Ловушка горше смерти - Светлана Климова

Он внезапно почувствовал, что безразличие, смешанное с легкой брезгливостью, которое он ощущал, соглашаясь ехать с Дмитрием, исчезло совершенно. Разговор приобретал другой оборот, и Лину следовало слегка растормошить, может быть, даже задеть чем-то, и тогда она хотя бы на миг раскроется. Какова она на самом деле? С ней трудно, почти невозможно вести обычную мужскую игру, потому что в ней нет ни грамма кокетства. На вопросы она отвечает просто и прямо либо вовсе не отвечает, игнорируя собеседника. Откуда это? От одиночества? Но с такими данными, как у нее, девушка не должна страдать от этого, наоборот…

Слегка подавшись вперед, Марк довольно бесцеремонно спросил:

— Скажите Лина, а вам не приходило в голову, что все, чем вы тут занимаетесь… Как бы это сказать… Напоминает работу гейши.

— А вам, значит, пришло? — мгновенно парировала Лина, и Марк впервые увидел ее улыбку — медленную, словно мышцы ее лица сопротивлялись. — Вот так, сразу? Вы действительно очень уверенный в себе человек.

— Я не хотел вас обидеть, Лина. — Марк развел руками. — Тем более что в гейшах нет ничего плохого. Скорее наоборот.

— О Боже! — пробормотала девушка. — Как бы вы ни старались, у вас ничего не получится. Гейши тут ни при чем… И довольно об этом.

— Мне кажется все-таки, что вы чем-то расстроены. Может быть, я…

— Вы ошибаетесь. — Девушка одним гибким движением поднялась, оказавшись гораздо выше, чем предполагал Марк, и направилась к дверям гостиной, положив конец этому нелепому разговору.

Провожая ее взглядом, Марк глотнул стылой смеси из бокала, не ощутив вкуса. В походке Лины, в ее прямых плечах и сильной спине, в высоко посаженных бедрах и узких лодыжках, в том, как она говорила, были знаки какой-то необычной породы. С такими женщинами ему никогда прежде не приходилось сталкиваться. И тем не менее в нем не шевельнулось ничего похожего на охотничий азарт.

Мгновение он сидел, глядя, как тают кубики льда, и слушая конвульсии латиноамериканских барабанов из стереосистемы, затем встал и последовал за девушкой. Оставалась какая-то неясность, которую необходимо было разъяснить.

Митя, разумеется, был смешон, выступая в роли замоскворецкой свахи, но дело совсем не в этом. На мгновение ему показалось, что Лина ведет себя так, как он сам повел бы себя в подобных обстоятельствах. В словах Марка она увидела покушение на свою независимость — и защищалась как могла.

В дверях он едва не столкнулся с Альбиной. Устремив на него вопрошающий взгляд, она проговорила:

— Вы не скучаете, Марк Борисович?

— Нисколько. Дмитрий прав — у вас совершенно особая атмосфера.

Марк посторонился, пропуская хозяйку, и пока она медлила в проеме, где-то в глубине дома вдруг зазвучали возбужденные голоса, кто-то вскрикнул пронзительным фальцетом, а затем выругался. Зазвенело стекло, словно со стола потащили скатерть вместе с посудой.

Альбина круто развернулась и исчезла. Марк шагнул следом, успев заметить мелькнувшую за поворотом коридора фигуру адвоката. Он ускорил шаги и догнал Дмитрия, окликнув его на ходу.

— Что происходит, Митя? — спросил Марк. — Где Лина?

— Понятия не имею. Только что я видел ее в прихожей. Кажется, она забыла что-то в плаще или сумочке.

— Ты уверен?

— Естественно. Мы стояли с Альбиной, когда она проходила мимо.

— Значит, она здесь?

— Сейчас взгляну. — Адвокат заторопился в прихожую, где грудой была свалена одежда гостей. — Минуту… Что-то я не вижу ее плаща. Черт!

— Запри за мной, Митя, — проговорил Марк, торопливо натягивая куртку и обматывая шею шелковым кашне. — Попрощайся за меня с хозяйкой и не жди. Я доберусь своим ходом.

— Послушай, я забыл предупредить тебя, что Лина… Я совсем упустил из виду…

Но Марк уже был на площадке. Не дожидаясь лифта, он, перепрыгивая высокие ступени, сбежал вниз и, оказавшись у подъезда, огляделся: поблизости не было ни души. Уже перевалило за полночь, и метро на Пушкинской было единственным местом, куда могла направиться девушка. Вряд ли она выбрала для этого неосвещенный и совершенно пустынный Дегтярный. Поэтому Марк, выйдя на Чехова, спустился к углу и свернул на площадь. Он уже почти бежал, когда у витрины известинского комбината заметил высокую хрупкую фигуру в светло-сером и сейчас же сбавил шаг, восстанавливая дыхание.

В половине первого на площади, откуда ветер и холод разогнали всех прохожих, эта девушка, глубоко засунув руки в карманы и подняв плечи, разглядывала фоторепортаж «Афганские будни». В центре красовалась «Раздача советской продовольственной помощи дехканам Кабульского уезда». Снимок был явно постановочный и композицией напоминал сцену из «Бориса Годунова» с той разницей, что дехкане все как один походили на юродивого.

Приблизившись почти вплотную, Марк сказал:

— Я чувствую себя виноватым. Вы не должны были уходить, Лина, не дав мне даже оправдаться.

Девушка стремительно обернулась, и он увидел мгновенный отблеск радости, скользнувший по ее лицу. Но в следующий миг ему показалось, что он ошибся.

— Это вы, — холодно проговорила Лина. — Не стоило беспокоиться. Ведь ничего не случилось.

— Позвольте, я провожу вас. — Марк осторожно коснулся рукой в перчатке ее локтя, даже под замшей плаща казавшегося острым. — Уже довольно поздно, и метро вот-вот закроют. В какую сторону вам ехать?

— Я не привыкла, чтобы меня провожали. — Сейчас лицо девушки казалось почти враждебным. — Это совершенно излишне.

— Правила следует нарушать, — засмеялся Марк. — Хоть изредка.

Он шагнул к краю тротуара и небрежно махнул перчаткой кофейной «шестерке», вывернувшей из-за угла. Словно парализованная этим жестом, машина остановилась у бордюра. Водитель молча разглядывал их обоих через стекло.

Марк рванул заднюю дверцу.

— Прошу вас, Лина. Едем!

Девушка наконец оторвалась от витрины.

— Вы даже не спросили, куда мне нужно.

— Ошибаетесь, спросил. Садитесь живее, нас ждут.

— Сомневаюсь, — сказала Лина. — Когда водитель узнает, что я живу в Измайлово, то скорее всего высадит нас на первом же перекрестке.

— А вот это пусть вас не беспокоит, — проговорил Марк, погружаясь вслед за девушкой в прокуренную темноту салона. — Вы сказали, Измайлово? А точнее?

— Четвертая Парковая. — Лина отвернулась, подбирая полу плаща.

— Поехали! — сказал Марк. — Но не спеша. Водитель обернулся через плечо и смерил его коротким взглядом.

Все полчаса, пока они ехали, Лина с Марком не обменялись ни словом.

Скверно освещенный и с трудом узнаваемый город словно протекал сквозь них, оставляя тонкий и едкий осадок. Когда с Первомайской свернули на Четвертую Парковую, Лина негромко сказала: