Ритуал для посвященных - Геннадий Геннадьевич Сорокин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В общежитии Виктор нашел Петрова, отдал ключи.
— Я думал, что ты только завтра появишься, — сказал Олег.
— Я тоже так думал, но вернулась твоя жена и выгнала нас.
— Она одна приехала? — с надеждой спросил одногруппник.
— С каким-то мужиком лет на десять старше тебя. Если захочешь пойти набить ему морду, будь осторожнее. Мужик этот на голову выше меня, здоровяк!
— Да пошла она! — в отчаянии воскликнул Петров и ушел на улицу — проветриться, подумать, как быть дальше.
Засыпая, Воронов никак не мог избавиться от мыслей о коварной Глафире. Чтобы отвлечься и не нагонять на себя тоску, он переключился на похищение ребенка.
«Значит, так. Предположим, что шарф — это некий символ богатой теплой одежды. Свеча должна освещать путь, хлеб — символизировать сытость в дороге. Кольцо — это просто золото, всеобщий эквивалент денег. В тундре золото действительно ни к чему, но ребенка-то украли в Хабаровске, а не в Якутске. В Хабаровске золото — это золото».
Воронов представил карту СССР. За отправную точку возможного путешествия взял устье реки Лена.
«Север, тундра. Идем ниже, на юг. Бурятия, Байкал. Дамбаев сказал, что у них нет обычаев оставлять в качестве оберега золото или шарф. Еще ниже — Монголия. Немного на запад — Тува. Через Монголию, через населенный уйгурами Северо-Западный Китай, путь ведет в Тибет, оплот ламаизма. Что Бич говорил по поводу путешествия мальчика — будущего ламы в Тибет? «Когда ученик собирается в путь в Тибет, ему дают пояс с золотом. В дороге и в монастыре ученик и его сопровождающие расплачиваются только золотом, бумажные деньги никто не берет». Золото! Вот для чего оно нужно. Похитители решили сделать из сына Биче-Оола ламу. В Тибет ему отправляться еще очень не скоро, через много-много лет, но к путешествию надо готовиться заранее, соблюсти обычаи, принести в жертву духам лучшие вещи. Или ламаисты не обязаны соблюдать шаманские обычаи? Предположим, что для подстраховки похитители решили задобрить духов. Для состоятельной семьи шарф и кольцо — не такая уж большая трата. Добротный тулуп или бобровую шубу они покупать не стали, ограничились самым дорогим шарфом. Кольцо отдали свое, оставшееся от родителей. Кажется, пасьянс начал складываться. Теперь все ниточки ведут к Бичу».
На другой день начался новый семестр. Воронов еле досидел до конца занятий и пошел к Архирейскому, начальнику кафедры марксистско-ленинской философии и научного атеизма. Архирейский, как главный атеист в школе, просто обязан был разбираться в основополагающих вопросах религии.
— Вадим Петрович, вы не можете проконсультировать меня по одному вопросу? — спросил Воронов. — Лама, как религиозный деятель, должен быть определенной национальности или нет? Скажем, если лама служит в дацане в Бурятии, то он обязательно должен быть бурятом?
— Господь Бог стоит над людьми. Он нематериален и, следовательно, не может иметь национальности. Он — отец всех людей, без разделения по цвету кожи и разрезу глаз. Священнослужитель — проводник воли Божьей, его представитель на грешной земле. Любой служитель культа — вне национальности. Он живет в мире духовном, где вместо национальности — религиозная принадлежность: христианин, мусульманин, буддист. Получив духовный сан, человек теряет национальность, она ему больше ни к чему.
Придя от Архирейского, Воронов позвал Рогова и Вождя.
— Я знаю, где искать ребенка, но для начала нам надо будет поколоть Бича.
24
Биче-Оол долго упорствовал, юлил, уходил от ответов, но одногруппники были настойчивы.
— Вспомни, — сказал Рогов, обращаясь к Воронову, — что он нам сказал, когда влетел по пьянке? Он ведь слезы лил, просил помочь остаться в школе, уверял, что сына хочет увидеть, а потом забыл про него. Бич, сдается мне, что ты одурачил нас в тот день. Почему ты хотел остаться в школе? Не для того ли, чтобы организовать похищение младенца?
— Я все время был у вас на виду. Как бы я его похищение организовал?
— Упорствуешь! Не хочешь нам навстречу пойти, — с угрозой сказал Воронов. — Тогда, дружок, извини! Ты не оставляешь нам выхода. Нам ничего не остается, как избавиться от тебя.
— Чего? — вытаращил глаза тувинец. — Как это «избавиться»?
— Завтра я скажу Трушину, что мы снимаем с себя все взятые обязательства и больше не несем ответственности за твое поведение. Ты парень, на водочку падкий, рано или поздно нажрешься, и тогда мы вложим тебя, застучим самым натуральным образом. Кто не с нами — тот против нас!
— Погодите, что вы сразу в позу-то встали? Я же не отказываюсь помочь, я просто не пойму, что вы от меня хотите.
— Вспоминай, кому ты рассказывал, что у тебя должен родиться сын? Всех вспоминай: и здесь, и в Туве.
— В Кызыле я ни словечком не обмолвился о ребенке. Кому я буду про него рассказывать? Родственникам, друзьям? Родственники пошлют меня вместе с ребенком куда подальше, друзья засмеют. А здесь, в Хабаровске…
— Давай я тебе помогу! — предложил Воронов. — Какая-то твоя землячка ходила к Алексеевой за фотографией младенца. Это раз. В драке у роддома с тобой был друг-тувинец. Это уже два. Вспоминай остальных.
— Только тувинцев вспоминать? Начну с девушки. В Туве она живет в поселке Шагонар. В Хабаровске учится на одной параллели с Алексеевой в институте культуры. Зовут Маажал. Маша по-русски. Я с ней знаком через земляка Андрея, с которым нас якуты прихватили у роддома. О фотографии он с Машей договаривался.
— Давай про Андрея.
— Он старше меня, учится на последнем курсе в институте инженеров железнодорожного транспорта. У него с этой Машей, — Биче-Оол потер указательные пальцы друг о друга, — короче, я сильно не вдавался, но у них хорошие отношения. Даже очень хорошие. Андрей из поселка на юге Тувы, возвращаться на родину не собирается, хочет где-нибудь в Красноярске пристроиться на железной дороге. Что еще? У него в Хабаровске есть родная тетка, но он с ней отношения почти не поддерживает. Больше я никого вспомнить не могу.
— В городе всего двое тувинцев:
