, схватка была жаркой, – начал он. – А свеям тоже досталось?

Талец посмотрел на него безо всякого выражения.

– Это были не свеи, – бесцветным голосом проговорил он.

– А кто?

– Датчане…. Викинги из ютланда... Их вождя зовут Гудмунд сэконунг… Это отец нашего знакомца Бьерна.

Тороп аж присвистнул:

– Макошь светлая! И много их?

– Две ладьи. Второй командует младший Гудмундов сын Эйнар по прозвищу Волк. Не знаю, за что его так прозвали, но я могу с точностью сказать одно: это настоящий берсерк!

Новгородец скривился, как от сильной боли.

– Видишь? – указал он на доску. – Это его работа.

– Да как же ты от них живым ушел?

– Они меня отпустили, – Талец провел рукой по взмокшему лбу. – Просили передать нашему боярину, что им известно, кому за Бьерна мстить.

Тороп почувствовал укол совести из-за того, что оставил товарища одного.

– Мало нам было хазар… – почесал в затылке он.

– Хочешь много, хочешь мало, – недобро усмехнулся новгородец. – Хотя у Гудмунда полно людей, дно его кораблей подведено, как брюхо у волка в конце зимы. Он как пришел в Булгар, говорят, первым делом разыскал, где стоят послы кагана, и, не особо торгуясь, предложил им свои услуги. Так что нам теперь, что юты, что хазары – все одно!

Тороп, как сумел, утешил товарища, пообещал помочь починить доску. Последнее, впрочем, он сказал больше для красного словца: Талец любил дерево, и оно отвечало ему взаимностью. Мерянин глазом моргнуть не успел, а доска уже выглядела, как новая. Потом они принялись колоть дрова. Впрок. Для будущих гостей подворья. Талец почти успокоился, и мерянин уже решил, что можно поведать товарищу о событиях, свидетелем которых нынче пришлось быть ему, как их мирную, лишенную суеты работу прервал непонятный, доносящийся с другого конца подворья шум.

– Уберите от меня эту проклятую тварь! – услышали мерянин с Тальцом голос Белена.

Боярский племянник, по всей вероятности, только что вернувшийся из города, застыл в нелепой позе возле избы, вход в которую ему преграждал Малик. Впрочем, был ли в действительности этот страшно рычащий, ощерившийся полной пастью острых клыков лютый зверь воспитанным и учтивым Лютоборовым разумником?

Собравшиеся неподалеку новгородцы только головами качали, дивясь перемене, произошедшей со всеобщим любимцем.

– Малик! Что с тобой? – пытались некоторые увещевать пардуса. – Своих не узнаешь!

– И какая только муха его укусила?

– Опоили, может, чем?

Тороп точно знал, что никакие мухи здесь не причем. Просто Белен насквозь пропах Булан беем, которого Малик, да и не только он, терпеть не мог. Лютобор поручил пардусу охранять боярышню, и это поручение умный зверь, как мог, исполнял.

– Что делать-то будем, братцы? – спросил кто-то из задних рядов. – Мне тоже в избу надо. И вообще…

– Что делать, что делать! – осклабился Белен. – Прибить его, как собаку! Давненько хотел справить себе пардусовую шубу!

Он замахнулся сулицей, которую услужливо подал кто-то из его приспешников, но в этот миг между ним и пардусом встала Мурава.

– Попробуй только! – проговорила она холодно. – Убьешь его – бей и меня! Хочешь пардуса добыть, езжай в степь, там их много. Только, боюсь, как бы не получилось, как давеча с медведем!

Среди парней послышался смех.

– Ведьма! – выругался Белен. – Строит тут из себя недотрогу, а сама с самого начала спуталась с этим татем лесным! Куда только дядька Вышата смотрит?!

– Кто меня звал?

Вышата Сытенич не без труда протолкался сквозь толпу. Он вместе с дядькой Нежиловцем был в городе по каким-то делам и только нынче возвратился.

– Батюшка! – Мурава кинулась к нему со слезами на глазах, как привыкла делать еще в таком далеком детстве, ища заступу от злого брата.

Боярин обнял и успокоил дочь, строго посмотрел на Белена, перевел взгляд на пардуса, провел рукой по бороде, чтобы лучше думалось, а затем распорядился:

– Несите сеть!

– Ничего, – повернулся он к Мураве, – посидит денек на цепи, глядишь, присмиреет.

– А если нет? – подал голос Белен. – А если он бешеный?

– Если нет, так к тому времени Лютобор вернется. Сам и разберется, что к чему.

Тороп не захотел смотреть, как лишают свободы лучшего друга его наставника. Обидно было, хоть реви. Эх, объяснить бы людям неразумным, от какой беды пытался их предостеречь вещий зверь. Да куда там! Торговая изба и так весь вечер гудом гудела от разговора о ютах. Добавь еще весть про хазар – глядишь, совсем бы развалилась.

Спал мерянин плохо: слушал, как беснуется на цепи ни в чем не повинный Малик. Утром его разбудили крики и шум, и спросонья он решил, что на подворье напали либо хазары, либо юты, либо те и другие сразу. Однако оказалось, что шум опять поднял Белен. И чего ради он подскочил в такую рань, он ведь обычно раньше полудня не просыпался?