Кровь охотника - Дмитрий Силлов

А сколько столетий выгрызали вампиры эту фабрику по производству своей страшной жратвы? Надо оно им было, ох как надо в свете их Маскарада! Иначе б люди давно заметили исчезновение большого количества соплеменников. И так народу пропадает каждый год немерено, все сводки милицейские в портретах сгинувших без вести. «Вышел из дома — и не вернулся». Но это единицы, а жрать-то кровопийцам поди каждый день надо…

Интересно, сколько таких подземных фабрик еще раскидано по миру? Небось в каждой стране имеется, и не одна, а десятки, судя по вампирьей активности. И у ликанов такие же… Ох, мама дорогая! Это ж получается, если даже на сто человек по одному нелюдю приходится, то под каждым крупным городом должны две таких фабрики быть? Или кровососы кровь у людей выкачивают, а мясо — ликанам? Судя по их взаимоотношениям, непохоже. Значит, всё-таки по две на большой город… А на маленький? Там же поди тоже кровососы живут, более мелкие сферы влияния развивая. Получается, весь земной шарик застроен. Сверху — фермами для размножения и роста пищи, а снизу — фабриками для ее переработки…

Нас вели по широкому мрачному коридору, в стены которого были вделаны железные двери, покрытые той же серой краской, что и ворота, через которые мы въехали сюда. Обстановка сильно напоминала средневековый каземат, виденный в каком-то старом фильме про инквизицию. Казалось, что из темноты коридора вот-вот выйдет сонм фигур в черных балахонах, скрывающих лица, с факелами в руках и мечами у бедра…

Грубый окрик прервал новую порцию моих размышлений об устройстве мира.

Гремя ключами, один из конвоиров отпер ближайшую дверь, и нас без церемоний загнали в комнату без намеков на скамьи и уж тем более лежанки. Сырые стены в потеках, грязный пол, окон нет, лишь плафон под потолком, разгоняющий темень настолько, чтобы тому, кто стоит за дверью, были видны в глазок наши силуэты. И вонь. Нестерпимая вонь протухшего мяса, шибанувшая в ноздри почище нашатыря.

Дверь с грохотом захлопнулась за спиной.

— А вот и свежее мясо! — прозвучал голос из полумрака.

Я различил шевеление в глубине комнаты и резко нажал ногтем среднего пальца себе на правую ладонь — легкая боль верный способ для быстрой адаптации глаз к недостатку освещения. Однако, похоже, немного переборщил, не учтя сильно повысившейся в последнее время твердости ногтей, с некоторых пор обладающих способностью превращаться в когти. Палец ощутил теплую каплю, выступившую из крошечной ранки.

И следом меня мгновенно прошиб холодный пот. Я явственно ощутил, как шевельнулся и моментально нагрелся браслет на моем правом запястье. Левый тоже подал признаки жизни, но менее явно.

Я замер, внимательно глядя на правый рукав. Нет, ничего… Браслет повибрировал немного — и успокоился. Наверно, разобрался, что это не магия крови, а просто кровь. Так, а почему правый активнее? Расстояние до места активности имеет значение?

— Ну чего замерли, мясо, проходите, — с издевкой проворчал голос. — Кто первым пойдет на завтрак, сами решите или мне подсобить?

Глаза уже привыкли к полумраку, и я различил огромного ликана, сидящего в углу рядом с кучей полуобглоданных человеческих костей. Судя по тому, сколько мяса оставалось на этих костях, оборотень не голодал и сильно привередничал при выборе самых лакомых кусочков.

Это был матерый оборотень в человечьем облике, но человеческого в нем почти ничего не осталось. Вытянутая вперед морда, которую уже трудно было назвать лицом, толстая шея, перехваченная ошейником, полузвериный-получеловеческий торс, отросшие крепкие ногти на мускулистых лапах, практически неотличимые от когтей. И волосы. Серые волосы по всему телу, которые смело можно назвать шерстью.

«Понятно, — подумал я. — Ликанский вариант Носферату. Оборотень, полностью перешедший на человечье мясо. Видать, при такой диете звериное вылезает наружу, и от человека остается совсем немного».

Только вот зачем на его шее ошейник, так похожий по форме на мои браслеты?

— Ну вот, как всегда, — прорычал ликан, лениво поднимаясь со своего места. — Придется самому выбирать.

Я еще не до конца понял, что делаю, но раздумывать было некогда.

От оборотня меня отделяло метров пять.

— Давай с меня начнем, — предложил я, выходя вперед и быстрым шагом направляясь к слегка опешившему от моих действий монстру. Видать, привык, что жертвы верещат и разбегаются по углам в тщетных попытках спастись. А тут завтрак сам нагло лезет в пасть, причем спокойный как удав.

