Несносная заложница - Ядвига Благосклонная

Прищуриваюсь и резко перехватываю её руку, которая уже почти схватила кусочек с разделочной доски.

— Попалась! — держа за руку, притворно грозно рычу. — Накажу, — притягиваю её к себе ближе. Ее грудь касается моей, а моя рука оборачивается вокруг талии. Медленно перемещаю ладонь на ягодицы и щипаю.

— Ах, ты… — ахает и шипит сквозь зубы.

— Ну и кто же я? — наклоняюсь ближе к её губам.

— Неплохой человек, — бормочет, а её дыхание сбивается, когда мои губы касаются её.

Мы утопаем в жарком поцелуе. Наши опухшие губы, кажется, уже болят, но нам все равно. Мы не можем насытиться друг другом. С тех пор как я пришёл из магазина и разбудил Павлову, мы только и делаем что целуемся.

Сковорода начинает подозрительно шипеть, но это слышится где-то далеко, а затем случается бах! Мы отрываемся друг от друга, потому что на нас брызгает раскаленное масло.

— Черт! Омлет! — спохватываюсь я, делаю огонь тише, подмигиваю Соне, чей взгляд захмелел, и принимаюсь дальше нарезать бекон.

Павлова же садится за стол, подпирает рукой подбородок и наслаждается зрелищем. То есть, мной.

— Когда ты уже будешь мне готовить?

— Я? — показывает недоуменно на себя пальцем, на что я киваю. — Кхм, — откашливается, — ну ты же знаешь, что у меня с готовой так себе…

— Да уж! Сложно забыть, как ты чуть хату не спалила, — ухмыляюсь, а Павлова супится.

— Я не специально! Просто оно само как-то вышло.… Да и вообще, я и готовить — это вещи несовместимые, — заявляет мне эта барышня.

Ну, уж нет, Павлова! Мы же в демократической стране живем. Стало быть, и права у всех равные и обязанности тоже равные, так что…

— Будем тогда совмещать, — непреклонно отрезаю.

А пока…

Я стою у плиты, нарезаю зелень, перекладываю в тарелки готовый омлет и ставлю перед Павловой, чьи глаза загораются при виде еды.

Вчера мы изрядно утомились. Собственно, поэтому сегодня я и баловал свою принцессу. Впрочем, зная Павлову с завтраками иначе быть не может, так же как с обедами и ужинами. Ну, это дело поправимое. Вот разберёмся с её папашей деспотом, а потом и на курсы отправлю. Будем мне такое стряпать, что все еще обзавидуются!

На моё заявление Соня лишь сконфуженно улыбается. Завтрак проходит в легкой беседе. Мы флиртуем, заигрываем, общаемся на разные темы.

— А потом мы убегали, потому что те гопники хотели нас убить, — заканчивает рассказ. — И все из-за Фроловой, — обреченно вздыхает.

Насколько я понял из её рассказов, Ульяна Фролова самая буйная её подруга, которая постоянно вытягивает девчонок в авантюры. Однажды Фролова с Павловой решили продать свои старые вещи. Пришли на ярмарку, поставили столик, а там к вечеру пьяные гопники с пивом потянулись. Начали права качать и требовать «дань» за «крышу». Те, безусловно, отказали. В несколько грубой форме. Со слов Соньки:"Ты че попутал, заморыш пучеглазый? Петляй отсюда!» — так сказала Фролова. Те, конечно, от такой наглости опешили и стали разбрасывать вещи. Фролова же, недолго думая, стала лупить хулиганов туфлями.

— И чем же все закончилось?

— Ляля, — серьёзно изрекает Павлова. — Ляля наш спаситель.

— Что ещё за Ляля? — сужаю щелки я.

— Боксер, — невозмутимо отвечает, пожимая плечами.

— И-и-и? — напряженно протягиваю.

Ревность бьёт меня хлыстом наотмашь. Кровь начинает бурлить. Мне не нравится любое упоминания мужчин из её уст. Мне не нравится, что кто-то занимает место в её памяти. Я хочу стереть их всех к чёртовой матери! До одного. Хочу, чтобы думала только обо мне. Вспоминала только меня. Я слетел с катушек, это факт.

- И ухажер Фроловой, — заканчивает.

Как от сердца отлегает. Могу поспорить, что я выгляжу неприлично довольным.

- Ну, тогда, конечно, он еще не был её ухажером, — кладет кусочек омлета в рот, аккуратно жуя. Законно ли это делать так сексуально? — Мы бежали. Нас заметила группа парней. Как оказалось, это были боксеры, которые шли с тренировки. Фролова с крокодильими слезами бросилась к ним, стала умолять о помощи. Те, конечно же, не могли бросить девушек в беде, поэтому накостыляли этим гопарям. Хотя, честно говоря, не удивлюсь, если от удара туфлей у одного из них шрам до сих пор остался. У Фроловой рука тяжёлая.

- Веселая у тебя подруга, — усмехаюсь.

Внезапно её лицо становится грустным. А я без понятия, как убрать эту тоску из её глаз.

- Скучаешь по ним?

- Безумно, — шепчет, вздыхая.

Сейчас в этой девчонке нет ничего от той стервы, которая напоила меня кофе с перцем, а затем влупила по яйцам. Сейчас она настоящая. Такая, какой бывает только с самыми близкими. И это невероятно ценно для меня.

Я несколько секунд раздумываю, прежде чем положить перед ней свой телефон и сказать:

- Позвони им, Соня. Думаю, они должны знать, что с тобой все в порядке.

Затем я иду в душ. Не то чтобы это было первой необходимостью, но ей нужно пространство. Уже у самой двери, Соня окликает меня.

— Демьян, — смотрит на меня, и я тону в ее бездонном омуте глаз, — спасибо тебе.

Соня

Смотрю на телефон перед собой.

Я пропала на неделю. Мы не те подружки, которые в обязательном порядке созваниваются каждый божий день. Мы не вместе двадцать четыре на семь, но такое долгое отсутствие должно было их встревожить. У каждой свои дела и заморочки. Конечно, мы взрослые люди со своими заботами и проблемами, но и пропасть на неделю чтобы ни слуху, ни духу — это крайняя редкость.

Взяв телефон в руки, понимаю, что я не помню номеров. К счастью, в современном мире — это ерунда.

Включаю интернет и захожу в социальные сети. Там у меня несколько сообщений с просьбами срочно перезвонить.

В общем чате вообще переполох. Читаю последние сообщения нескольких дней.

«А где Павлова? Что-то её не видно» — пишет Варька.

«Поработили походу. Павлова, если ты ещё жива, то дай нам знать!» — это от Ульяны.

Несколько таких саркастических замечаний, а затем идут сообщения следующего дня.

«Ко мне приходил Сонин папа. Спрашивал, не связывались ли со мной Соня. Девки, что-то происходит!» — это от Дуни.

«Набери меня!»

«И меня!»