Хамелеон и Бабочка (СИ) - Грачева Татьяна Александровна

Додумать мысль Максим не успел, во дворе с глицинией послышались голоса. На ступени вышел Степан Петрович. Поправив длинную ручку сумки, он ссутулился и вышел на улицу.

Максим пересёк дорогу и тоже ступил на тротуар.

Почтальон шёл близко к забору, стелился вдоль него, прячась в тени, и сосредоточенно смотрел под ноги.

Максим окликнул его.

— Степан Петрович, может, всё-таки поговорим начистоту?

Почтальон споткнулся, на несколько секунд замер в наклоне, будто собирался убежать, но передумал и нехотя повернулся. Увидев Максима, рефлекторно отступил, потом привычным движением вскинул лямку сумки.

— Начистоту? Зачем же тогда ты Ирине наплёл, что ты от меня? Начистоту он хочет, а сам врёт. И эту с собой притащил.

— Эту? — глухо повторил Максим, явно уловив презрение, с которым почтальон говорил о Зое. — Моё вмешательство было вопросом времени, разве не так?

— Не так. Ты нелюбопытный, тебя вполне устраивало, как всё складывалось. Вмешивался в судьбы играючи, чуть ли не богом себя считал. Это всё она.

Максим раздраженно дернул подбородком.

— Разве я не имею права знать, что происходит?

— Не имеешь, — категорично парировал Степан Петрович. — Не твоего ума дело. Делай что должно, это у тебя получается, и не лезь, куда не следует.

Он не юлил, сразу перешёл к делу, будто сам был инициатором разговора. Максим не знал, как реагировать на такую откровенную грубость. Рассчитывал, что допрос будет устраивать он, а нарвался на неприкрытое хамство.

— Вы меня, кажется, принимаете за тупого исполнителя.

— Настолько безалаберную, неамбициозную человеческую особь мне не приходилось встречать. Такие как ты довольно быстро пробираются в верхи власти, шоу-бизнес, в армейские структуры, в полицию. А ты застрял в статусе… непонятно кого. Тебя всё устраивает, ты не рвёшься выше.

— Я не один такой? — Максим пропустил оскорбления и вычленил главное, — почему вообще это происходит? Ирина видит будущее, я вмешиваюсь, а ты… ты вообще кто? — Он и не заметил, как перешёл на «ты». Обращаться уважительно к человеку, который так откровенно грубит, казалось лишним.

— Зачем ты влез? Ведь тебя всё устраивало? — почтальон злобно сверкнул глазами, — получил задание — выполнил. Не размышляй, просто действуй, как подсказывает интуиция. Ты создан для этого.

— Создан для этого? Максим отступил назад, чуть склонил голову, невольно понижая голос: — Для чего?

— Для того чтобы перекраивать реальность. Твоя аура, как радуга. Она постоянно меняется, подстраивается под других людей. Ты можешь быть кем угодно. Именно поэтому ты исполнитель. А ты что, полагал, это заслуга твоего обаяния, твоей смазливой персоны? Это твоя суть, даже не талант. Это так же нелепо, как если бы бобёр хвалился, что построил хатку. Просто это то, что ты умеешь лучше всего.

Максим нахмурился, покачал головой. Если к открыткам он давно привык, то эта беседа смахивала на бред сумасшедшего. Сюрреализм какой-то.

— Почему я?

— Почему ты? Почему Ирина? Потому что так задумано природой, Богом, провидением, кем-то выше нас. Мы просто выполняем то, для чего рождены. Ирина — особенная. Лишившись зрения, она обрела кое-что другое. Её аура серая, как сталь, незрячими глазами она видит развилки судьбы. Но влиять на будущее она не может, не умеет нравиться, вызывать доверие и лицемерить. Она и передвигаться-то по городу свободно не в состоянии.

Максим потёр переносицу и нашёл взглядом двор с глицинией.

— Она заглядывает в будущее, я его меняю, а для чего ты?

Степан Петрович мрачно хмыкнул, скривился.

— А я вижу вас, ваши ауры, нахожу таких, как вы и передаю послания.

Максим протяжно вздохнул.

— Это какой-то бред.

— С этим бредом ты живёшь с пятнадцати лет.

Максим встрепенулся.

— Откуда ты знаешь?

— В этом возрасте просыпаются способности.

