Паутина - Сара Даймонд

Большую часть времени на этом посту находилась констебль Никола Харрис. Ей было двадцать семь лет, и она была известна тем, что легко находила общий язык с детьми. В течение не одного месяца подготовки к судебному процессу Никола Харрис регулярно разговаривала с девочкой и не могла не удивляться тому, что открылось ей в этом ребенке.

— Разумеется, я знала, что она убила Эленор Корбетт, — впоследствии рассказывала Никола, — но, беседуя с ней, никак не могла в это поверить. На редкость спокойная, милая девочка. И вдобавок хорошо воспитанная. У меня две племянницы примерно ее возраста, так что я-то знала, какими шкодливыми могут быть девчонки. А Ребекка была совсем другая. Она рассказывала мне о своих приемных родителях, и у меня сложилось впечатление, что она их очень любит. Насколько я помню, она никогда не упоминала о том, что была приемным ребенком, да и я никогда не поднимала в разговорах с ней этого вопроса. Говоря о приемных родителях, она всегда называла их мамой и папой и очень скучала по ним. Собственно, если подумать, она ни о чем другом и не говорила.

Если о приемных родителях Ребекка говорила охотно, то о чем-либо ином теперь напрочь отказывалась, и в особенности об убийстве Эленор Корбетт. Даже полицейский психолог был озадачен ее категорическим нежеланием вступать с ним в какой-либо контакт. Она лишь заявила, что не имеет никакого отношения к убийству своей лучшей подруги, и повторяла это даже после того, как ей предъявили неопровержимые улики ее вины. Встречи с психологом, абсолютно бесполезные, только тревожили Ребекку, и констебль Никола Харрис с беспокойством наблюдала за сменой настроения девочки.

— После разговора с психологом Ребекка возвращалась совсем другим человеком, — вспоминала она. — Обычно она прекрасно владела собой, а после этих бесед выглядела измученной и напуганной. А если я спрашивала, в чем дело, она замыкалась в себе. Только твердила, что все в порядке. Но во время ночных дежурств я понимала, что это не так. После встреч с психологом она почти всегда мочилась в постель и ее, похоже, мучили кошмары: дверь ее камеры была постоянно открыта, и я часто слышала, как она говорит во сне. Помнится, она все время твердила одну и ту же фразу. «Не говори им, — повторяла она. — Не надо им рассказывать!» Наутро я спросила, что ей снилось, кому и о чем не надо рассказывать, а Ребекка только глянула на меня испуганно и ответила, что не знает.

Возможно, это был случайный набор слов, связанный с приснившимся ей кошмаром, который она, проснувшись, не помнила. А возможно, ее подсознание, отягощенное бременем вины, подсказывало ей, что она никогда, никому, ни в коем случае не должна сознаваться в своем страшном преступлении.

В течение долгих недель, предшествовавших судебному процессу, Рита и Деннис оставались все теми же любящими родителями, хотя повсеместно растущее озлобление против девочки сделало и самих супругов мишенью для ненависти. Ночью накануне начала процесса на фабрику Денниса Фишера были вызваны пожарные: кто-то метнул в окно самодельную зажигательную бомбу. Огонь быстро погасили, и ущерб от поджога был незначительным. Это случилось в нерабочее время, поэтому обошлось без жертв. Однако было совершенно ясно, против кого и по какой причине совершена эта выходка и на чьей стороне жители Тисфорда. Безутешных родственников Эленор Корбетт считали жертвами, а Фишеров называли монстрами и поносили с неприкрытой злобой. Их финансовое благополучие только подливало масла в огонь ненависти и возмущения в среде бедноты, составляющей подавляющее большинство городского населения.

Появление четы Фишер на первом судебном заседании по делу Ребекки нисколько не добавило им популярности. Стоило им ступить на лестницу, ведущую в зал судебных заседаний, как фотографы почти всех крупных газет страны мгновенно окружили их. Супруги шли, не касаясь друг друга и опустив глаза в пол, — трагедия сильно поколебала устои их еще недавно счастливого брака. Деннис источал холод, пытаясь скрыть истинные чувства под маской делового человека. Рита соорудила собственный панцирь, явившись в роскошном одеянии и водопаде драгоценностей и тем самым сразу же восстановив против себя большинство присутствующих, которым подобные наряды и украшения могли привидеться только в самых сладких снах. Превосходный макияж и безразличие на лице, придававшие ее облику отчужденность и снобизм, решительно лишали эту женщину надежды на чьи-либо симпатии.

