Иванова, на пересдачу! (СИ) - Новикова Татьяна О.

Не ругаться и не кричать. Не выяснять отношения, тем более при родственниках Даши. Не сжигать себя подозрениями.

Позорно сбежать, чтобы остыть.

Потому что иначе они непременно поссорятся. Обвинят друг друга во всех грехах. Разойдутся со скандалом.

Но Стас не хотел расходиться с Ивановой.

Никогда.

Ни при каких обстоятельствах.

Он знал Дашу всего четыре месяца — не считая тех лет, что она была для него обычной студенткой, — но казалось, будто целую жизнь.

Могла ли она обмануть?

А если нет, то откуда взяться ребенку?

Как усомниться в поставленном диагнозе, когда у тебя на руках заключение врача?

Женщина может соврать — Настя тому лучшее доказательство, — но анализы не врут. Высокоточное тестирование не способно обмануть. Доктора не пишут диагнозы просто так.

Чувства, эмоции — это прекрасно; но доверять нужно исключительно фактам. Которые против чудесных беременностей.



Бесплодный мужчина неспособен иметь детей.

Это аксиома.

Почему тогда гложут сомнения?

Измайлов колесил по городу без конкретной цели, и всюду ему мерещился Дашин силуэт. Аромат её духов сохранился в салоне — нежный, летний, цветочный, — и Стасу хотелось нараспашку открыть все окна, только бы выветрить этот невыносимый, чертовски приятный запах.

Одна его половина кричала: вернись. А вторая голосила: уезжай куда подальше.

А потом позвонила бабушка.

— Стас, куда ты сорвался как в попу укушенный? — спросила она мягко, без осуждения.

— Да проблемы на работе, только и всего, — солгал он, выруливая на окраину города.

— Понятно. — Бабушка вздохнула. — Я могла бы отчитать тебя за всю дурость, которую ты творишь. Могла бы направить на путь истинный. Могла бы сказать, как ранит твой поступок эту несчастную девочку. Но я не буду. Поступай, Стас, как велит сердце.

Она не повесила трубку, а пожелала ему спокойной ночи и попросила быть осторожным. Не судила и не пыталась вправить мозги.

Но в душе, где и так поселились сомнения, стало только гаже.

Стас затормозил у какого-то парка и долго-долго бродил по неосвещенным аллеям. Думал. Вспомнил. Перелистывал мысленно кадры их отношений. Всюду натыкаясь на счастливое Дашино лицо, мысленно ненавидел себя.

Она ведь никогда не давала повода для ревности. Не сбегала со свиданий, не зависала в телефоне. Могла отчитаться о каждой минуте своего дня.

А он просто слинял. Не выслушал. Не дал объясниться. Поступил как последний урод, которому нет оправдания.

Бывают ли неточности в расчётах? Ломаются ли выверенные схемы?

Врут ли анализы? Ошибаются ли врачи?

Поступай, как велит сердце…

Сердце просило, умоляло… вернуться к Даше. Успокоить, обнять её, сказать, что всё будет хорошо.

Но Стас понимал, что решение это импульсивное. Сегодня они помирятся, а завтра ком проблем подомнет их под себя.

Решения должны быть взвешенными.

Ему, человеку, который во всем ищет подвох, который всё пытается разобрать до молекул, нужно время.

Измайлов постоянно сомневался. Когда начинал эти отношения, когда пытался сбежать от привязанности. Спорил с самим собой. Уповал на здравый смысл. Но Даша научила его жить эмоциями. Ещё четыре месяца назад, когда впервые ворвалась в его жизнь и смела всё к чертовой матери.

Они обязательно поговорят, но на трезвую голову. Потому что если Измайлов примчится домой сейчас, то не сможет думать здраво.

А потом они оба об этом пожалеют, когда эмоции угаснут, и настигнет реальность.

Время. Немного времени. Всего несколько дней, чтобы очистить голову.

…несколько дней, которые без Даши показались бы вечностью.

Да что там говорить: он уже на вторые сутки существования в отеле понял, что должен вернуться.

Что плевать ему на анализы и тесты.

Что она — его будущая жена. И у них будет ребенок.

Вообще-то не просто понял, а ещё закопался в медицинские статьи с непонятными, а потому пугающими терминами, которые намекали: бесплодные мужчины могут иметь детей.

