Носитель Z-32 (СИ) - Жеребьёв Владислав

После пятого удара вырубился свет, и все вокруг вновь погрузилось в темноту. Слышалось только сиплое дыхание Зулуса, да какой-то шорох в перекрытиях.

— Дернешься, пристрелю. — Жизнерадостно пообещал Ваха вирусологу, — и пусть тебя не смущает что освещение нулевое. Мне отсюда все слышно, и не советую проверять, как я стреляю на звук.

Комната ответила молчанием.

— Тебя хоть как зовут-то?

Опять тишина. Пошарив по столу, Ваха наткнулся на что-то тяжелое и непонятное, по-видимому пресс-папье, перехватил его поудобней и швырнул в то место, где засел противник. Раздался протестующе-испуганный вой.

— Я тебе помолчу, когда старшие спрашивают.

— Не убивай!

— Говорить будешь, не убью. Пока. Имя, фамилия, личный номер.

— Булавин. — Хрюкнула темнота. — Булавин Эльдар Станиславович.

— Выходы отсюда еще есть, Эльдар, мать его, Станиславович?

— Только коридор. Там дальше развилка была, до спасательного отсека, но ее засыпало тоже.

— Ясно. Сколько народа в комплексе?

Опять тишина. Ваха завозился, ища очередную ненужную вещь. Вести допрос в темноте было не очень удобно, да и опасно. Зулус правда оказалось так размяк, что потерял всяческое желание хоть как-то защищаться. Да и шуршание сработало. Плотину буквально прорвало.

— Мы — исследовательская лаборатория, под эгидой ООН. Нас было сорок научных сотрудников, триста пятьдесят человек обслуживающего персонала, включая техников и сервисных работников. Две роты охраны, регулярно меняющихся по комплексу, и позже рота внешнего охранения. Теперь нас стало меньше. Кто умер, кто убежал, родственников искать, другие идейно не согласились работать. Остались конечно те, кому идти либо незачем, либо некуда. Их большинство.

— И кто эту махину поддерживает?

— Да никто почти. С трудом удавалось создавать видимость. Энергоблоки один за другим начали выходить из строя еще полгода назад. Большая часть комплекса законсервирована. Функционировало только две лаборатории на четвертом уровне, одна на третьем и жилой комплекс на втором. Первый вообще пустой. Инженеров толковых тоже нет. Главный инженер наш, Сулейманов, умер, сердце не выдержало. Остались только самоучки, да помощники. Кое-как справляются, точнее справлялись. На грани, на выдохе. Зам его сбежал, как все началось. Пришлось остановить все производство. Литиевые аккумуляторы, схемы…

— Продолжай.

— Что? Я же вроде все рассказ. Что еще надо?

— Все по порядку. Для начала про мои уникальные особенности.

— Ваши?

— Да. Ты же мне все уши прожужжал, пока твои халдеи от меня кусочки отщипывали.

— Ах, вы про это? Все просто. Вирус, в вашем случае, это что-то вроде приемника. Он удивительно быстро адаптируется к любому изменению, внедрению гена или кода, оставаясь при этом в совершенно латентном состоянии. Можно с ним всю жизнь прожить, и этого не узнать. Более того, его новая модификация в определённых условиях и работать не будет.

— Поясни.

— Ну вот, смотрите. — Зулус похоже встал на свою колею. Его голос окреп, в разговоре начали проскальзывать жесткие нотки. — Вирус в изначальном своем состоянии просто воздействует на организм, доводя его до полного истощения. Хрупкие сосуды, отсутствие иммунитета, а точнее полное его подавление…

Шел третий день вынужденного заточения. Ваха кое-как связал своего пленника, иногда подавая воду, но так чтобы не баловал. Блуждала мысль грохнуть мерзавца, но вот куда потом девать труп? Вонять же будет, а нет ничего хуже, чем разлагающаяся человечина. Разве что поджечь. Подстреленного мужика в черном похоронило под обломками, но даже оттуда доносился легкий смрад. Неужто-то себе такой, да по полной программе, сразу под носом организовывать.

