«Зверобои» против «Тигров». Самоходки, огонь! - Владимир Першанин

– Нормально, Иван Васильевич. Пока десант потери несет, а нас лишь пугнули.

– Готовьтесь. Через километр-полтора линия траншей. Скорость и маневр. Никаких остановок. Понятно?

– Так точно.

Сердце колотилось, как перед первым боем. Стрельба впереди усиливалась, что-то горело, судя по черному маслянистому дыму, наш танк. По рации прозвучал голос Сенченко.

– Машины, вперед! Самоходам не отставать.

Чистяков хотел огрызнуться, но промолчал. Приказ отдавал командир батальона, и его следовало исполнять.

В этом месте немецкая линия обороны проходила по сравнительно ровной местности, если не считать небольших пологих холмов и возвышенностей. В низинах виднелись небольшие перелески, петляла узкая, наполовину пересохшая речушка. Но укреплена полоса была основательно.

Края широкого противотанкового рва во многих местах уже обрушили взрывами авиабомб и тяжелой артиллерии. Теперь там возились саперы, воздвигая перемычки для проезда бронетехники. К своему удивлению, Чистяков увидел даже два бульдозера. Саперы действовали по старинке лопатами, подтаскивали бревна, бросали их едва ли не под гусеницы танков, торопившихся вперед.

И хотя здесь активно действовали инженерные и саперные части, перед рвом скапливалась техника. По перешейкам на малом ходу перебирались танки, десантники бежали следом. Но впереди наступающие войска ждала полоса бетонных надолбов и обрезки рельсов, вбитых под углом в землю. Часть надолбов была уже взорвана. Саперы продолжали взрывать зарядами тола рельсы и бетонные столбы, прокладывая коридоры.

Немцы вели огонь из всех видов оружия, но над передним краем висели, меняя друг друга, эскадрильи штурмовиков в сопровождении истребителей.

Если бы не авиация, затор техники, образовавшийся возле рва и надолбов, понес бы куда большие потери, а возможно, был бы уничтожен целиком. Немецкая артиллерия переднего края практически молчала. Зато вели огонь многочисленные минометы, летели гаубичные снаряды. Немецкие батареи прятались среди деревьев и в глубине обороны.

Рыхлая земля расползалась под гусеницами танков. «Тридцатьчетверки» и легкие Т-70, хоть и увязая в черноземе, преодолевали ров. Выскакивая, начинали петлять, выискивая проходы среди металла и бетона.

Более тяжелые танки КВ-1 увязали, садились на брюхо. Но их было немного. Тягачи стаскивали КВ в сторону, чтобы они не мешали проходу остальной техники. Несколько самоходок СУ-122, в полтора раза легче, чем «зверобои», тоже преодолели ров и расстреливали в упор надолбы.

Но потери уже имелись, и немалые. По обеим сторонам рва горели «тридцатьчетверки», лежали тела десантников, погибших от минометного огня. Как факел, полыхал огромный американский бульдозер, перегородив уже расчищенную перемычку. Приблизиться к нему было невозможно, мешал сильный жар.

По этой перемычке предстояло преодолеть ров батальону Петра Сенченко. Поджидая, пока уберут бульдозер, новый комбат приказал загнать машины в небольшую низину, которую еще недавно прикрывали березы. Немцы спилили деревья, оставив пни метровой высоты.

Сапер, закутанный в мокрый брезент, со второй попытки набросил тяжелый крюк, а тягач пытался стащить бульдозер с перемычки. Все это происходило довольно медленно.

На вновь прибывшую группу танков и самоходок обратили внимание немецкие минометчики. Стоявшие практически на открытом месте машины оказались в кольце взрывов 80-миллиметровых мин. Десант залег в траве. Вскоре одна из мин надорвала гусеницу «тридцатьчетверки», осколки ранили нескольких десантников.

– Петро, нельзя здесь оставаться, – вызвал нового комбата по рации Пантелеев.

– Куда идти? Вон, кажется, стаскивают эту дуру с перемычки.

Тягач действительно сумел сдвинуть с места тяжелый бульдозер, но лопнул раскалившийся от огня трос. Капитан Сенченко, смелый танкист и хороший стрелок, все же не обладал еще командирским опытом. Он явно не знал, что делать, а самолюбие мешало посоветоваться с Пантелеевым.

Мина ударила в башню «тридцатьчетверки». Броню не пробила, но оглушила экипаж. Сразу две рванули слева и справа от машины Сенченко. Закричал смертельно раненный десантник. Поднялся, сделал один, другой шаг. Смотреть на него было страшно. Одна рука оторвана по плечо, лицо превратилось в кровавую маску, и, кажется, он ничего не видел. Тело медленно осело на траву.

– Уходим отсюда, Петр Николаевич, – закричал механик.

