Капитан - СкальдЪ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем временем, в городе под большим секретом передавалась служебная информация о том, куда и зачем идет отряд. Везде фигурировали пролив Лаперуза и восточное побережье, про Корею никто и ничего не говорил. Как бы Храбров не относился к части капитанов, их профессиональным и личным способностям, подобное молчание свидетельствовало о том, что хранить секреты они умели. Прямо сейчас большего и не требовалось.
Колчак и Дитц занимались тем, что с помощью наблюдателей пытались выявить различные подозрительные элементы. В силу дефицита времени особых успехов от них ждать не приходились, но телеграф и телефон они взяли под контроль уже на второй день. На данном поприще наметились первые разногласия как со своим адмиралом Гауптом, так и с генерал-майором Колюбакиным. Различные доброхоты и крикуны уже успели пожаловаться на «драконовские» методы, которые ущемляют честь и свободы порядочных поданных Российской Империи. Если бы Храбров заранее не провентилировал данный вопрос, все могло бы приобрести более неприятный вид и привести к конфликту. А так он еще раз посетил Гаупта и Колюбакина, более подробно рассказав им о том, каких именно масштабов достигает шпионская активность японцев. Причем достигает под боком, на самом виду, а никто и ничего не делает.
Пока отряд готовился, выходившие на разведку миноносцы принесли известие, что в море были замечены два новых японских крейсера. Один удалось опознать как «Асаму», второй же остался неузнанным. Все это свидетельствовало о том, что самураи осознали исходящую от «Наследника» опасность и передали Камимуре дополнительные вымпелы. Данные меры работали против Владивостокского отряда, у противника вновь появился перевес в водоизмещении и орудиях, но зато теперь Макарову в Порт-Артуре стало малость посвободнее. Храбров не сомневался, что Степан Осипович сумеет этим воспользоваться, тем более, соответствующая шифровка в его Штаб ушла.
С сухопутного фронта новостей пока не поступало. На реке Ялу стоял Восточный отряд Манчжурской армии под командованием генерала Засулича. По отзывам, человеком тот был неуступчивым, смелым, и так просто с Ялы его не сковырнуть, но над ним находился Куропаткин, а с таким командующим и врагов не нужно. Так что японцы наращивали силы, а Засулич готовился их отразить.
Благодаря тому, что в новой истории Макаров выжил и флот действовал более активно, ход войны начал меняться даже на суше. Поначалу эти изменения не казались столь заметны, но постепенно их число все увеличивалось и увеличивалось. Уже сейчас было видно, что японцы отстают от того графика развития события, который Храбров помнил по прошлой жизни и который записал в своей конторской книге.
И все же он понимал, что ему желательно каким-то образом если и не встретиться с Императором, то хотя бы донести до него определенного рода информацию. Настало время вновь обратиться к «чудесным видениям» о том, что Куропаткина надо снимать, иначе страну ждет крах. В любом случае следовало менять ситуацию, а то Куропаткин вновь умудрится в одиночку проиграть войну, несмотря на успехи флота.
Броненосцы в Порт-Артуре продолжали ремонтироваться, а так как дело продвигалось не быстро, то и говорить о нем не приходилось. Так что особых новостей больше не было. Поэтому во Владивостоке поводом для всяческих пересуд и обсуждений на время стали три темы. Первая заключалась в том, что в январе во Владивостоке сгорел городской театр, а общий ущерб оценили в сто тысяч рублей. Объявили сбор средств на новый, так как в условиях войны культурный город никак не мог без подобного обойтись. Вторая тема касалась самого Храброва и того, как он себя покажет в новом качестве, что от него ждать, к чему готовиться и долго ли он продержится на месте, а то прецеденты в лице Рейценштейна и Иссена ясно показывали, что командующие здесь надолго не задерживались. Третья тема так же была невероятна важна и занимала все общественное внимание: 19 апреля в Торонто произошел «великий» пожар, уничтоживший большую часть города. Газеты в красках пересказывали случившийся ужас, смакуя детали и давя на жалость. Естественно, нашлись небезразличные люди, которые сразу же объявили сбор денег для помощи несчастным канадцам. На помощь российскому отряду крейсеров жертвовать они не хотели, а вот заморским друзьям — пожалуйста.
