Алая нить - Лариса Райт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
8
Расставание с мужем перестало казаться Катарине трагедией, стершей все яркие краски в жизни. Она сама не могла объяснить, как и когда это произошло, однако с удовольствием отмечала, что противная тяжесть в левой стороне груди наконец-то начала исчезать, голова забывала кружиться от вида куртки Антонио на склоне, а яркий комбинезон его Элизы не вызывал тошноты. Третий день Катарина просыпалась в приподнятом настроении и сообщала самой себе:
– В горах мое сердце, доныне я там…
Не обращая внимания на капризы детей и протесты матери, она отправила Аниту в детский сад, Фреда – в школу, а фрау Агнессу – в ее любимый сад, заверив каждого в том, что его святая обязанность – слушаться воспитателей, наполнять дневник высшими баллами и выращивать любимые рододендроны, не беспокоясь о несчастной судьбе брошенной дочери.
Катарина позволила себе отказаться от преисполненных жалости рыданий под аккомпанемент Далиды. Она, конечно, не сломала диск и не выкинула его из дома, но все же включала плеер, чтобы послушать гораздо более жизнеутверждающий хит.
– I will survive [118] , – подпевала она Глории Гейнор, кружа по комнате хохочущую Аниту, и чувствовала, как под тяжестью маленькой дочери, под довольным взглядом девятилетнего сына, под звуки мощного голоса темнокожей звезды становится сильной и защищенной.
У Аниты – новая няня, у Фреда – только что приобретенный макет самолета, у Катарины – отнимающая уйму времени и сил работа. Оставшиеся без внимания дети рвут мать на части, но она все же рискует и принимает очередное приглашение Патрика. А почему бы и нет? Если Антонио позволяет себе каждый день ужинать в обществе Элизы, она имеет полное право ответить тем же и разделить трапезу с другим мужчиной. В конце концов, это всего лишь совместное поедание каннелони со шпинатом или лазаньи, или карпаччо. Судьба забрала у нее любовь итальянца, но не сможет заставить Катарину отказаться от пристрастия к итальянской кухне.
– Прекрасно выглядишь, – говорит начальник службы спасения.
– Спасибо, – отвечает она, зная, что это вовсе не дежурный комплимент. У шкафа и зеркала Катарина провела времени не меньше, чем в тот день, когда намеревалась заманить мужа на его любимый гуляш с топинамбуром. – Ты тоже производишь впечатление.
И это чистая правда. Катарина не знает ни одной женщины, которую не сразил бы вид импозантного мужчины, одетого в дорогой костюм. Особенно если до этого она видела своего знакомого исключительно в дутых штанах, толстых шерстяных свитерах и поношенном форменном пуховике.
– Ты одна? – задает неожиданный вопрос перевоплотившийся в героя девичьих грез начальник службы спасения.
– А с кем я должна быть? – делано удивляется Катарина, с удовольствием отмечая в руках кавалера пакет из магазина игрушек.
– Да я вот тут подумал… – Патрик неуклюже протягивает ей кулек.
В шуршащем целлофане – две коробки. Женщина заглядывает внутрь и не может сдержать изумления:
– Что это?
– Скраббл. Ты разве никогда не играла раньше?
– Не помню. Может, в глубоком детстве. А это? – Катарина показывает на вторую упаковку.
– «Монополия»!
– О! Это мне знакомо: куплю дома, продам дома…
– Знаешь правила?
– За последние пятнадцать лет удалось немного разобраться, – усмехается Катарина. Если ваш муж – риелтор, то поневоле приходится барахтаться в мире недвижимости.
– У тебя она есть? – расстраивается добродушный викинг.
– Нет. Недавно сбежала.
Начальник службы спасения не пытается разгадать смысла загадочных фраз. Просто протягивает Катрине сверток:
– Держи. Отдашь детям.
– Детям?
– Ты думала, я тебе это принес?
– Нет, но… Спасибо.
Женщина забирает пакет. «Странный выбор. Если он хотел подкупить ребят, произвести на них впечатление, то достаточно было остановиться на одной из узкокостных длинноногих красоток Барби, сверкающих голубыми глазами, густыми волосами и шикарными нарядами, и приложить к этой бацилле женских комплексов какую-нибудь механическую игрушку из разряда годзилл, робокопов или кинг-конгов. Вряд ли мои среднестатистические мальчик и девочка, готовые задушить друг друга за игрушку, мирно усядутся рядышком на диван, выкладывая на поле квадраты с буквами или расставляя по названиям улиц крохотные домики. Фред целыми днями пропадает в компьютере или за столом, собирая макеты своих самолетов и кораблей и прерываясь лишь на еду, сон, уроки и шипение в сторону Аниты. А та, в свою очередь, сутками пропадает в ванной, намыливая и отбеливая и без того «очаровательных голливудских дамочек». Нет, иногда, конечно, они пытаются смотреть вместе мультфильмы, но долго это продолжаться не может. Серии про кота и мышонка или приключения утки приковывают к экрану внимание обоих на полчаса, а потом наступает время неизменной драки.