– Куда?

– Да хоть к черту на рога! Глянь, что творится.

Трое танкистов пытались скрепить надорванную гусеницу. Они очень торопились, кое-как сумели подтянуть звенья, но взрыв раскидал их. Один был убит наповал, двое – ранены. Зашипела рация. Пантелеев говорил быстро и коротко.

– Я свою батарею гробить не буду. Слева имеется съезд в ров, это единственное место, где можно укрыться. Если хочешь, следуй за мной.

Все три «зверобоя», взревев моторами, выскочили из низины. За ними бежали десантники, нырнули в обрушенный пролом и скатились на дно противотанкового рва. После недолгого колебания за самоходками последовали танки Сенченко.

Машины, одна за другой, ныряли в ров, где уже активно распоряжался Пантелеев. Двое самоходчиков тащили на плече усиленный трос, который входил в комплект сорокапятитонных машин. Вместе с саперами кое-как набросили крюк. Рослый сержант сбросил с себя тлеющий брезент и рукавицы.

Пока ему поливали водой обожженные руки, он жадно глотал воду из другой фляги и следил, как тягач стаскивает горящий бульдозер. Пантелеев показывал Сенченко место, по которому следовало въезжать на перемычку.

– Пускай вперед самых опытных механиков. Средний ход, и не газовать. Моя батарея двинется следом по укатанной колее, иначе завязнем.

Одиннадцать танков прошли друг за другом почти вплотную с догоравшим бульдозером, за ними три самоходки Пантелеева. Среди надолбов, уже частично разрушенных, горели две «тридцатьчетверки» из соседнего батальона, перегородив проезд.

Опустив орудия, машины Пантелеева и Чистякова сделали по три выстрела, снесли несколько бетонных надолбов и проложили узкий коридор, куда устремились «тридцатьчетверки» Сенченко. Траншею уже утюжили танки, прорвавшиеся первыми. Большинство, не задерживаясь, продолжали наступление.

– Сенченко, отстаешь, – раздался по рации голос командира бригады.

– Идем вперед, – коротко отозвался старший лейтенант.

Его слова утонули в грохоте фугаса, который немецкие саперы взорвали едва не под гусеницами машины. Пехота еще не подоспела, бой в траншеях вели десантники. В хорошо замаскированном орудийном окопе артиллеристы разворачивали легкую 50-миллиметровку.

Ударили в упор и подбили одну из «тридцатьчетверок». Танкисты сумели раздавить пушку, но машина остановилась. Вытащили погибшего башнера и тушили пожар. Десантники бежали вдоль траншеи, расстреливая и забрасывая гранатами обороняющихся немецких солдат. Огрызаясь автоматными очередями, они исчезали в отсечных ходах, где занимали оборону. Снова открывали огонь пулеметы и летели ручные гранаты.

Десантники несли потери, продвижение вперед замедлилось. Но вскоре появилась пехота, которая широкой волной захлестнула траншеи. Там с новой силой завязалась перестрелка и рукопашная схватка. Танкисты вели огонь, помогая пехотным ротам.

– Петро, нельзя задерживаться, – передал по рации Пантелеев. – Тут без нас сил хватит. Надо двигать вперед.

Речушку перемахнули без особых трудностей, но через километр угодили под орудийный огонь. Из перелеска вели стрельбу противотанковые пушки и минометы.

Одна из «тридцатьчетверок» получила попадание в борт. В горячке проскочила полсотни метров, затем вспыхнула. Трое человек из экипажа успели выпрыгнуть. Взяли правее и, сумев укрыться за деревьями, открыли огонь по батарее 75-миллиметровок.

Вскоре поняли, что бесполезно. Надо либо ждать минометчиков, либо продолжать обходить перелесок, уклоняясь от заданного маршрута. Пантелеев, Сенченко, командир десантной роты Звонарев курили, обсуждая дальнейшие действия.

Все сводилось к тому, что удаляться от маршрута не имеет смысла. Батарею «гадюк» оставлять в тылу нельзя. Легкие пушки перебросят на новое место за считаные минуты и ударят в спину.

– Сколько до них? – прикидывал Сенченко.

– Напрямую через лес метров семьсот, – сказал Пантелеев. – Совещаться долго некогда. Звонарев, тебе надо действовать. Мы поддержим.

Лейтенант Валентин Звонарев потерял из ста человек только недавно пополненной роты уже два десятка бойцов. Ему казалось, что его опять делают крайним и суют под огонь, сберегая танки. Он не нашел ничего умнее, чем запальчиво возразить:

– Я комбату Сенченко подчиняюсь, а не вам, товарищ капитан. Неизвестно, какое у пушек прикрытие. Угодим под пулеметы, загубим роту ни за грош.

Но и Сенченко понял, что другого выхода нет.