Мечтай обо мне - Джози Литтон

— Я давно хочу спросить… — начала она очень медленно, словно вопрос давался с великим трудом, — потому что ты молчишь…

В тусклом свете раннего утра Вулф увидел, что она отвела взгляд, и понял, о чем речь. О том, что было для нее самым важным, о чем он давно уже должен был заговорить сам, что должен был сделать. Но он не сделал и даже не заговорил, трус.

— Нет, — сказал он, уложил Кимбру головой себе на плечо и держал так, не давая отодвинуться. — Я еще не послал Хоуку вестей о том, где его сестра.

Она помолчала, потом очень тихо спросила:

— Почему?

В самом деле, почему? Вулф никогда не проявлял нерешительности в бою, не колебался нанести удар. И как судья он был так же тверд и стремителен в решении чужой судьбы. Что мог он ответить Кимбре? Что все еще не до конца верит ей и что это важнее всего, потому что она оказалась более ценным даром, чем он когда-либо мечтал получить от жизни? Что он боится потерять ее?

Вулф был не только мужчина и муж, но и ярл, и предводитель. Он не имел права говорить о своих страхах.

— Я подумал, что торопиться не стоит. Дело не в жестокости, просто твой брат охотнее примет наш брак, если как следует поволнуется.

— Он уже наволновался на всю оставшуюся жизнь, — тихо произнесла Кимбра.

— Бедняга!

Вулф сказал это от души и удивился себе. Да он совсем спятил! Какое дело ему до родственных чувств англичанина, который спит и видит, как бы поскорее отправить его к праотцам? Вот, значит, как теряют рассудок!

Кимбра расслабилась, прильнула к плечу, овевая его теплым дыханием. Одного сочувственного слова по отношению к ее брату было достаточно, чтобы она успокоилась. Вулф вознес благодарственную молитву Фрейе, потому что только она могла внушить ему это слово. Так или иначе, Кимбра наконец уснула и дышала ровно, спокойно, словно ненадолго перешла душой в менее жестокий мир.

Вулф задремал и, хотя дремота так и не сменилась сном, открыл глаза навстречу новому дню, чувствуя себя наполненным энергией. Выбравшись из постели и убедившись, что не разбудил жену, он натянул штаны и, потягиваясь, вышел за порог жилища.

Вулф не мог припомнить, чтобы у него на душе было так легко. Что там Дракон болтал о кроткой, бессловесной женщине, готовой мыть ему ноги и пить эту воду? Куда уж лучше такая, чтобы искушала, мучила, приводила то в ярость, то в восторг. Настоящему мужчине нужна подруга под стать ему и в постели, и на жизненном пути.

Утренний воздух казался густым и плотным от тумана, он приятно холодил обнаженную грудь и оседал на колечках волос крохотными каплями.

Что еще говорил Дракон прошлым вечером? Что верность и повиновение — не одно и то же. Получалось, что брак — это союз, сродни тому, что заключают народы, чтобы вместе быть сильнее.

Вулф приостановился, пораженный этой мыслью. Он не так представлял себе даже самый удачный брак. Надо было все как следует обдумать, уяснить, зачем Кимбра вошла в его жизнь, такая сильная и гордая, прирожденная подруга викинга. Но чтобы это понять, нужно было оказаться рядом с ней и, быть может, снова заняться любовью.

Сделав такой вывод, Вулф повернул назад и уже взялся рукой за дверную ручку, как вдруг в тумане за воротами крепости, как приглушенный гром, раздался стук копыт. Послышалась перекличка часовых.

Вулф отдернул руку и расправил плечи, словно принимая на них груз ответственности за все, чем владел. Он так и направился навстречу неизвестному всаднику: полуголый и босой, окутанный невидимой, но ощутимой аурой власти.

Глава 13

Кимбра стояла под низко нависающей стрехой амбара и следила, как с соломы часто капают прозрачные капли. Дождь зарядил не на шутку. Он пошел неделю назад, сразу после отъезда Вулфа, и с той поры не прекращался. Кимбру пробрала дрожь, она пониже натянула капюшон плаща, прикрыла глаза и попыталась вызвать в памяти солнце и тепло. Ненастье было не просто досадной помехой, но и угрозой урожаю. Люди начинали всерьез тревожиться.

Появился Ульрих и, шлепая по лужам, направился к трапезной. Кимбра помахала ему, чтобы привлечь внимание, и вышла под струи воды. Старик приветствовал ее теплой улыбкой.

— Как кашель? — спросила она, глядя под ноги, чтобы не угодить в лужу.

— Лучше, спасибо. Твоя микстура творит чудеса.

Похвала порадовала Кимбру, но неловкость осталась. Дело было не в Ульрихе, а в ней самой: в последние дни она чувствовала себя неловко почти с каждым. Отчасти виной тому был непрестанный страх перед будущим, отчасти новое и непонятное чувство собственной беззащитности.

— Вам не стоит выходить в такую промозглую погоду, Ульрих.

Старик улыбнулся, но промолчал. Впрочем, Кимбра и так знала ответ. Жрец языческих богов, Ульрих каждый день отправлялся в святилище, чтобы принести скромную жертву и пасть на колени с просьбой о ниспослании хорошей погоды. Точно так же брат Джозеф делал все, что мог, чтобы умилостивить небеса, разве что в более уютном окружении — в домике, отданном ему под часовню. Служители двух разных вер, они прилагали сейчас усилия ради общей цели, и хотелось верить, что такое единство принесет свои плоды.

Монах оказался в трапезной, где отогревался у очага. Он тотчас вскочил и засуетился, усаживая Ульриха, помогая ему снять промокший плащ.

— Возьмите одеяло, я его только что согрел!

Старик завернулся в теплое и адресовал брату Джозефу усталую, но благодарную улыбку. От мокрой шерсти сразу поднялся пар и тяжелый, сырой запах. Кимбра сбросила свой плащ, но когда монах протянул одеяло и ей, отметила, что он немногим суше Ульриха.

— Не нужно, я почти не была под дождем. А вот вам не помешает согреться. Где вы так промокли?

— Я был в полях и в лесу, — застенчиво признался брат Джозеф и объяснил: — Лорд Вулф в своей безмерной доброте помог мне устроить часовню, но если поразмыслить, весь этот мир — храм Божий, а все сущее в нем — Его дар. Мне вдруг захотелось побыть поближе к Богу.

Подобный перл мудрости заслужил одобрительный взгляд Ульриха. Брита раздала всем троим кружки с горячим варевом, в котором Кимбра узнала отвар против простуды. Она предложила молодой ирландке посидеть с ними у очага, и та, поколебавшись, присела на край скамьи.

— Та же самая микстура, которую я пью, только в горячем виде, — заметил Ульрих. — Ты сделала ее сама, девушка?

Брита смущенно кивнула.

— Она очень способная, — сказала Кимбра и улыбнулась.

Но улыбка ее померкла, когда в сознание, как порыв холодного ветра, ворвалось короткое и болезненное чувство потери, уже знакомое ей по первому разговору с Бритой. Почти тотчас оно сменилось удовлетворением и законной гордостью, но на душе у Кимбры стало еще тревожнее. Прежде она носила защиту против чужих эмоций, как доспехи, пробить которые удавалось лишь в самом крайнем случае. Теперь это случалось все чаше и чаще.