Ах, война, что ты сделала... - Геннадий Синельников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«В чем дело? — мысленно задавал сам себе вопрос. — Неужели в предчувствии гибели?»
Потом вышел из палатки. Постоял. Опять вернулся. Стал просматривать в прикроватной тумбочке вещи. Нет, не то. Заглянул под подушку, где лежал пистолет. Повертел его в руках. Я очень редко брал его в рейды, считая, что автомат в бою надежнее, а пистолет это так, лишняя обуза. Кобура от него на поясном ремне занимала много места, да и в бою он не практичен, только что самому застрелиться в безвыходной ситуации. Засунул пистолет под подушку и вышел из палатки, но, странное дело, ноги словно сами развернули меня и привели на прежнее место. Рука вновь потянулась под подушку. Повинуясь внутреннему приказу, прицепил один конец пистолетного ремешка за ремень портупеи, второй — за рукоятку пистолета и засунул его под куртку хэбэ. И сразу почувствовал какое-то облегчение.
Получили задачу: в пешем порядке прочесать кишлак, вывести из него всех мужчин и провести фильтрацию. Разбившись на группы по несколько человек, пошли по дворам. Шли на зрительной связи, стараясь не терять друг друга из виду. Дома в кишлаках стояли обособленно, на больших расстояниях, без соблюдения какой-либо архитектурной планировки, к каждому дому примыкали огромные сады и виноградники. Через несколько минут мы уже не видели идущую рядом группу. Связь поддерживали по рации. Шли по узким улочкам, настороженно ведя наблюдение по сторонам. Подходя к воротам или калитке дома, громко стучали. Обычно нас встречали старики. Через переводчика здоровались, говорили о цели своего визита и просили разрешения осмотреть дом и двор. Часто осмотр проходил формально, как-то неприятно, когда на тебя глядят дети, незнакомые люди, чаще всего с плохо скрываемой ненавистью и презрением. На женскую половину не заходили.
Многие афганцы, зная о начавшейся облаве, поджидали нас уже у ворот. И только они открывались, как двор оглашался дружным женским и детским плачем. Так они выражали свой протест по поводу обысков. Стоило сделать шаг вперед, как плач, словно по команде, усиливался.
Покинули один двор, другой, не желая обижать хозяев. Потом переводчик сказал:
— Что-то здесь не то! Как-то все наигранно, неестественно. Уж слишком дружно и организованно плачут.
В следующем дворе, где нас опять встретили дружным плачем, не обращая внимания ни на кого, пошли осматривать комнаты. Заметили, что в женской комнате на двери заколыхались занавески. Вошли. В комнате на полу сидела женщина в парандже. Солдат-туркмен что-то спросил у нее. Она не ответила, тогда он подошел к ней и сорвал с ее головы паранджу. На нас испуганно глядел мужчина лет 30, крепкого телосложения.
— Вот так ханум!
Перевернули в комнате все вверх дном. Под матрасом лежал заряженный пистолет.
— Ну, что, душара, не ожидал? А ну, вставай!
Как оказалось потом, это был главарь банды. Пока его вели к воротам, сидящие во дворе жены хозяина огласили окрестность громким дружным плачем. Теперь они плакали натурально.
Когда мы привели свою группу пленных в район сбора, фильтрация на поляне уже закончилась. Старики и дети сидели на земле. Душманов увезли в Кандагар. Быстро провели опознание тех, кого мы привели с собою. Среди них оказались 8 душманов. С ними побеседовали офицеры из ГРУ.
— Командир, — подойдя ко мне, сказал их старший, — с этими даже и разговаривать не нужно. — И он указал на сидящих в стороне привезенных нами мужчин. — Их нужно срочно «отправить в Кабул». Афганцам доверять нельзя — отпустят, а этого нельзя им позволить. Сделайте нужное дело сами. Хорошо?
Начальник штаба батальона капитан Николай Дейкин подал команду на движение. Душманы залезли в один БТР, сверху сели солдаты и офицер. На двух «коробочках» мы повезли пленных на расстрел.
— Поедем туда, — предложил он, показав на остроконечную гору, перед которой был большой участок ровной местности.
Так и сделали. Спрыгнув на землю, я крикнул командиру взвода, чтобы проследил за выгрузкой бандитов, а сам, решив справить маленькую нужду, отошел в сторону. Через несколько секунд, интуитивно почувствовав опасность, обернулся. В нескольких шагах от меня был душман, он приближался ко мне. Сорвав автомат с плеча и направив его на идущего, крикнул: «Дришь!» («Стой!»).
