Капитан - СкальдЪ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И все же вы не можете гарантировать, что отдельные снаряды не попадали по гражданским домам и не убивали мирных граждан, — с важным видом заявил некто Генри Кларксон, представляющий всемирно известную «Таймс».
— Верно, не могу, но в условиях войны ни одна из воюющих стран не может дать подобных гарантий, — Храбров посмотрел на лощеного и самоуверенного англичанина, как на идиота. Хотя, это был не идиот, а скорее провокатор. — Вы знаете, мистер Кларксон, будучи на Англо-Бурской войне в качестве наблюдателя, я неоднократно видел картины, как ваши соотечественники взрывали деревни буров, травили их колодцы и сгоняли чуть ли не в резервации. Почему-то в те дни «Таймс» подобные вопросы не сильно беспокоили.
Англичанин несколько стушевался, а прочие репортеры ясно поняли, что Храбров оправдываться не собирается, после чего общение продолжилось в более конструктивном русле.
Тем же днем с крейсеров потянулись баркасы с захваченными трофеями, которые передали в призовые суды. Добычи было много, и все причастные радостно прикидывали, когда и сколько они получат виде честного процента. Одновременно на берег высадили пленных японцев. На следующий день подали поезд, для доставки в специальный лагерь под Иркутском, где им надлежало находиться до конца войны.
Во время проводов пленных собралась огромная толпа, многие удивлялись, откуда во Владивостоке вообще нашлось столько жителей. Японцев провожали в высшей степени приветливо, снабжая, у кого не было, шляпами, сапогами и теплыми вещами. Никто не злословил, наоборот, многие сочувствовали. Захваченному майору Такано позволили произнести короткую речь, в которой он благодарил русских за гостеприимство и тёплый прием. Когда на перрон подали состав, сострадание публики проявилось сверх всякой меры — в вагоны к японцам совали бутылки с вином, жареных цыплят, шпроты, колбасу, шоколад, папиросы и даже деньги.
Пехота, матросы из выставленного караула и офицеры смотрели на подобное с отчетливым неодобрением. Одно дело — вежливое обращение с пленными, и совсем другое — воспринимать их в качестве заслуживающих всеобщей любви героев. Их, родных моряков, ругали за жестокость в Гензане, а сами делали черти что.
— А нашим-то как в плену живется? — рассуждали матросики. — Здесь япошат чуть ли не целуют, а братки наши небось на одной воде и рисе сидят.
Наконец состав с пленными японцами укатил в Иркутск, в городе вновь наступили спокойные дни. Храбров занимался делами отряда, следил за устранением различных неполадок и готовился к новому выходу. А еще он подготавливал встречу подлодок, которые должны были прибыть в город со дня на день. Вопросы их размещения, режим секретности и грамотное использование в будущем значили многое в продолжающейся войне.
Деятельность Владивостокского филиала Особого отдела медленно набирала ход. Руками жандармерии совершили первые аресты. Со знаменитым Ван Сю побеседовал Колчак, после чего китаец согласился на сотрудничество. В плане полезности он оказался настоящим кладезем всевозможных слухов, новостей и различных веяний. Вдобавок из Восточного института выделили двух студентов-лингвистов.
Наконец и Император прислал поздравительную телеграмму. Благодаря настойчивости Макарова, Храброву, Стемману и двум старшим офицерам обоих крейсеров вручили ордена. Естественно, контр-адмирала Храброву не дали. Для подобного следовало вновь перешагивать через Морской ценз, а следовательно, требовалось как минимум одержать победу в крупном сражении. Простой рейд, пусть и невероятно успешный, помочь тут не мог.
До окончания войны было еще далеко, но многие моменты постепенно налаживались, пусть и весьма неторопливо. Особую активность проявлял генерал-майор Воронец, который ударными темпами продолжал наращивать обороноспособность города, гавани и острова Русский. Теперь по внешнему виду Владивостока становилось видно, что страна воюет, а не занимается непонятно чем.
* * *
Хиконодзё Камимура в последний раз прошелся по своей адмиральской каюте на «Идзумо». Здесь все было устроено согласно его вкусам и привычкам: деревянная мебель, перегородки, занавески на иллюминаторах, напольные циновки, картина с одиноким журавлем на стене, самурайские мечи на подставках и объёмный аквариум с рыбками.
Взяв горсть корма, адмирал принялся неторопливо кормить своих любимец — трех мятных ангелов, двух золотых басслетов, клариона и робкого, постоянно прячущегося, австралийского окуня.
