Инспектор Золотой тайги - Владимир Митыпов

Турлай на миг опешил. Ничего подобного он, разумеется, не ожидал. Получалось, Купецкий Сын надул его самым свинским образом.

Те вооруженные рабочие, что оставались до этого в коридоре, как–то незаметно оказались в гостиной.

– Постой, постой…— медленно заговорил председатель Таежного Совета.— На Полуночно–Спорном? Кого ж это там?

– Полагаю, что убитые — дикая старательская артель. Китайцы.

– Больно уж темное дело, ох темное,— произнес Турлай, покачивая головой.

– А вы можете сегодня же съездить туда и убедиться в справедливости моих слов,— любезно предложил Жухлицкий.— Все десять лежат на месте — на нарах в одной из землянок.

– Да кто ж их видел, убитых–то? — Турлай как будто еще надеялся на что–то.

– Видели мои люди. Прикажете позвать их сюда? — небрежно осведомился Жухлицкий.

Помрачневший Турлай собрался что–то ответить, но в этот момент порывисто и шумно вошел еще один человек — чрезвычайно бойкий, небольшого росточка, широкоплечий, в коротком кожане, с револьвером на поясе и винтовкой за плечом. Это был вызванный Жухлицким из Баргузина комиссар горной милиции Епифан Савельич Кудрин. Он появился до удивления вовремя, и в этом факте Аркадий Борисович усмотрел знак того, что прежнее везение снова возвращается к нему.

– Мое почтение! — громко объявил Кудрин и с протянутой для рукопожатия ладонью прямиком направился к Жухлицкому.— Прибыл по поводу вашего заявления, Аркадий Борисович. Страшное, страшное дело! Не будем терять время, начнем! Где убийцы, где убитые?

Кудрин присел к столу и живо выудил из полевой сумки кипу бумаг.

Турлай пригладил усы и шагнул вперед.

– Гражданин комиссар! Как председатель здешнего Таежного Совета настаиваю на участии в расследовании.

– А, и вы здесь, гражданин Турлай! — удивился Кудрин, будто только сейчас увидев его.— Я подчиняюсь баргузинским органам, а там о вашем самозваном Совете не знают и знать не желают. Больше того — возможно, вас еще привлекут к ответу за самочинное создание органа власти!

Комиссар милиции, топорща усики, говорил задиристо и веско. Турлай побагровел.

– У вас в Баргузине верховодят меньшевики. Дай срок, Центросибирь и Верхнеудинск возьмут их за шкирку!..

Аркадия Борисовича никак не устраивало участие Турлая в расследовании, ибо в этом случае почти неизбежно всплыли бы пуды исчезнувшего золота и то, что убитые по тайному договору работали на него.

– Гражданин председатель! — Жухлицкий решил аккуратненько помочь Кудрину.— Это ведь сугубо внутрипартийные ваши дела — деление на меньшевиков, большевиков и так далее. Они не должны касаться процесса отправления правосудия.

Аркадий Борисович сделал верный ход, однако упустил из виду Зверева, за что и поплатился немедленно.

– Насколько я понимаю, вы — комиссар Кудрин? — самым благожелательным тоном заговорил Алексей.— Здравствуйте. Я — Зверев, окружной инженер Западно–Забайкальской горной области.

– Батюшки, вот не знал! — Кудрин, роняя бумаги, вскочил, всплеснул руками, поклонился.— Честь имею! Много о вас наслышан, но видеть не доводилось…

– Если не ошибаюсь, горная милиция в некотором роде подчиняется также и мне?

– Точно так, точно так…

– Тогда я порекомендовал бы не отказываться от предложения председателя Таежного Совета.

– Согласен, принимаю к исполнению ваше пожелание…

Аркадий Борисович смутился, но только на миг.

– Поскольку Полуночно–Спорный прииск принадлежит мне, позвольте в интересах дела предложить посильное содействие.

– Это уж само собой,— с готовностью отозвался Кудрин.

– Что ж тогда мешкать? — поднялся Жухлицкий.— Едем немедля на Полуночно–Спорный. Или сначала допросите убийц?

– Это всегда успеется,— авторитетно сказал Кудрин, собирая бумаги.— Едем на место преступления, посмотрим, изучим следы, и вообще…

Зверев не мог знать подоплеки преступления, а потому свое участие в расследовании не счел обязательным. Сейчас его интересовало одно — состояние отчетности и дел на работающих приисках.

Пока Аркадий Борисович громовым голосом вызывал кого–то и отдавал приказания готовить лошадей и собираться, а вооруженные старатели, явно обескураженные, мало–помалу покидали гостиную, Зверев отозвал в сторонку Дарью Перфильевну.

– Полагаю, Жухлицкий в ближайшие дни будет занят, поэтому я хотел бы посетить ваши прииски.