И тем не менее во время процесса Рита делала все возможное для защиты приемной дочери. В перерывах она сразу устремлялась к девочке, надменно требуя оставить членов ее семьи наедине с адвокатом. Впрочем, ее озабоченность будущим Ребекки была вполне естественна и ни у кого не вызывала удивления. Во время допроса Ребекка, бросая в зал беспокойные нервные взгляды, отвечала так глухо и монотонно, что судья вынужден был приказать ей говорить громче. Она продолжала настаивать на том, что не причастна к убийству Эленор, но всякий раз ее слова звучали все равнодушнее. Явная безучастность к собственной судьбе вызывала обратную реакцию слушателей. Казалось, Ребекка понимала, что лгать суду бессмысленно, но не могла заставить себя признаться.

Семья Эленор Корбетт присутствовала в зале суда на протяжении всего процесса. Ее мать, вдова, и старшие сестры были полны горечи и подозрительности, уверенные, что богатство Фишеров позволит Ребекке избежать правосудия. Семейству Корбетт было известно, что Рита и Деннис пригласили самых лучших адвокатов, каких только можно нанять за большие деньги, и они страшно негодовали по этому поводу. Когда адвокат Фишеров высказал предположение, что улики против Ребекки сфабрикованы, мать Эленор вскочила с места и устроила в суде настоящий скандал.

— Сцена была как в театре, — вспоминал впоследствии один из тех, кто присутствовал в зале. — Корбетт кричала, что адвокат — натуральный шут, если сочиняет такие версии, и что она не понимает, как он может после этого спать по ночам. Затем она повернулась к матери Ребекки — судья все долбил своим молотком, но вряд ли мать убитой девочки это слышала, уж больно взбесилась. Обозвала Риту Фишер злобной сукой, и такую же змею, говорит, пригрела — это про Ребекку. Точные ее слова, я запомнил. Она прошлась и насчет брака Фишеров — дескать, стыд и позор, а не семья, коли не смогли даже завести собственных детей. Короче, орала она всего-то минуты две, но успела и высказаться, и завести публику. Только после того, как судья пригрозил привлечь ее за оскорбление суда, она замолчала и села на свое место. Впрочем, по-моему, она тогда сказала все, что хотела сказать.

Несмотря на высочайшую квалификацию адвоката Фишеров, исход процесса был предрешен. Присяжные вынесли вердикт «виновна», и уже спустя десять минут судья огласил приговор. Ввиду несовершеннолетия Ребекку обвинили в непредумышленном, а не в преднамеренном убийстве, и посему о пожизненном тюремном заключении речи не было. Ее приговорили к содержанию под стражей в колонии для малолетних преступников, откуда по достижении шестнадцати лет она должна быть переведена во взрослую тюрьму.

В январе 1970 года Ребекку Фишер перевели в колонию «Саутфилд Юнит» на окраине Бирмингема. Только приемный отец навещал ее. Лишившись, согласно судебному вердикту, любимого ребенка, Рита Фишер покончила жизнь самоубийством на второй день после окончания процесса. Потеряв сразу жену и дочь, Деннис Фишер продал свои фабрики и открыл новый бизнес далеко от Тисфорда, где никто наверняка не испытывал бы к нему ни неприязни, ни вражды. Он остался преуспевающим бизнесменом, но превратился в глубоко несчастного человека. События, произошедшие в 1969 году, имели далеко идущие последствия, и жизнь Эленор Корбетт была не единственной жизнью, закончившейся в то лето.

Ребекка вышла на свободу в начале 1980-х. Ее снабдили новыми документами, и ее новое имя строго засекречено. Никому не известно, призналась ли она в убийстве Эленор или хотя бы объяснила, что двигало ею в тот судьбоносный для нее день. Тем не менее официальное решение гласило, что убийца больше не представляет угрозы для общества и ее можно освободить без всяких опасений. Сегодня Ребекка Фишер может быть где угодно.

28

У меня голова шла кругом, когда я дочитала главу о Ребекке Фишер. Кое-что полностью совпадало с известными мне фактами, однако многое и противоречило им. Отношения Ребекки с приемными родителями совершенно сбили меня с толку. Я и раньше хотела вникнуть в них, но, как ни старалась поверить словам Линды Пирси, подспудно чувствовала, что все не так. Рита и Деннис, ослепленные родительской любовью, пытаются защитить ее, даже когда инстинкт самосохранения должен был бы отстранить их от нее как можно дальше. Ребекка в камере полицейского участка отчаянно скучает по ним, как скучала бы по своим настоящим родителям…