Воспоминания пропащего человека - Николай Свешников

Рано утром Петлин послал меня с товарищем обойти помещения раненых и проверить, сколько их всех и сколько из них умерло. Во время этого обхода нас встретил полковник, командир какого-то армейского полка, человек уже пожилой, с черной бородой с проседью, и, обратясь к нам, спросил:

— Господа, я вижу, вы к Красному Кресту принадлежите?

— Да, — отвечали мы.

— Так позвольте вас спросить, не имеете ли вы хоть куска хлеба или сухарей, то дайте, пожалуйста, я два дня почти ничего не ел; а вот сейчас нужно опять идти на позицию, так и опять негде будет достать хлеба.

— При нас, полковник, ничего нет, — отвечали мы, — а вы идите на край деревни, там у костра увидите Красный Крест, и кого бы вы там ни встретили — докторов или студентов, все равно, без церемонии спросите, и вы непременно там напьетесь чаю и закусите.

Полковник поблагодарил нас, и на глазах его навернулись слезы.

В это утро у Чеканчева вырыта была большая могила, священник отслужил панихиду, и в могилу, без гробов, зарыли двадцать три человека, а раненых, около двухсот человек, перенесли в один большой чифлик (скотный двор).

За помощь, какую в этом деле оказал войскам наш отряд, генерал Гурко благодарил Петлина, а Янковскому прислал богатый английский хирургический прибор, который был оставлен неприятелем.

Следующую ночь мы ночевали в болгарском доме. Тут мы написали письма и отправили их с одним вольноопределяющимся, провожавшим тело генерала Каталея[148] Сделалось известным, что город София взят без боя, и вечером 23 декабря мы были уже в нем. Квартира нам была отведена в доме одного зажиточного торговца, где нас приняли очень радушно и угощали чем могли. Хотя генерал Гурко, вступив в Софию, строго наказывал, чтобы отнюдь не было мародерства, но дело обошлось не без греха: казаки и солдаты не откидывали того, что поценнее попадалось под руку. Так я у одного гвардейца приобрел добытые им четырнадцать роскошных узорчатых полотенец и продал их своим докторам. Да и болгары не зевали: на другой день по всем улицам видно было, как они тащили разный скарб из турецких домов.

В Софии мы пробыли около недели. Доктора, студенты и один мой товарищ ходили в турецкие госпитали, лечили и перевязывали больных и раненых турок. Плачевно было состояние этих госпиталей, и лежавшие в них были поистине несчастны. Больные и раненые турки валялись на полу без всякой подстилки и полуголодные, а убийственный запах от неперевязанных ран едва был выносим.

Здесь у нас оказались недостатки в медикаментах, белье и припасах, почему и послали одного из моих товарищей в Орханию, чтобы привезти все нужное из находящегося там нашего склада.

Бегство турок из Софии было так поспешно, что пустые повозки «Красной Луны» были ими покинуты. Гурко подарил нашему отряду эти повозки, и мы на них, 29 декабря, отправились далее.

Перед отъездом из складов, оставленных в Софии турками, я набрал в дорогу для больных разной провизии, как-то: консервированного мяса, масла, рису и проч.

Из Софии мы поехали по Филиппопольской дороге, но затем свернули направо и на другой день позднею ночью добрались до деревни Чушурли, где находилось человек до ста больных и раненых.

Мы прибыли на этот раз очень кстати; хотя здесь и находились два врача армейского полка, но у них не было ни медикаментов, ни перевязочных средств; кроме того, больные уже вторые сутки находились почти без пищи. Весь день, 31 декабря, наши врачи и студенты ходили по домам, где находились больные, перевязывали их или оказывали другую помощь, а я раздавал привезенную нами провизию, водку, чай и белье. Я душевно был доволен этим днем и сознавал, что работал с пользою. Наверно, также и другие провели этот день с тем душевным удовольствием, какое человек испытывает тогда, когда он именно приносит пользу другим; а потому, поздно вечером, когда все больные были удовлетворены, мы уселись на земляном полу, кругом маленького столика, дружно встретить Новый год.

Чай, закуски и разведенный спирт у нас были, но нам хотелось достать вина. Мы послали двух казаков, дав им денег, чтобы они купили где-нибудь вина, но они объездили две деревни и нигде ничего не нашли. Каждый из нас в этот вечер вспоминал родину и каждый рассказывал, как когда-то встречал этот день. Поздно ночью мы улеглись, предварительно приказав казацкому уряднику, чтобы на утро он достал соответственное число подвод для перевозки раненых в Софию.

Часов в девять утра подводы были уже готовы. Братушки, несмотря на то, что им платилось по три франка в день за каждую подводу, ехали вообще неохотно: они боялись всегда, что русские, так же как и турки, не заплатят денег. Усадив больных и раненых и дав им на дорогу провизии, чаю и сахару, мы отправили их в Софию под присмотром студента Гласко, одного санитара и казака. По отправке раненых мы, взяв с собою проводника, с казаками поехали в Самоков.

Самоков накануне только был очищен от турок, и в нем тогда находился Владикавказский казачий полк. Жители Самокова — народ воинственный: все они ходили с оружием, заткнутым за широкими кушаками. Здесь мы приняты были тоже ласково, но все-таки того радушия, какое нам было оказываемо в Софии, мы не встретили: хозяин дома, где мы остановились, был не прочь поживиться на наш счет. Но здесь нашим докторам и студентам оказан был хороший прием от митрополита и братии монастыря. Мне, за неимением времени, не удалось побывать в монастыре, но я познакомился с иеромонахом[149] Василием Челоковым[150], почтенным старцем, когда-то воспитывавшимся в Троицко-Сергиевской духовной академии. Челоков был литератор-этнограф; он издал на болгарском языке большой «Сборник» песен, народных поверий и обрядов и «Описание села Пюнюгуриши». Кроме того, он был собирателем древних монет и показывал нам свою коллекцию, состоявшую более нежели из семи сот золотых и серебряных монет. Он подарил мне, с своею подписью, по экземпляру своих сочинении и несколько серебряных монет.

На другой день мы вместе с Владикавказским полком отправились далее. Не очень поздно мы приехали в большое турецкое селение Боние. Турки из этого селения почти все бежали. Оно наполовину было сожжено, и по улицам валялись трупы турок. Переночевав в Боние, мы поехали к Татар-Базарджику. По дороге, в какой-то пустой деревне, в погребе, казаки нашли бочку хорошего вина и, недолго думая, выбили из бочки дно и, кто чем мог, выпили всю бочку.

Вечером мы добрались до железнодорожной станции Бело. Здесь находится немецкая колония железнодорожных служащих. Колония эта довольно порядочная, и немцы живут хорошо; они приняли наше начальство с большою предупредительностью. Вечером все офицеры полка и наши доктора были приглашены к какому-то начальнику, или старшине, и угостились на славу.