Камимура вспоминал свою жизнь, с самого первого, отложившегося в памяти момента и до нынешнего дня. Больше ему ничего не оставалось. С эскадры его сняли, он сдал все дела и документы, а Император позволил провести ритуал харакири.
Иного адмиралу и не оставалось. Ниппону за последнею неделю нанесли страшный удар. Сгоревший Гензан и сопутствующие материальные потери не поддавались исчисление в иенах, но болезненней всего оказались потери в сфере боевого духа и авторитета страны. Теперь всему миру стало ясно, что Япония не настолько грозная сила, как пытается себя преподнести, а ее якобы непобедимый флот — дутая химера. Да и безопасность морских границ оказалось настолько хрупкой, что даже один вражеских каперанг, действующий бесстрашно и решительно, смог ее пошатнуть.
Теперь Ниппону следовало бороться за свое будущее и восстанавливать авторитет флота. Но этим займутся новые люди. В частности, только что получивший контр-адмирала Ясиро Рокуро с «Асамы». После боя у Чемульпо тот поклялся отомстить русскому капитану Храброву. Что ж, пусть мстит, если сможет! Теперь в его распоряжении целая эскадра.
Камимуре было горько уходить вот так, на волне всеобщего презрения и ненависти. Его особняк в Токио разнесли в щепки, разъярённая толпа сжигала фотографии адмирала, а газеты писали, что если у него еще осталась честь, то он обязан совершить самоубийство.
Во многом он и сам был виноват, раз не смог отстоять собственного мнения. Он не хотел уводить эскадру далеко от Гензана, подозревая, что русские готовят какую-то хитрость. Но донесения шпионов выглядели однозначными, и адмирал Того приказал ему идти в пролив Лаперуза, обнаружить неприятеля и навязать тому бой. Так он и поступил, в результате оказавшись в дураках.
На эту неудачу наложился провал с операцией во Владивостоке, полнейшее отсутствие хоть каких-то значимых успехов за последние два месяца, да и прошлые проступки ему припомнили. А у кого их нет? Кто без греха?
Камимуру сделали крайним, Того сумел вывернуться, перекинув на него всю вину. Пусть так, Небеса их когда-нибудь рассудят.
Все уже было подготовлено. Все письма написаны, все прощальные слова сказаны. Неторопливо, с достоинством, Хиконодзё Камимура облачился в белое кимоно, сел на колени в позу сейдза на плетеном татами и несколько раз глубоко вздохнул, успокаивая разум.
Император был милостив, даровав такую честь, красивая смерть сама по себе награда для воина.
Старый верный слуга принес деревянный столик с ножом и чашкой саке. Камимура выпил ее в четыре глотка, ибо число четыре символизировало смерть. Он не стал писать прощальный стих, а просто сбросил верхнюю часть кимоно и заправил рукава под ноги. Взяв в руки нож кодзука, он слегка наклонился вперед и плавно выдохнув, резко ударил себя в левую часть живота. Острая боль едва не заставила его закричать, но он сдержался и в последнем усилии потянул нож к груди, совершая восходящий дугообразный порез, после чего повалился на бок, дернулся и затих.
* * *
Степан Осипович Макаров неторопливо прошелся по просторному адмиральскому салону «Цесаревича» от иллюминаторов к двери. Кроме него, здесь присутствовал лишь начальник Штаба, контр-адмирал Лощинский.
— Похоже, в войне наступил окончательный перелом. Бой в Желтом море на шестьдесят процентов сложился в нашу пользу, а рейд Храброва вокруг Японии и акция в Гензане окончательно закрепили успех, — по давней привычке Макаров рассуждал вслух, ожидая продуманных возражений. — Твердо полагаю, что сейчас у нас с японцами паритет, нам удалось добиться примерного равенства на море. Теперь все зависит от наших дальнейших ходов. А вы что думаете, Михаил Федорович?
— Пожалуй, я соглашусь с вашей оценкой, хотя вы любите, чтобы с вами не соглашались, а аргументированно спорили, — Лощинский постучал карандашом по разложенным на столе картам. — Храбров знатно расшевелил это осиновое гнездо. Японцы забегали, как ошпаренные, англичане засыпали нотами протеста Витте, а американцы грозятся ухудшением отношений. Следовательно, мы на верном пути.
— А успех надо развивать. Инициатива — ключ к победе.
— Прямо сейчас мы ограничены в ресурсах.
