Дети улиц - Берли Доэрти

– Нет, все в порядке. Поехали. – Но ее не оставляло ощущение, что она видела что-то бледное; она не могла заставить себя не думать о том, что это мог быть ребенок. А если так, то что делает ребенок там, на берегу реки, один-одинешенек, в такое время?

Дома горел яркий огонь. Родители и брат дожидались ее, чтобы поужинать вместе. Однако девушка была слишком встревожена и обеспокоена, слишком нервничала, чтобы поддерживать разговор. Мастер Блэкторн, напротив, был весел, поскольку только что получил груз хлопка из Вест-Индии по очень хорошей цене.

– Я покупаю на другой плантации, – рассказывал он семье, потирая руки. – Это было отличнейшее решение, Криспин.

– Надеюсь, с рабами там обращаются хорошо, – резко заявила Сара.

– С рабами обращаются хорошо! – презрительно фыркнул ее отец. – Что за мысль, Сара! Рабов покупают не для того, чтобы обращаться с ними хорошо. Их покупают для того, чтобы они работали.

– Довольно! – оборвала его речь жена. – Довольно. Мы не будем думать о рабах за ужином. У меня от этого начинается несварение желудка.

Но Сара не собиралась оставлять эту тему:

– Ты должен знать, насколько дурно обращаются с рабами. Все газеты пишут об этом!

– Ты повела себя очень грубо по отношению к отцу, – прошептала ей мать.

– Моя сестра слишком много читает и слишком мало понимает, – фыркнул Криспин.

– Наша страна извлекает выгоду из торговли хлопком. Мы – великая нация. Я горжусь тем, что являюсь частью ее, – заявил мастер Блэкторн. – Поэтому оставим это, дорогая моя.

– И боюсь, с рабочими на фабрике обращаются так же дурно, – пробормотала Сара, закусив губу. Прежде она никогда не говорила настолько откровенно, однако из памяти все не уходила темная река, вспоминалось призрачное видение бегущего сквозь ночь ребенка. Это видение не оставляло ее. Девушка была совершенно беспомощна перед ним. – Мне их так жаль, когда я вижу, как они бредут домой каждый день – особенно маленькие дети, ученики. Ты же видел, как они напуганы, как устали.

Ее мать покачала головой, веля дочери остановиться, ей казалось, что сейчас самое время сделать это.

– Напуганы? О Сара! Что за глупости! Я никогда ничего подобного не видела.

«Может быть, потому, что не хотела видеть», – говорил взгляд Сары, но девушка все же решила на этот раз придержать язык.

– Тебя не касается, как обращаются с рабочими, – щелкнул зубами Криспин. – Управление фабрикой – это мужская работа, не для слабонервной женщины!

Ее отец промокнул рот салфеткой.

– Бросьте, дорогие мои. Зачем ссориться в такой-то день? Мы даем этим людям работу, помните? Зарплату! Давайте выпьем за Бликдейлскую фабрику, сердце этой общины!

Сара поднялась.

– Извините. Я не голодна.

Она отправилась в свою комнату и принялась расхаживать взад-вперед, слишком рассерженная, чтобы шить или читать. Услышала, как мать поднялась к себе в комнату. Услышала, как отец и Криспин смеются вместе в кабинете. В комнату вошла ее служанка, привести в порядок лампы, и Сара вдруг спросила у нее:

– Хетти, что на дальней стороне реки?

– Там, мисс? Ничего.

– Ты уверена? Есть мост. Он должен куда-то вести.

Хетти понизила голос до шепота:

– Просто кладбище учеников, мисс. – Она повернулась, чтобы выйти из комнаты, однако Сара резко окликнула ее.

– Принеси свой плащ и мой тоже. Мы пойдем пройдемся.

– Пройдемся, мисс? В такое позднее время?

– Мне нужно подышать свежим воздухом. Прогуляться.

– Прогуляться, мисс? – бессильно повторила Хетти. – Куда же?

– Думается, что мне нужно пойти на кладбище.

Хетти заворчала, но плащи принесла. Они бесшумно выскользнули из дома и пошли по дороге, ведущей прочь от фабрики. Дойдя до старого моста, служанка замедлила шаг, стала плотнее кутаться в плащ.

– Я не хочу идти дальше, мисс.

– Я тоже. Но думается мне, что мы обязаны сделать это.

Они молча пересекли мост, пошли по заросшему кустарником берегу вдоль реки. К тому моменту, как они дошли до кладбища, глаза Хетти едва не вываливались из орбит от страха перед совами, которые ухали так близко от нее, от шуршащих под ногами существ и пугающей белизны деревьев в лунном свете. Ей вспомнились плачущие звуки в ночи; вспомнились истории о потерянных детях. Но ее хозяйка мрачно продолжала идти вперед, прокладывая дорогу сквозь холмы и пригорки, из которых и состояло кладбище учеников. Она шла вперед медленно, высоко подняв фонарь, и увидела лежащего на земле ребенка.

У Хетти захватило дух.

– Это одна из наших учениц, – прошептала она. – Узнаю по рабочей одежде.

