Цена ошибки - Ирина Лобановская

— Все в мире повторяется, — меланхолично заметил Ситников. — Мне тут вспоминается из «Андрея Рублева»… Мужик из княжеских прислужников поднял на руки княжеского сынка, а тот ему ничтоже сумняшеся дает пощечины и вполне серьезно кричит: «А ну поставь меня, а то я тебя на конюшню отправлю!» Я к вам завтра жену приведу, она вас мигом вылечит. В два счета.

— А она у тебя кто? — с сомнением спросил хозяин.

— Да не бойтесь! Медик она с большим стажем и опытом. Все будет в ажуре! О противогазе упоминать не придется.

Верочка выслушала рассказ бизнесмена очень внимательно и серьезно. Спросила:

— А чего вы, собственно, боитесь? Реально темный лифт не опаснее, чем лифт со светом. Даже если застрянете — кнопку вызова найдете на ощупь. В своей комнате вам в темноте не страшно?

Предприниматель покачал головой, глядя на Веру, как погибающие в шторм моряки смотрят на внезапно проблеснувший в сыром мраке маяк.

— Значит, не страшно… Тогда чего же бояться здесь? Вы все это хорошенько обдумайте, потом попробуйте сесть в темный лифт — для эксперимента. И действительно не испугаетесь. Был страх — и пропал! Такая простая, логичная психотерапия, которая сработает безукоризненно.

— А еще я в машине задыхаюсь, — пробормотал бизнесмен, — там безумно душно… Просто нечем дышать… Мне иногда кажется, что я там умру…

Вера глянула удивленно и простодушно:

— Не может быть! Там же гуляют сплошные сквозняки по салону! Я всегда так боюсь простудиться… Схватить шейный радикулит. И у шоферов он всегда. Это их излюбленная болезнь. Вот Дмитрий подтвердит.

Ситников с готовностью кивнул.

А при крепостном праве на Руси была просто идиллия, подумал он. Крестьяне просыпались в пять утра и сразу — топить печку, идти по воду… Работать, работать… От такой жизни — никаких тебе депрессий! Некогда депрессировать, когда ежедневно надо вставать в пять и сразу вкалывать по дому и в поле. Правда, иногда молодой дворянин может крестьянку поиметь… Но опять же — ничего страшного. Этот молодой дворянин вскоре сам посожалеет о содеянном, раскается — и крестьянке такой подарок преподнесет! Да и она долго переживать не будет — ведь у них, у крестьян, от их жизни депрессии не рождались!.. Такая вот идиллия была когда-то на Руси… Да-а…

С этого дня дела Ситникова пошли в гору. Хозяин с помощью Веры стал успешно избавляться от своих навязчивых страхов, приглашал ее к себе еще не раз и щедро расплачивался за советы и помощь, а Дмитрий… Он отныне ходил в любимчиках. И о своем будущем уже почти не тревожился. Ездил с Верой на выходные в разные там Крымы-Кавказы, купил себе бээмвэшку и квартиру…

Жизнь налаживалась, и даже очень круто.

Лазарева, идущего ранним утром по коридору к своему кабинету, поразил дикий визг Софьи Петровны.

Что это с ней? — в изумлении подумал профессор. То на работу опаздывает, то требует ее убить ради прощения, то визжит, прямо как та девушка с тяжелым подбородком… Неужели в кабинете бегают мыши? Или, того хуже, крысы?… Как на Соню плохо влияет сегодняшняя действительность… Вот уж правда, что Россия — страна, где каждый завтрашний день хуже сегодняшнего.

Сделав такой пессимистический вывод, Лазарев заторопился и рывком открыл дверь в приемную. Соня стояла в углу, прижав маленькие стиснутые кулачки к лицу и в ужасе уставившись на свой секретарский стол. И пронзительно непрерывно визжала. На ее кресле за столом сидела абсолютно голая женщина. Сидела спокойно и безучастно и чуточку улыбалась.

Антон, сразу понял профессор. Больше некому…

Он молча подошел к столу и снял голую даму. Куклу создали довольно искусные руки, она очень напоминала настоящую женщину, но обмануть великого хирурга было невозможно даже на полсекунды.

— Соня, замолчи! — попросил он. — Ты переполошишь весь институт. Подумают, что нас с тобой тут убивают. А кому мы нужны? Мы не хозяева издательства, не владельцы нефтяной компании и не народные избранники Государственной думы. Так что покушаться на нас некому и незачем и за нашу жизнь можно абсолютно не беспокоиться.

Лазарев сунул под мышку куклу, нахально выставившую голую грудь, — сиськи наголо! — и пошел к себе в кабинет. Там он сел, усадив нагую даму рядом, и тотчас набрал номер мобильника сына.

— Папахен, привет! — сразу ответил Антон. — Ну как тебе она? Впечатляет?

— Ничего, — согласился Игорь, покосившись на дамочку, до сих пор не сказавшую ни слова.

Редкий случай для женщины…

— Ты не такую, случайно, ищешь? Лазарев молчал. Все тот же излюбленный сыновний эффект молотка…

— Ты зря стараешься это скрыть, — развязно продолжал Антон. — Люди, герр профессор, в основном не очень любопытны. И они привычно цепляются за то, что имеют, за то, что обрели в трудах и поисках, как последняя уцелевшая вошь держится за ухо хозяина, побритого наголо.

— Образно, — заметил Игорь. — Сам научился или проходишь курс обучения у Эмилии?

— Эмилия… — мечтательно, по слогам произнес сын. — Ах, Эмилия… Но она уже потеряна для меня навсегда, я тебе объяснял. Только, видишь ли… Ты опять меня недопонял. Я как раз за то, чтобы ты искал… И нашел… И моя голая дама призвана подстегнуть тебя в твоих поисках. Мне одна мысль пришла в голову…

— Одна? О-ля-ля… Думаю, ей там не тесно. — Игорь вновь покосился на даму.

В общем, милашка… Если ее еще приодеть… Но это зрелище не для Сониных нервов.

— Твоя Софи жива? А подумал я вот что. — Сын не обратил внимания на его язвительность. — Бывают люди уютные и неуютные. Ты из последних. Но вовсе не такой шершавый, как кажешься. Или стараешься казаться. И, несмотря на шершавость характера, отличаешься добротой, правдивостью и требовательностью.

— Спасибо! Ты безмерно великодушен! — поблагодарил Лазарев. — А мобильничек-то деньги кушает…

— Какая мне ужасная мысль пришла в голову… — вновь наплевал на него сын.

— Тогда лучше не говори мне. Мне твоих ужасов вполне достаточно. И вообще я на работе. Ты не забыл?

— Папахен, я желаю тебе ее найти! — торжественно провозгласил Антон. — Понимаешь? Желаю искренне и без дураков… Тебе немало лет. Хотя для профессора ты молод, все равно. И тебе пора разыскать это так называемое счастье! Пора, понимаешь? А ты веришь, что оно существует на свете? А за глупую шутку прости! Представил лицо твоей секретарши… И твое заодно. И развеселился. Даже чересчур… А я ведь помню ее… Ну так, немного…

— Кого ее? — удивился Лазарев.

— Да ладно, не прикидывайся идиотом! Ее — это ее! И этим все сказано! У нее еще был такой несуразно огромный лоб… Но впечатлял. Она с тобой работала. Что, скажешь, неправда?