Секундной растерянности оборотня мне хватило с лихвой для того, чтобы приблизиться, выбросить вперед окровавленную руку и пальцами обхватить ошейник, не касаясь его поверхности ладонью. И ощутить костями фаланг вибрацию, мгновенно распространившуюся от моей руки по поверхности обруча, опоясывающего вонючую волосатую шею.

Ликан замер на месте как и я за полминуты до этого.

— Чуешь чем пахнет? — осведомился я. — Чужая кровь — это не своя. Ошейник разбираться не будет. А мне только ладонь приложить.

Нос на морде ликана аккуратно дернулся, втягивая воздух.

— Слышь, — тихо прохрипел он, осторожно проталкивая воздух через голосовые связки. — Ты это… не балуй. Договоримся.

— На нас не облизываться, — предупредил я. — Вот и весь договор. Дожирай то, что есть. А то у меня еще пара сюрпризов для тебя найдется.

— Замётано, — согласился оборотень.

Я медленно отвел руку назад, готовясь в случае чего припечатать ладонь к все еще дрожащей поверхности ошейника. Но ликан дергаться не стал, лишь шумно выдохнул и плюхнулся на свое место, словно резиновый баллон, из которого выпустили воздух. Однако он тут же восполнил потери, шумно потянув носом, так что его ноздри стали похожи на двустволку.

— Не вампир, — констатировал он, обдумав результат вынюхивания. — И не из наших. И не хомо — это точно. Хомо так не пахнут, не борзеют, и на их кровь ошейники не реагируют — хоть утопись в ней по уши. Тогда… ну ни хрена себе! Охотник! Тебя все-таки словили?

— Типа того, — сказал я, присаживаясь на корточки, — прислоняться к стенам, пропитанным вонью, кровью и выделениями сотен жертв, нашедших смерть в этой камере, не было никакого желания. Чего нельзя было сказать о троих моих спутниках, забившихся в противоположный угол бетонного куба — подальше от чудовища.

— И браслеты на руки надели, — кивнул ликан. — Не на шею. Значит, ты им и без рук живым нужен. В отличие от меня.

— А тебя за что? — спросил я. Разоткровенничавшийся враг не превращается в друга. Он остается врагом, от которого можно получить нужную информацию.

— Меня за то, что не вампир, — огрызнулся ликан. — Второй год жду своего Суда Крови, то есть, считай, смерти. А сам пока на арене палачом подрабатываю. Скоро уже на такой диете совсем ничего человечьего не останется, в волчару наглухо перекинусь без вариантов. И будет выбор небогатый — на Суд Крови, в зоопарк или в цирк, на задних лапах под дудку плясать.

— Поясни, — попросил я, прерывая горестные подвывания расчувствовавшегося нелюдя. — Что за суд такой?

— Да не суд это, а развлекуха. Что для ликанов, если к нам вампир попадется, что для вампиров, если наш брат им чем-то не понравится. Выводят одного такого как я на арену, сняв ошейник, против осужденного в наручниках. Ну и заставляют драться. Палач, который без ошейника, понятно, сразу в трансформацию. А второму простой выбор. Или дерись в человечьем обличье, или применяй Магию Крови и воюй дальше без рук.

Если осужденный на такое решается, просто можно побегать от него минутку, пока он кровью не истечет.

— А если он култышку залижет? — спросил я, вспомнив, как меня вылечила Лада.

— Кто ж ему даст? — хмыкнул оборотень. — Начнет лизать — самое время подбежать и жилу на шее рвать.

— Ну, а шансы какие-то есть у осужденных? — поинтересовался я, прикинув, что в бою с Мангустом у меня всё-таки было оружие, а с Начальником Патруля мне просто крупно повезло.

— Ну хомо штук пять, а то и с десяток могут выгнать, — пожав плечами, сказал оборотень. — Например, можно одного хомо на противника кинуть, а у второго тем временем вену рвануть и крови хлебнуть. Это браслеты за Магию Крови не считают, а сил реально прибавляется. Еще оружие на арене есть. Железное. Если успеешь добежать, то можно попробовать отмахаться от палача мечом, копьем или еще какой хренью. Но это, сам понимаешь, нереально. Трансформированному палачу та железка как булавка.

— И булавку можно воткнуть в глаз, — сказал я задумчиво.

— И голову мечом оборотню срубить, — в тон мне продолжил ликан. — Как же, сказки в детстве слушали, знаем.

— М-да… — протянул я, не считая нужным обращать внимание на его ироничный тон и думая о своем. — И кого так судят?

— Да кого ни попадя. И своих провинившихся, бывает. Но больше мы их — или они нас. Равновесие равновесием, но не любим мы друг друга. Кстати, у нас на фермах то же самое, один в один.