Когда они подошли ближе, Лиззи села, испуганная светом фонаря, затем вскочила на ноги. Сара поймала ее прежде, чем та успела сбежать.

– Подожди, малышка. Что ты здесь делаешь?

Лиззи обхватила себя руками и задрожала.

– Я пришла, чтобы Бесс не было скучно. Чтобы она не боялась.

Сара поглядела на свежий холмик земли и кивнула. Теперь она поняла, что произошло. Подошла ближе к Лиззи.

– Она здесь? – девушка указала на могилу, и Лиззи кивнула.

– Это Бесс, мисс.

– Бесс? Твоя подруга? – Сара обняла Лиззи, села рядом с ней, нежно укачивая ее, а Хетти переминалась с ноги на ногу, пытаясь согреться.

– Она уснула, – наконец сказала Сара. – Понесешь ее, Хетти? Я возьму фонарь, и если станет слишком тяжело, отдашь ее мне.

Сложением Хетти напоминала упряжную лошадь, а Лиззи была худенькой и маленькой. Служанка подняла ее и с легкостью понесла вперед, быстро пробираясь между деревьями, чтобы поскорее уйти от этого страшного места, где хоронили умерших на фабрике детей и не писали на надгробиях имена, которые можно было бы запомнить. Добравшись до дома хозяина фабрики, Сара велела Хетти сразу отнести Лиззи наверх, в комнаты для слуг в мансарде.

– Согрей ее сегодня. Завтра разбуди вовремя, чтобы она успела на свою смену на фабрику. Она не должна опоздать. А я скажу миссис Клеггинс, что мы нашли ее в темноте и что было уже слишком поздно, чтобы будить всех в доме, где живут ученики. Я прослежу за тем, чтобы ее не наказали. Бедное дитя. – Теперь, увидев девочку при свете, она узнала копну ее золотисто-каштановых волос. – Я знаю эту малышку, – с грустью в голосе произнесла она. – И помню ее подругу. Позаботься о ней сегодня, Хетти.

24

Ужасное происшествие

Возможно, Лиззи так никогда по-настоящему и не сумела смириться с утратой Бесс, не сумела оправиться после той ночи, проведенной на болоте на кладбище. Снова пришла весна, леса наполнились смешливыми криками зеленых дятлов. Высоко в кронах деревьев вили гнезда грачи, а земля под ними была устлана дикими гиацинтами. Дети шли на работу, когда было уже светло, и возвращались обратно, а солнце все еще светило; но Лиззи никогда больше не ходила в убежище, которое сделали они с Бесс, никогда не танцевала, не пела – избегала занятий, которые развлекали других учеников в свободное время. Она сидела в одиночестве, наблюдая и мечтая. Иногда рядом с ней сидел Сэм, играл на флейте сочиненные им мелодии, придумывал шутки, пытаясь заставить девочку улыбнуться, а она просто смотрела на него, словно перестала узнавать. По воскресеньям молча ходила в Олдкасл и обратно, словно это было то же самое, что ходить на работу на фабрику по другим дням; в этих прогулках для нее больше не было ничего удивительного.

– Сегодня у нас семьдесят второе воскресенье, – сказала ей Эмили, пытаясь подбодрить. – Угадай, сколько еще пройдет, прежде чем закончится наше обучение?

Лиззи пожала плечами. Какая теперь разница?

– Честно говоря, я понятия не имею! – рассмеялась Эмили. – Не знаю, умею ли я считать до стольких! Работа лучше не становится, спина болит не переставая, я кашляю, как старик; но я была счастлива целых семьдесят два дня! Это здорово, правда, Лиззи?

В глубине души она задумывалась над тем, сможет ли Лиззи когда-нибудь снова стать счастливой. Она казалась такой усталой и вялой, работала словно в трансе, наклоняясь и подбирая, снова наклоняясь и снова подбирая, и к концу каждого дня практически засыпала. И именно потому, что она так безмерно устала, с ней и приключилось то ужасное происшествие.

Это случилось в конце мая, в самый чудесный день в году. Казалось, работа в тот день длилась бесконечно. Внутри колес жужжали колесики, зубцы терлись о зубцы, наматывались нити, летел пух; все молчали, или передавали информацию одними губами, или танцевали в деревянных башмаках у машин. Им хотелось выйти на улицу, почувствовать лучи солнца на лице. Длинный, очень длинный день тянулся нескончаемо.

Наконец прозвучал колокол, возвещая о конце рабочего дня для учеников, и Лиззи, сонная от усталости, выпрямилась, вылезая из-под своей машины, на долю секунды быстрее, чем было необходимо. Внезапно завязки ее передника оказались в движущейся каретке. Девочка вскрикнула, пытаясь высвободиться, но каретка двигалась со слишком большой силой и была слишком быстра. Ее потащило к задней стенке машины, затем обратно вперед, снова назад, девочка бессильно колотила руками и ногами об пол. Она извивалась и брыкалась, но никто не замечал; возвращалась обратно, стучала по полу, но ее передник безнадежно застрял в машине и затягивался все туже и туже. Девочка не могла высвободиться, не могла вскрикнуть, в легких не осталось воздуха, ее таскало взад-вперед, как тряпичную куклу.