Аэропорт - Артур Хейли

Мел вспыхнул. Шурин действительно поймал его. Он должен был сам подготовиться или хотя бы критически отнестись к данным страховой компании и перепечатать те из них, которыми намеревался пользоваться. Да, конечно, дел у него последние дни было больше обычного, но это не оправдание.

— Когда-нибудь ты ещё об этом пожалеешь, — сказал Вернон Димирест. — И если это произойдёт и я буду при сём присутствовать, я напомню тебе о сегодняшнем дне и нашем разговоре. А до тех пор постараюсь встречаться с тобой лишь при крайней необходимости.

И прежде чем Мел успел что-либо сказать, шурин его повернулся и пошёл прочь.

Вспомнив об этом сейчас, когда он стоял с Таней в центральном зале аэропорта, Мел — в который раз — подумал, правильно ли он тогда себя вёл и не лучше ли было не обострять отношений с Верноном. В глубине души он чувствовал, что нельзя так держаться. Он мог не соглашаться с зятем — Мел и сейчас не видел оснований менять свою точку зрения, — но можно было вести себя ровнее и не допускать бестактности: пусть этим занимается Вернон Димирест, а не он. Мел.

С того дня они ни разу не встречались, — собственно, Мел увидел Димиреста в аэропортовском кафе сегодня вечером впервые после того заседания. Мел никогда не был особенно близок со своей старшей сестрой Сарой, и они редко навещали друг друга. Однако рано или поздно Мелу и Вернону Димиресту придётся встретиться и либо уладить свои разногласия, либо, по крайней мере, прекратить распрю. И чем скорее это случится, тем лучше, подумал Мел, вспомнив о том, в каких резких выражениях была составлена докладная комиссии по борьбе с заносами, безусловно, инспирированная Верноном.

— Я бы не стала вспоминать об этой истории со страховками, — заметила Таня, — если бы знала, что это может увести вас так далеко от меня.

А ведь его мысли отвлеклись от Тани всего на секунду, но она сразу это уловила — как остро она чувствует всё, что связано с ним. Никто ещё не обладал такой способностью угадывать, о чём он думает. Как же они, значит, духовно близки друг другу.

Он чувствовал, что Таня наблюдает за ним — она смотрела на него мягко, понимающе, но под этой мягкостью таилась большая женская сила, таились чувства, которые, как подсказывал Мелу инстинкт, могли вспыхнуть ярким пламенем. И ему захотелось, чтобы их близость стала ещё полнее.

— Нет, это не увело меня далеко от вас, — сказал Мел. — Наоборот, только приблизило. И мне очень хочется, чтобы вы были со мной. — Их взгляды встретились, и он добавил: — Всегда и везде.

И Таня с присущей ей прямотою ответила:

— Я тоже этого хочу. — И слегка улыбнулась. — Давно хочу.

Он еле удержался, чтобы не предложить ей сейчас же бросить всё и уехать куда-нибудь, в спокойное, тихое место… скажем, к ней домой… и плевать на последствия! Но Мел знал, что не может он себе этого позволить, — и смирился. Пока не может.

— Давайте встретимся позже, — сказал он ей. — Сегодня. Не знаю ещё когда, но сегодня. Не уезжайте домой без меня. — Ему хотелось схватить её, сжать, притянуть к себе, почувствовать её тепло, но вокруг них бурлила толпа.

Она протянула руку, и пальцы её слегка коснулись его руки. Его словно пронизало электрическим током.

— Я буду ждать, — сказала Таня. — Я буду ждать столько, сколько вы захотите.

Через минуту она уже была далеко, и толпа пассажиров, теснившаяся у стоек «Транс-Америки», поглотила её.

6

Хотя Синди Бейкерсфелд очень решительно разговаривала с Мелом полчаса назад, она ещё совсем не была уверена, как поведёт себя дальше. Вот если бы подле неё был кто-то, с кем можно было бы посоветоваться! Стоит ей всё-таки ехать сегодня в аэропорт или не стоит?

Синди одиноко размышляла над этой непростой проблемой среди гула и гомона, царивших на коктейле, организованном фондом помощи детям Арчидоны. Как же ей всё-таки быть? До сих пор она почти весь вечер переходила от группы к группе, оживлённо болтая, здороваясь со знакомыми, знакомясь с теми, кто её интересовал, — и всё время её не покидала мысль, что она здесь сегодня без спутника. А сейчас и вовсе она стояла в задумчивости одна.

Синди размышляла: идти на ужин без Мела или какого-нибудь другого мужчины ей не хотелось. Значит, надо либо ехать домой, либо разыскать Мела и устроить ему сцену.

