Бабуля-суперопекун - Кейт Лонг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но ведь это рис, здесь написано, смотри! — Полл злобно сунула мне в лицо желтую коробку.
— Это рис для младенцев, а не для взрослых. Положи его обратно.
Она положила рис, уронив при этом пачку галет.
— Полюбуйся, что ты сделала! — сказала она.
— Боже. — Я схватила галеты и затолкала их обратно. — Может, мы пойдем дальше? Потому что я уже сыта по горло.
Полл повернулась ко мне, ханжески поджав губы:
— Ты сыта по горло?! Ты?! А ты попробуй представить себя слепой. Интересно, что бы ты запела!
Она повернулась ко мне спиной и вперевалку устремилась к кассе, но зацепилась о вращающийся стеллаж с открытками. Полл грохнулась на пол, а содержимое стеллажа разлетелось в разные стороны. Несколько покупателей бросились на помощь.
— Вы можете встать, милая? У вас не кружится голова? Вы не сильно ударились плечом? Совершенно неподходящее место для стеллажа! Вы можете подать жалобу в суд.
Я дала им возможность проявить сострадание к ближнему, а сама оперлась о полку с охлажденными десертами и поставила корзину, проволочные ручки которой впились в мои ладони. Глядя, как ее поднимают и ставят на тоненькие ножки, глядя на ее съехавший с головы платок, я удивлялась, какой беззащитной и трогательной она должна казаться стороннему наблюдателю. Из глубины магазина выплыл менеджер и предложил ей влажную салфетку.
Она гордым движением вытерла лоб и собралась отдать салфетки обратно.
— Нет, нет, оставьте их, — сказал он, вероятно, посчитав потерю в полтора фунта за упаковку салфеток менее убыточной, чем звонок в неотложку.
Когда она опускала салфетки в сумку, по ее ликующему взгляду я поняла, что с ней все в порядке.
— Кажется, я смогла бы идти, если бы выпила глоточек «Бейлиз», — с надеждой сказала она.
Только выйдя на улицу, она прекратила изображать умирающего лебедя и взялась за меня.
— Эти люди в магазине, они больше беспокоились о том, что со мной случилось, чем ты. Стояла, как недоделанная, когда твоя родная бабуля корчилась в мучениях на полу. Как так можно? И прекрати строить рожи. То, что я слепая, вовсе не означает, что я ничего не вижу.
— Как же меня все это задолбало!
Я крепко схватила хозяйственные сумки, и ликер стукнулся о банку с маринованным луком.
— Если ты разобьешь эту бутылку…
— Да оставь ты меня в покое!
— Не смей говорить со мной таким тоном, леди!
Она замахнулась на меня тростью.
— Кажется, ты не моя мать, чтобы так себя вести, — сказала я в ожидании грома и молнии.
Мы как раз проходили мимо церкви, где тротуар довольно узкий. Полл остановилась, как вкопанная, так что я налетела на нее.
— А-а-а-а! Твоя мать! — Она прислонилась к стене и уставилась на меня, тяжело дыша. — Нет, я не твоя мать и, черт возьми, прекрасно это знаю! Я пока еще в здравом уме. Я не убегала и не оставляла беспомощного младенца на произвол судьбы. Я не разрушала семью. Я не… — Пауза, во время которой она вытаскивала носовой платок из рукава. — Я никого не лишала сына, — вытирание глаз и носа, — нет, я не твоя мать, и, черт возьми, ты должна быть благодарна мне за это! Только Бог знает, что бы из тебя вышло, если бы твоим воспитанием занималась она.
За всю мою жизнь этот монолог исполнялся столько раз, что потерял почти весь свой пафос. Я слегка подтолкнула ее в спину, чтобы она возобновила движение, и потащилась впереди, мечтая поскорее добраться до дома. Мы все еще находились на оживленной Хай-стрит и, о боже, на другой стороне улицы стояла миссис Трелфолл и махала рукой. Слишком поздно было делать вид, что я ее не вижу.
— Мод выписали из больницы! — крикнула она Полл, перекрывая шум мчавшихся автомобилей. Полл стала вертеть головой, чтобы определить, источник звука. — Мод Эккерсли! Ей надо дождаться результатов анализов!
— Ты слышала? — буркнула я, полуобернувшись к ней.
Полл проигнорировала мои слова.
— Пожелай ей от меня скорого выздоровления! — заорала она в направлении миссис Трелфолл.
Затем с обеих сторон последовало множество кивков и взмахов руками, и, наконец, мы двинулись дальше.
Там, где пешеходная дорожка расширялась, я замедлила шаги, чтобы сравняться с ней. Некоторое время мы шли молча, и я попыталась сформулировать свои мысли.
— Послушай, ты сказала все эти слова насчет моей мамы…
— Ну да, сказала, потому что это правда.
— Но ты ведь всегда навязывала мне собственное мнение и не давала возможности решать самой!
— Что решать? Что тебе решать? Эта женщина убила твоего отца, черт подери!
Она снова вытащила носовой платок, остановилась и стала вытирать глаза. Мы уже почти поравнялись с газетным киоском Портера, и я подумала, что, если кто-нибудь сейчас выйдет на улицу, он попадет прямо в мелодраму. Я взяла ее за руку, пытаясь избежать неприятной встречи, но она раздраженно вырвалась.
— Я не собираюсь прекращать этот разговор, — сказала я спокойно, — какой бы слабой и несчастной ты ни притворялась. Все не так просто, — продолжала я, — до сих пор я принимала на веру твою версию событий. Никто, кроме тебя, не рассказывал мне эту историю, и я ей верила. Но недавно я размышляла над всем этим, и у меня возникло много вопросов. Например, если бы моя мама действительно была убийцей, настоящей убийцей, почему же полиция сразу не арестовала ее? Почему она сейчас не гниет где-нибудь в тюрьме? — Я внезапно вспомнила книгу, которую читала ребенком, где был именно такой сюжет, — ведь ее там нет, не так ли?
Полл прислонилась к стене киоска, ее слезы мгновенно высохли, и она вытерла губы рукавом.
— Не будь идиоткой. Конечно, нет.
— Так, может, она в бегах? Может, ей пришлось сменить фамилию, чтобы скрыться от властей?
— Скрыться? Вот правильное слово. Она просто симулировала сумасшествие, поэтому ее оставили в покое. Ее нужно было упрятать в сумасшедший дом или в тюрьму, все равно. Я бы лично вздернула ее на виселицу, жизнь за жизнь!
Я уставилась на платок Полл, на маленький подковообразный рисунок, шедший по кантику.
— Послушай, Полл. Посмотри на меня, это важно. — Она слегка подняла подбородок, так что я могла видеть ее слюнявый рот, но не глаза. — Помнится, ты говорила, что она сумасшедшая. Не просветишь меня, как ей