– Охотники за привидениями! – требует Фред, пиная сестру.
– Принцесса-лебедь! – настаивает Анита, награждая брата тумаками.
– Нет, охотники! – Новая затрещина.
– Нет, принцесса! – Упорно сквозь выступившие слезы.
Спор обычно прекращается, когда, измученная их ссорами, я выключаю телевизор, сообщая, что смотреть они не будут ничего, раз не могут договориться. Скорее всего, та же участь ждет и настольные игры. Они станут пылиться на стеллаже кладовой только потому, что я не желаю слышать бесконечных криков и выяснений, кто какой фишкой будет играть, кто и когда станет ходить, кто составит самое длинное слово и превратится в самого богатого «монополиста».
Здорово, конечно, что Патрик купил им все это. Мне приятно. Но лучше я сразу уберу славные игрушки подальше, не объявляя об их существовании. Иначе придется проститься с надеждой на тихие семейные вечера.
Я точно знаю, как это будет. Не успею перешагнуть порог, как с обеих сторон на меня обрушится истошный визг:
– Мама!
– Что это?
– Покажи!
– Это мне?
– Нет, мне!
– Не трогай!
– Отдай!
– Это мое!
– Нет, мое!
– Я открою!
– Я сама!
– Разорвешь!
– Сломаешь!
– Отстань!
– Отвяжись!
И дальше в том же духе. Зачем, спрашивается, мне все это надо? Гораздо приятнее возвращаться в тихую гавань, где нет причин для боевых действий. Аниту не интересуют макеты, Фреду нет никакого дела до нарядов белокурых принцесс. Каждый занят любимым делом, не пытаясь проникнуть на территорию другого. Дочь напевает колыбельную, заставляя няню раскладывать кукольную роту по диванным подушкам. Дверь в комнату сына плотно закрыта. А это означает, что меня ждет еще один вечер без криков, ругани и выяснения отношения – спокойный вечер, семейный…
Семейный? Семейный ли? Могу ли я называть так дом, обитатели которого даже ужинать вместе перестали? Фред поглощает пищу, не отходя от компьютера, Анита ест свою кашу до моего возвращения, а я просто перестала принимать пищу. Когда, вообще, в последний раз я проводила время с обоими детьми? Недели три назад мы ходили в торговый центр, позавчера подурачились минут десять на ковре под Глорию Гейнор, да и все. Разве так было всегда? Конечно, Антонио проводил больше времени с сыном. Они осваивали новые стрелялки, соревновались в скорости, гоняя на автотреке, и в точности, метая дротики. Я читала дочери сказки, пеленала армию малышей и малышек, готовила игрушечные супы и собирала из пазлов мордочки Микки-Маусов. Негласное разделение на пары по интересам не отменяло совместных походов в кино, прогулок в парке и веселых пикников. Ты по-прежнему забираешь обоих детей, Антонио, и проводишь с ними время. Ничего не случилось. Просто одного члена команды заменили на другого. Вместо Катарины с вами теперь Элиза, и это никак не влияет на программу воскресного дня: культпоход, аттракционы и кафе-мороженое. Ты остаешься великолепным отцом, а я, получается, была хорошей матерью лишь тогда, когда ты был со мной».– Ты со мной, Катарина? – Патрик испытующе смотрит на нее.
– Да, я… Извини. Все в порядке.
– Ты далеко, – сокрушенно качает головой мужчина.
Они сидят за столиком. Перед Катариной раскрыто меню, в котором женщина не прочитала ни буквы, над ней в вежливом немом ожидании застыл официант.
– Ты считаешь это неправильным, да? – пытается понять начальник службы спасения.
– Что именно?
– То, что сидишь здесь со мной вместо того, чтобы заниматься детьми.
«Надо же! Он умеет читать мысли!»
– Они все равно уже спят.
– Хочешь, возьми завтра выходной?
Катарина долго смотрит в глаза великодушного викинга, прикидывая, насколько бескорыстным является его предложение, воспользоваться возможностью или отказаться. Патрик дарит ей лишний свободный день, явно злоупотребляя служебным положением, и наверняка делает это не из добрых побуждений, а исключительно из-за красивых глаз Катарины. «Что ж, раз мои глаза настолько хороши, не буду препятствовать их воздействию».