Максим припомнил свою первую проваленную открытку, а потом и первую счастливую. Он ведь и тогда понимал, что слишком легко влился в открыточное безумие, свыкся, будто так и должно быть, даже наслаждался. Правда попытки выяснить делал и до Зои, но не такие настойчивые. Ему хотелось знать, кто отправляет диковинные послания, но он прекрасно существовал и без этого знания. Принимал как должное.

— Почему это вообще происходит?

Почтальон пожал плечами.

— Это давно существует. Просыпается, как инстинкт и просто работает на интуиции. Именно так. Все звенья отдельно. Я делаю свою работу, ты свою. А теперь я не знаю, как быть. Всё летит к чертям собачьим, развилки спутались. И виновата в этом она.

Максим смотрел на почтальона не моргая, чувствовал поднимающуюся изнутри волну резкой антипатии. Каким бы важным элементом мироустройства не был этот невзрачный тип, он был ему не просто неприятен, противен. Максим наслаждался своей ролью и выполнял её с удовольствием, а Степан Петрович явно злился. Кажется, быть частью этой системы ему не нравилось. А ещё точнее — не нравилась его собственная невнятная роль. Он бесился и завидовал и даже не пытался это скрыть.

— Почему ты так ненавидишь Зою?

Степан Петрович сощурился, стиснул зубы.

— Потому что она хаос, зло. Рядом с ней всё рушится. Я слышал о таких как она, но раньше не встречал. Она вмешивается и меняет всё, что мы делаем. Несёт смерть. Ей вообще не положено тут быть. У неё и ауры-то нет. Просто прозрачная дымка. Она никто. У неё нет своей судьбы, поэтому она ломает чужие.

Максим тяжело сглотнул.

— Ты ошибаешься.

— Нет, я не ошибаюсь. Я её видел. Её — нет. Она не должна была рождаться. А ещё, если ты сейчас не поторопишься, то не успеешь выполнить следующее задание и молись, чтобы эта снова не вмешалась.

Максим вскинул запястье, посмотрел на часы и нахмурился.

— И что теперь? Я буду так же получать открытки, как раньше? Я ведь знаю правду. Ничего не изменится?

Степан Петрович, поправил лямку сумки.

— Всё уже изменилось, я не представляю, во что это выльется и к чему приведёт. Никогда раньше Ирина не видела столько жутких хаотичных развилок, она запуталась, я и сам уже не понимаю, куда в первую очередь нужно бежать. Так не должно быть, — он на секунду запнулся, предупреждающе воздел указательный палец, — Ирина не должна ничего знать, а что делать с тобой я и сам не знаю.

Максим сделал шаг в сторону, собирался вернуться к машине, когда понял, что вчерашняя открытка запоздала не просто так. Почтальон нарочно её не принёс: рассчитывал избавиться от Зои чужими руками. Максим приблизился к Степану Петровичу и навис над ним мрачной тенью. Схватив за воротник, повернул к забору и припечатал спиной к штакетнику.

— Ты специально это сделал? Там в парке должна была оказаться Зоя! Её могли убить, и ты это знал, — он нервно сглотнул, — хуже, ты на это рассчитывал.

Почтальон захрипел, приподнялся на носочках, чтобы ослабить натяжение воротника и замотал головой.

— Она опасна. Сама судьба пыталась от неё избавиться, но она и тут выкрутилась, подставила другую девчонку. А с этой даже волос не упал.

Максим сдерживался с трудом. Сжал кулак так сильно, что ногти впились в ладонь. Дышал шумно, пытаясь успокоиться и удержаться от желания прибить почтальона прямо здесь и сейчас.

Отпустив воротник, он брезгливо отёр ладонь о джинсы.

— Ты знал, что её ждёт в парке и позволил этому произойти. И эта девочка… если бы я получил открытку вовремя, она бы тоже не пострадала. Ты виноват в том, что с ней произошло. Молись, чтобы она выжила и опознала нападавшего.

— Я сделал, что смог, — пожал плечами почтальон. Неправым он себя не считал. Явно сожалел, что его план избавиться от Зои провалился.

— Не приближайся к ней, если с ней что-то произойдёт, виноватым я назначу тебя.

Почтальон не испугался угрозы, хотя по голосу понял: Максим абсолютно серьёзен и готов на всё. За годы «открыточного сотрудничества», понял, Максим действительно может быть кем угодно. Пожалуй, и убийца из него получится первоклассный: хитрый и изобретательный. Такого никогда ни в чём не заподозрят и не привлекут к ответственности. Жертвы сами будут к нему идти, как загипнотизированные.