– Ой, да милости просим! — деланно обрадовалась Мухловникова.— И то сказать, что вам сейчас делать здесь? Кудрин, поди, на цельную неделю допросы да писанину разведет. Его ведь хлебом не корми — дай только людей постращать… Жухлицкий–то вон уж к покойникам своим ехать навострился. Знать, пора и нам в дорогу.

– Ризер тоже с вами? — полюбопытствовал Зверев.

– Нет. Отсюда мы с ним врозь… Однако, едем, что ль?

Когда Алексей, договорившись с Мухловниковой встретиться через полчаса, направлялся к себе на квартиру, его догнал Турлай.

– Похоже, вывернулся Аркаша, вывернулся…— пробурчал он, подумал и добавил:— А хотя, как оно еще повернется…

ГЛАВА 13

Купецкий Сын, обещая Василисе принести мучки и кое–чего еще, рассчитывал сделать это лишь завтра к обеду или даже к вечеру. Однако обстоятельства сложились так, что уже незадолго до рассвета другого дня он, крадучись, приближался к окраине Чирокана.

Не решаясь сразу расстаться с безопасным пологом тайги и выйти на открытое место, Васька долго мыкался под черной стеной леса, прислушивался, усиленно пялился в темноту, вздрагивал от случайного скрипа дерева, хруста сучка под своей же ногой или долетавшего издали вздорного лая пса, должно быть увидевшего во сне что–то не то.

Ночь была так себе: на небе — вперемежку чернота облаков и прогалы со звездами; неподалеку — бормотанье реки, нескончаемое и однообразное и оттого временами как бы пропадающее напрочь; в вершинной хвое — шепелявый посвист ветра.

Да, ночь выдалась самая обычная, однако Васька отчаянно трусил. Но трусь не трусь, а идти все равно надо, и Купецкий Сын, еле слышно поскуливая от страха, засеменил к смутно угадываемым избам Чирокана. Через каждые двадцать — тридцать саженей он замирал на месте, пугливо вертел головой, после чего делал следующую перебежку. За спиной у Васьки круглилась довольно большая ноша, придававшая его сутулой фигурке страховидную злодейскую горбатость. Однако Купецкий Сын меньше всего догадывался о том, что ненароком мог бы вогнать в дрожь какого–нибудь доброго человека, а напротив — вывернись сейчас кто навстречу, у Васьки, наверно, вмиг бы душа рассталась с телом. Но, слава богу, на его пути любителей шастать по ночам пока не попадалось.

Наконец Купецкий Сын добрался до первых заброшенных развалюх на краю поселка, и тут его навостренные уши уловили приближающийся откуда–то сзади топот множества копыт. Васька обмер, прикипел подошвами к земле, потом бестолково засуетился, словно бы норовя метнуться сразу во все стороны. Уже стали слышны звяканье уздечек, покашливанье и приглушенные голоса людей. Купецкий Сын на отнимающихся ногах кое–как уковылял с дороги и повалился в какие–то пропахшие псиной чертополохи под остатками разломанного забора. «Узнали… выследили…— звенело в голове.— Смерть, смерть пришла…»

Лошади шли быстрым шагом, устало пофыркивая. Едва различимые всадники, покачиваясь, проплывали по звездам, черные, безмолвные, непомерно большие. «Пронеси, пронеси…» — беззвучно молил Васька, но тут двое, чуть поотстав от прочих, придержали коней, начали прикуривать.

– Ох и дух же там был! Досель мерещится, будто бы руки воняют,— огонек спички осветил лицо говорившего, и Купецкий Сын со страхом узнал Митьку Баргузина.

– Десять мертвецов в одной землянке, да еще столько дней пролежать — тут будет дух,— весело пропищал второй, вгоняя бедного Ваську в еще больший трепет,— то был Рабанжи.

– Хорошо, шурф оказался глубокий, а то покопай–ка на десятерых–то могилу.— Митька сплюнул и тронул с места.— Откуль там такая прорва мух набралась?

– А кровищи видел сколько набежало? — Лошади перешли на рысь, и голос Рабанжи стал удаляться.— На запах крови мухота как на сахар прет…

– Хлопотное дело — десятерых–то сразу…

– Не говори…

Если бы Рабанжи с Митькой специально задались целью запугать Ваську до икоты, они не достигли бы большего. Такого ужаса Купецкий Сын не испытывал с тех давних пор, когда увидел в пламени костра поднимающегося покойника. Поминутно озираясь и прижимаясь к заборам, словно тать в нощи, он прокрался к хибарке Кушаковых. Постучал в переплет окна, подождал и, подгоняемый страхом, забарабанил кулаком.

– Василь Галактионыч…— отворяя дверь, очумело бормотал не совсем еще проснувшийся Кузьма.— Ох–ох, в этакую рань… Вот не ждали!..