Ваха трижды ходил к завалу, сначала прислушивался, пытаясь уловить хоть малейший шорох, признаки спасательной операции, но вокруг царила полная тишина. Дальше больше, активизировался Зулус. Отойдя от первого шока, он начал наглеть и строить планы на будущее, иногда это происходило достаточно бурно, так что путы на руках и ногах решено было усилить, а рот заткнуть куском его собственного халата. И как-то во время сна, случилось ожидаемое. Ваха уже вполне освоился в темноте. Стены давили, но жить было можно, да и продуктов хватило бы при разумном использовании недели на две. Ходить в туалет пришлось в коридор. Врагу же такого удобства Вахитов доставить быстро не мог, так что теперь в красивом дорогом кабинете пахло сортиром и рвотой. То еще сочетание.

Темнота теперь была неоднородной. В привычку вошло различать ее плотность и статичность. К примеру, темнота стола и стула рядом с ним, была тяжелой и непоколебимой, в то время как темнота Зулуса периодически колебалась, и где-то на уровне подсознания даже угадывались контуры человека. Правда это была или нет, сказать было сложно. Вполне возможно, что сознание пустилось в новую игру с полковником.

Глава 20

В этот раз Вахитов спал крепко. Убедившись, что путы на ногах и руках пленника прочны, он отполз в дальний угол и провалился в сон, а очнулся от того, что кто-то исходя слюной и смрадом, сдавливает его горло.

— Ах ты тля… — просипел Вахитов, силясь оторвать пальцы противника, но хватка научника оказалась такой, будто и не руки у него были, а мельничные жернова. Горло сдавливалось, остро не хватало кислорода, появился тремор в конечностях, подступала к горлу тошнота, давно уж ее не было. Ваха ударил вслепую раз, потом другой, третий. Под руку подвернулось что-то тяжелое, наверное, принес с собой Зулус пресс-папье, решив огреть по голове, да поддался соблазну.

Вскрик, и руки отпустили, но боевой азарт сродни безумию. Хватая ртом воздух и хрипя, Ваха навалился на научника и стал бить по нему изо всех сил. Удары сыпались градом, это уже была не защита. Полковник в тот момент выплескивал всю ярость, все свое нежелание покидать этот мир. Всю ненависть к происходящему. Какое-то время Булавин еще сопротивлялся, но потом затих.

Полковник продолжал свою экзекуцию долго, пока в конец не обессилил. Потом тяжело отвалился от мертвеца и отключился.

Пахло мертвечиной, ну и конечно же фекалиями. Перед смертью Зулус успел опорожнить кишечник прямо в замаранные костюмные брюки. Ваха первым делом оттащил его тело прочь, подальше к завалу, но даже оттуда тянуло так, что хоть вой. В этой могиле было сыро и влажно, начал где-то течь кран или пробило трубу. Каждый день он ползал к завалу и разбирал его, перетаскивая куски бетона, заваливая труп противника, стараясь похоронить его, пусть даже и совершенно невидимого в темноте. Этот физический труд приносил хоть какое-то облегчение. Сначала куски бетона доставались сравнительно легко. Некоторые выходили целиком, другие осыпались бетонной крошкой, но чем дальше пробирался Вахитов, теперь не стесненный противником за спиной, тем сложнее становилась работа. Постепенно Ваха разобрал завал настолько, что стала различима рухнувшая плита, а с ней пришла и первая надежда. Обвал оказался стихийным, не выдержала конструкция после взрыва, а с ней проход засыпало массой мусора и мелких осколков. Мешала опасно торчащая арматура. В темноте с легкостью можно было на нее напороться, насадив себя животом, или лишиться глаза. Раскопки застопорились на какой-то момент, а потом в голову пришла отличная идя. Надо было взорвать все это, к чертовой бабушке, а уж потом будь что будет. Могли последовать дальнейшие обвалы, но рухнувшая плита засела крепко, так что лучше всего было рвать строительный мусор где-то сверху. Выбьет пару камней, а там посмотрим. Хуже уже точно не будет. Вот только чем рвать? Главное как?

Нашарив в сумке ту самую гранату, которую получилось взять у спящего охранника, Ваха добрался до завала и пристроил ее так, что она оказалась в раскопе. Несколько прутьев арматуры, вырванных из бетона в момент обрушения, он сложил на ней так, чтобы получилась мелкая решетка, не забыв предварительно привязать к чеке длинную веревку, собранную из шнурков, и полосок одежды, своих и мертвеца. Нужно было навалить камней, плотно придавив гранату, чтобы при рывке чеки, она сработала, а не вылетела с усилием наружу.