Удивительно, но общественный резонанс оказался столь велик, что Храбров был вынужден подписать отдельный приказ, в котором указал, что во время войны не только моряки, но и все без исключения честные граждане и служащие порта должны прежде всего думать о своем флоте, а не о чем-то другом.
— У нас здесь свой пожар, пожар войны с Японией, господа, — говорил он во время встреч с корреспондентами газет. — Так что предлагаю для начала выиграть войну, а уже затем помогать несчастным жителям Торонто.
Подобные взгляды не добавили ему популярности среди части граждан Владивостока. В газете «Дальний Восток» даже появилась карикатура, где огромного роста Храбров с треуголкой на голове стоит на земном шаре, и не обращая внимания, что за океаном полыхает пожар, чиркает спичками, пытаясь поджечь Японию с севера.
С автором статьи, пустоголовым репортером по фамилии Блюмкин, побеседовал Колчак, а в редакцию газеты заглянул сам Храбров. В результате пишущая братия прониклась важностью момента и в следующем номере выпустила новую статью, в которой извинилась за карикатуру и вообще, призывала всех на борьбу с «японской военщиной».
Благополучно решился вопрос с военными трофеями. Их надлежало передавать специальному Владивостокскому призовому суду, который будет определять правомерность действий российских моряков и дальнейшую судьбу грузов. Особенно радовало, что процент с приза шел тому, кто его непосредственно захватил. Данное известие мигом заставило предприимчивую публику проникнуться патриотическими идеями и понять, как сильно они, оказывается, любят Родину. К Храброву зачастили различные ходоки, интересующиеся, каким образом можно поучаствовать в поиске на море вражеской контрабанды.
Так что трофейные сапоги с «Магнолии» вручили матросам на полностью законных основаниях. Правда, подбирая подходящую обувь, ревизору Зубову пришлось повозиться. Средний размер стопы бесстрашных, но мелковатых островных самураев и русских богатырей, которых часто набирали во флот, отличался разительно. Зато матросы были довольны даже такому, относительно скромному, подарку. Щеголяя новыми сапогами по кабакам, они всем говорили, что «Храбров наш добёр».
Во Владивостоке имелось четыре превосходных заведения с хорошей кухней и неплохой культурной программой. «Тихий океан» представлял собой гостиницу с рестораном, тропическим садом и хором. «Европейская» радовала страстным цыганским пением, а в «Гамартели» до утра играл румынский ансамбль со скрипками. Самым престижным считался «Шато-де-Флер». Кроме превосходной кухни, там имелось кабаре с канканом и шансонетками, а официанты укомплектовывались вежливыми китайцами. Один из них, некто Ван Сю, щеголял в белоснежном фраке, умел поддержать разговор на любую тему, владел десятком языков и считался местной достопримечательностью.
Храброва он заинтересовал тем, что через него ежедневно проходил невероятный объём всевозможной информации. В перспективе китаец мог бы стать ценным активом Особого отдела. Так что к Ван Сю следовало присмотреться повнимательней.
А еще «Шато-де-Флер» посещало множество утонченных и красивейших дам. С Юстысей Олех Храбров разошелся, так как прекрасно понимал, что прекрасная полька не станет ждать его несколько месяцев. Куда проще было сразу отрубить концы и разойтись, как в море корабли. Так он и поступил, и теперь, как опытный охотник, высматривал во Владивостоке беззащитных курочек, готовых скрасить суровые будни простого каперанга Российского флота.
Несколько подходящих кандидатур нашлось, часть из них вполне благосклонно отнеслась к тем знакам внимания, что Храбров успел сделать, но все откладывалось до момента возвращения из похода. Пока же отвлекаться было нельзя, целиком сосредоточившись на служебных делах.
На пятнадцать часов 25 апреля он объявил выход Владивостокского отряда крейсеров, а сам в последний вечер написал письма жене и детям. Особо геройствовать Храбров не собирался, но в море могло случиться всякое, так что весточка родным точно не выглядела лишней.
С женой он особо не откровенничал, лишь вложил в письмо денег, а вот с детьми, особенно Ромкой, общался серьезно, интересуясь успехами сына и давая ему различные советы.
Закончив, он принял душ, умылся и постарался уснуть. «Наследник» тихо покачивался на волнах, убаюкивая своего капитана, но сон к Храброву не шел. В голове крутилось множество планов,