Подчиняясь команде, он нехотя повернул назад. Справа, в десяти шагах от меня, стоял начальник штаба, еще дальше — командир взвода, солдаты, которые расходились, окружая пленных. Отвернувшись, хотел продолжить свое дело, а когда обернулся, холодок пробежал по всему телу…
Уже потом мы проанализировали случившуюся ситуацию, а тогда действовали автоматически, согласно обстановке и имеющемуся боевому опыту. Счет шел на секунды. Духи, очевидно, поняли, куда мы их повезли и что их ожидает, и, наверное, обговорили план своих дальнейших действий. Получилось так, что с нами, чисто из любопытства, поехали солдаты из минометной батареи. Проявив беспечность, они даже не взяли свое оружие. Водители, у которых было оружие, остались в БТРах. С автоматами оказались лишь я и начальник штаба. Попытка душмана подойти ко мне и разоружить меня не удалась. Начальник штаба, после того как я отошел в сторону, тоже решил справить нужду. Никуда не отходя, он просто отвернулся в сторону, забыв об опасной близости врагов. Автомат у Николая висел на правом плече стволом вниз. И когда он начал делать свое дело, бандит набросился на него сзади, сбил с ног и подмял под себя. Капитан, падая на землю, крепко прижал к себе автомат локтем. Ослабь он на секунду хватку, напавший вырвал бы у него оружие, и тогда всем бы нам была смерть. Боровшиеся поочередно оказывались то внизу, то наверху. События развивались так стремительно, что мы даже растерялись. И вот противник оказался сверху. Он лежал на начальнике штаба, двумя руками вцепившись ему в горло, поднимая и ударяя его голову затылком о землю. В мозгу сработал сигнал, что применять автомат в данной ситуации нельзя, и я инстинктивно выхватил пистолет и не раздумывая разрядил почти всю обойму в спину духа. Потом меня словно током ударило: «Наверное, и Николая вместе с ним пристрелил!»
Бандит, обмякнув, словно куль, свалился с Дейкина. Начальник штаба стал медленно подниматься с земли. Сразу вспомнили о других пленных. А они, отбежав на некоторое расстояние и поняв, что до укрытия им не добежать, повернули в нашу сторону. Только один, взятый нами главарь, бежал к горам, в надежде успеть спастись. Ближайший до нас бандит с камнем в руке был уже метрах в десяти, остальные немного дальше.
Короткая очередь из автомата почти в упор. И бегущий, по инерции пробежав еще несколько шагов, кувыркаясь, распластался на земле. Вскинул оружие Николай. Потом я увидел, как начальник штаба поднял ствол в сторону убегающего главаря.
— Оставь его мне!
Подняв автомат вытянутой вперед правой рукой и даже не целясь, я нажал на спусковой крючок. Убегающий, взмахнув руками, упал. Подойдя к нему, увидел, что он сидит в какой-то ямке, упершись локтями в землю.
Командир взвода минометной батареи, подгоняемый праздным любопытством, поехал с нами, тоже не взяв автомата, и сейчас чертыхался и ругал себя, что оказался в таком глупом положении. Только вчера мы сдали на склады 7,62-мм автоматы и получили 5,45-мм, стреляющие пулей со смещенным центром тяжести.
— Ну, что, Александр, проверим новое оружие в ближнем бою? — предложил я ему и дал длинную очередь из автомата по ноге раненого. В долю секунды нога дернулась, будто по ней прошел мощный электрический заряд. Перебитые кости, разорвав кожу, выперлись наружу. А на белых, забрызганных кровью шароварах я увидел вырванное пулей синюшного цвета мужское яичко. Представив себя на месте духа, я понимал, как это должно было быть больно. Но раненый молчал, наверное, находился в болевом шоке и уже не в состоянии был говорить, кричать, просить. Я снова выпустил очередь. Пули, пройдя сквозь металлический браслет часов, оторвали кисть руки. Со звякающим звуком часы упали на землю. Сменив магазин с патронами, дал очередь в грудь с переносом в голову. Издав дикий утробный звук, душман дернулся и замолчал. Пули разворотили его череп.
Казалось, что кровавое месиво его головы еще дышало. Тонкой струйкой пульсировала на землю кровь. Отодвинул в сторону носком сапога остатки головы, отлепил от голенища сапога рыхлые, словно студень, мозги. Кровавая картина не ужасала. Такое мы уже видели, и не раз. Спокойствие придавало осознание того, что секунды отделяли нас от гибели и расправы озверевшими душманами, что мы вышли победителями и остались живы. Не окажись со мною пистолета и промедли я секунду-другую, результат был бы совсем противоположным.
Только взводный стоял белее мела, потом отбежал в сторону и начал громко блевать.
— Ну, как тебя развезло, — подколол его начальник штаба. — Не видел, что ли, ничего подобного? Конечно, стрелять во врага на расстоянии из минометов — это одно, а вот так — это совсем другое. Ты ходи с нами чаше в цепи, и не то еще увидишь. — Потом достал из-за пазухи бушлата трофейный будильник, послушал его.