По телефону она заявила Мелу, что приедет в аэропорт и всё ему выложит. Но Синди понимала, что если она туда явится, объяснение будет нешуточным и может наступить разрыв, окончательный и необратимый. Здравый смысл подсказывал ей, что рано или поздно такой разговор между ними неминуем, — так чем скорее он будет позади, тем лучше. К тому же тогда решатся и некоторые побочные проблемы. Однако пятнадцать лет брака не отбросишь так же легко, как выбрасывают отслуживший своё дождевик из пластика. Каковы бы ни были их недостатки и причины разногласий — а Синди могла бы насчитать таковых немало, — когда два человека столько лет прожили вместе, их связывают узы, которые трудно порвать.

Даже и сейчас Синди верила, что её брак с Мелом можно спасти, если оба они как следует постараются. Вопрос в другом: хотят ли они этого? Синди была убеждена, что она этого хочет — при условии, конечно, что Мел пойдёт на уступки, однако до сих пор он не соглашался на её требования, и она сомневалась, чтобы он мог измениться, как ей бы того хотелось. Если же ни на какие уступки Мел не пойдёт, дальнейшая совместная жизнь немыслима. Последнее время уже и интимные отношения, когда-то восполнявшие многое, отошли в прошлое. Что-то и тут разладилось, хотя Синди не понимала почему. Мел по-прежнему возбуждал её — даже и сейчас, стоило подумать о нём, как в ней вспыхнуло желание. Но всякий раз, когда возникала возможность близости, духовная отчуждённость брала верх. В итоге — во всяком случае, у Синди — это вызывало раздражение, злость, а потом плоть начала заявлять о себе так громко, что ей просто необходим стал мужчина. Какой угодно. Любой.

Она одиноко стояла среди плюша и бархата салона при ресторане отеля «Лейк Мичиган», где проходил приём для представителей прессы. Вокруг неё говорили преимущественно о буране и о том, как трудно было всем сюда добраться. Но они-то приехали, подумала Синди, а вот Мел — нет. Время от времени где-то рядом раздавалось: «Арчидона», и Синди вспомнила, что она так и не выяснила, какой же Арчидоне она благодетельствует — эквадорской или испанской. («Чёрт бы тебя побрал, Мел Бейкерсфелд, подумаешь, какой выискался умник!..»)

Чья-то рука дотронулась до её локтя, и незнакомый голос любезно осведомился:

— Вы ничего не пьёте, миссис Бейкерсфелд? Могу я вам что-нибудь принести?

Синди обернулась. Перед ней стоял репортёр по имени Дерик Иден, которого она немного знала. Его комментарии часто появлялись в «Санди-таймс». Как большинство людей этой профессии, он держался легко и уверенно, с чуть рассеянным видом. Синди и раньше обращала на него внимание — как и он на неё.

— Спасибо, — сказала Синди. — Американского виски с водой, только воды поменьше. И называйте меня, пожалуйста, по имени. По-моему, вы знаете, как меня зовут.

— Конечно, Синди.

Глаза репортёра с откровенным, нескрываемым восхищением смотрели на неё. «Собственно, почему бы и нет?» — подумала Синди. Она знала, что сегодня хорошо выглядит, изящно одета и тщательно подмазана.

— Я мигом вернусь, — сказал ей Дерик Иден, — так что, пожалуйста, никуда не уходите, раз уж я вас нашёл. — И он стремительно направился к бару.

Дожидаясь его возвращения, Синди оглядывала переполненный зал. И вдруг поймала на себе взгляд немолодой дамы в шляпе с цветами. Синди тотчас просияла и улыбнулась приветливейшей из улыбок, — дама кивнула и отвела глаза. Это была журналистка светской хроники. Рядом с ней стоял фотограф, и они явно решали, кого снимать для разворота в завтрашних газетах. Вот дама в шляпе с цветами поманила к себе нескольких благотворительниц, и они столпились вокруг неё, любезно улыбаясь, стараясь держаться как можно непринуждённее, тогда как сами были рады-радешеньки, что выбор пал именно на них. Синди понимала, почему её обошли: одна — она ничего собой не представляла; а вот будь здесь Мел, сразу приобрела бы вес. Мел кое-что значил в жизни города. Но самое возмутительное, что Мелу на успехи в свете было глубоко наплевать.

В другом конце комнаты засверкали вспышки фотоаппарата; дама в шляпе усиленно строчила имена и фамилии. Синди готова была расплакаться. Ведь она участвовала почти во всех благотворительных начинаниях… трудилась, не жалея сил, заседала в скучнейших комиссиях, выполняла всю неблагодарную работу, от которой отказывались дамы, занимавшие в обществе более высокое положение, а теперь — пожалуйста, о ней и думать забыли…

(«Чёрт бы тебя побрал, Мел Бейкерсфелд! Чёрт бы побрал этот сволочной снег! Провались ты к чёртовой матери, поганый, разбивающий браки аэропорт!»)