Осечки случаются.

Вот же придурок! Почему не знал об этом раньше?!

Сколько же раз он порывался повторно сдать анализ, да всё не выдавалось возможности. А потом решил: разберутся с Дашей когда-нибудь потом, если она сама захочет детей.

Разобрались, блин.

Стас мчался домой и в голове планировал разговор, который начался бы со слов:

— Даша, прости меня, я всё-таки одноклеточное!

В голове звучало хорошо. Он даже перепалку небольшую придумал, потому что Иванова точно не кинется в объятия мужчине, который её бросил. Они крепко поскандалят — впервые за четыре месяца! — но помирятся. А потом обсудят, как быть дальше.

Вместе.

Всё в его плане складывалось безукоризненно, кроме одной маленькой детали…

Её вещей не было в шкафах. Только-только ожившая квартира вновь потускнела. Даша не смогла простить сбежавшего жениха. Не смогла дождаться его.

Ни прощальной записки, ни изрисованных помадой зеркал, ни разбитой посуды.

Словно Даши здесь никогда и не было.

Дьявол!

Измайлов понесся в общежитие. Сердцем чувствовал: Иванова вернулась туда.

Через забитые улицы города, объезжая сонных пешеходов, не тормозя на светофорах. Быстрее. Скорее. К ней.

В общежитии знакомый уже охранник даже не поднял головы, когда Стас прошел через неработающий турникет.

Куда идти, на какой этаж? В какую комнату?

Черт, цветов надо было хотя бы купить! В прошлый раз шел с шарами, а сейчас вообще припрется с пустыми руками.



Идиот.

Он остановил парочку студентов-второкурсников — только недавно они мученически сдавали экзамены и обливались потом перед Измайловым — и рявкнул:

— В какой комнате живет Иванова Даша?!

— Н-не знаю, — ответил первый, сутулый и худощавый.

— В пятьсот тридцать седьмой, на пятом этаже, — отрапортовал второй, упитанный и розовощекий, и объяснил худому: — Она с Иркой Шевченко живет, я же к ней подкатывал.

Надо запомнить, что этому пухляшу можно поставить дополнительный балл на следующем экзамене.

Ещё и лифт не работал. Всё некстати. Студенты-технари выпучивали глаза, когда видели спешащего на пятый этаж Станислава Тимофеевича. Один особо одаренный кадр даже попытался подсунуть ему реферат, который «как раз нес в университет».

Пятый этаж. Нужная комната. Секунда заминки.

Стас дернул на себя дверь и увидел Иванову, которая валялась на кровати с учебником по сопромату. Измайлов этот учебник — серая обложка, золотистые буквы — прекрасно помнил, потому что неоднократно порывался запустить его в голову особо непонятливому студиозу.

— Стас?.. — то ли с вопросом, то ли с утверждением.

Так, не тормози. Скажи ей про то, сколько перечитал статей — и женских форумов, чего уж таить — за эти дни. Про вероятность ошибки. Про то, что ты хоть и идиот, но хочешь исправиться. Что тебе было необходимо побыть наедине с самим собой. Что ты готов извиняться вечно.

Про одноклеточное — опять же — не забудь напомнить.

Почему-то продуманная речь забылась, и на язык не шло ни единого правильного слова.

А она такая красивая. В пижаме своей любимой, ярко-розовой. Всклоченная. Неумытая. Смотрит, чуть сощурившись — забыла надеть линзы.

Необходимая. Желанная. Родная.

— Как же я по тебе соскучился, — ответил он опустошенно и запер за собой дверь.

Родители погостили у нас всего день. Сходили на какую-то жутко популярную оперу, осмотрели город, заскучали и купили билеты домой. Потому что там цветы вянут, а ещё там дача, на которой срочно нужно высаживать рассаду.

Я не предлагала остаться подольше, даже отчасти радовалась, что не нужно изображать жизнерадостного человека, когда ощущаешь себя раздавленным точно пюре.

Мама, кстати, так воодушевилась нашей свадьбой, что даже не злилась на «зятя» за отъезд. Видимо, в её глазах я наконец-то становилась образцово-показательной дочерью: выходит замуж (пусть и за мужчину сильно старше), учится на строительном факультете (пусть и с трудом), работает (пусть и за копейки).