Пиранези - Сюзанна Кларк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я? — В голосе Рафаэль сквозило изумление.
— Да. И ровно потому же, почему это сделал Мэтью Роуз Соренсен. Он хотел понять меня. Вы хотите понять его. Настройте свое восприятие, как я сейчас скажу. Выполните действия, которые я опишу, и узнаете.
— Что я узнаю, Лоренс?
— Вы узнаете, что случилось с Мэтью Роузом Соренсеном.
— Так просто?
— О да. Так просто.
Рафаэль тронула устройство. Голоса умолкли.
— Я решила, отчего бы не попробовать. Возможно, я пойму, что ты думал в момент исчезновения. Арн-Сейлс рассказал, что надо делать, как вернуться к дорациональному мышлению. Он пообещал, что я увижу вокруг пути, и объяснил, какой выбрать. Я думала, он говорит о метафорических путях. И меня потрясло, когда пути оказались самые буквальные.
— Да, — сказал я. — Мэтью Роуз Соренсен был потрясен, когда сюда попал. Потрясен и напуган. А потом он заснул, и родился я. Позже я нашел у себя в Дневниках записи, и они меня напугали. Я думал, будто писал их в помрачении рассудка. Теперь я понимаю, что это слова Мэтью Роуза Соренсена и в них он описывает Иной Мир.
— Да.
— А в Ином Мире есть много разного. Здесь слова «Манчестер» и «полицейский участок» лишены смысла. Поскольку здесь такого нет. Слова «река» или «гора» имеют смысл, но лишь потому, что такое изображено в Статуях. Полагаю, что в Ином Мире они существуют. Статуи в этом Мире изображают то, что есть в Ином Мире.
— Да, — сказала Рафаэль. — Здесь ты можешь увидеть лишь изображения реки или горы, но в нашем мире — в ином мире — ты увидел бы настоящую реку и настоящую гору.
Слова эти меня задели.
— Не понимаю, почему ты говоришь, что в этом Мире я могу видеть «лишь» изображения, — произнес я немного резко. — Слово «лишь» подразумевает сравнение в пользу чего-то одного. У тебя получается, будто Статуя каким-то образом ниже того, что она изображает. Я так не думаю. Я бы возразил, что Статуя выше изображаемого, Статуя совершенна, вечна и не подвержена тлению.
— Извини, — сказала Рафаэль. — Я не хотела принижать твой мир.
Наступило молчание.
— А каков он, Иной Мир? — спросил я.
Рафаэль задумалась, как ответить на мой вопрос.
— Там больше людей, — сказала она наконец.
— Намного больше?
— Да.
— Больше семидесяти? — Я нарочно выбрал огромное, невероятное число.
— Да, — ответила она. И улыбнулась.
— Чему ты улыбаешься? — спросил я.
— Тому, как ты поднял брови. Скептически, чуть заносчиво. Знаешь, на кого ты при этом становишься похож?
— Нет. На кого?
— На Мэтью Роуза Соренсена. На те его фотографии, которые я видела.
— Откуда ты знаешь, что там больше семидесяти человек? — спросил я. — Ты сама их считала?
— Нет, но я совершенно уверена. Это не всегда приятный мир. Там много печального. — Рафаэль помолчала и повторила: — Много печального. Не как здесь. — Она вздохнула. — Пойми, пожалуйста. Вернешься ты со мной или нет, решать тебе. Кеттерли заманил тебя хитростью и удерживал обманом. Я не хочу тебя обманывать. Ты пойдешь со мной, только если сам захочешь.
— А если я останусь, ты будешь меня навещать? — спросил я.
— Конечно, — ответила она.
Другие люди
Запись от Двадцать девятого дня Девятого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос
Сколько я себя помню, мне всегда хотелось показать кому-нибудь Дом. Я воображал Шестнадцатое Лицо рядом со мной, воображал, как говорю ему что-нибудь вроде:
Сейчас мы входим в Первый северный Зал. Посмотри на множество прекрасных Статуй. Справа ты видишь Статую Старика, держащего Модель Корабля, а слева — Статую Крылатой Лошади и ее Жеребенка.
Я воображал, как мы вместе посещаем Затопленные Залы:
Сейчас мы спустимся через Пролом в Полу, пролезем вниз по Обломкам Кладки и окажемся в Зале. Ставь ногу туда же, куда ставлю я, и не упадешь. На исполинских Статуях, составляющих отличительную черту этого Зала, удобно сидеть. Посмотри на темные недвижные Воды. Мы можем набрать кувшинок и преподнести их Мертвым…
Сегодня мои мечты сбылись. Шестнадцатое Лицо и я вместе гуляли по Дому, и я многое ей показал.
Сегодня она пришла в Первый Вестибюль рано утром.
— Можно тебя кое о чем попросить? — сказала она.
— Конечно, — ответил я. — О чем угодно.
— Покажи мне лабиринт.
— С радостью. Что ты хочешь увидеть?
— Не знаю, — сказала она. — Что ты захочешь мне показать. Самое красивое.
Конечно, на самом деле я хотел показать ей всё, но это невозможно. Первым делом я подумал про Затопленные Залы, но вспомнил, что Рафаэль не любит карабкаться, и остановился на Коралловых Залах — длинной Анфиладе, идущей на юго-запад от Тридцать восьмого южного Зала.
Мы прошли через Южные Залы. Лицо у Рафаэль было спокойное и счастливое. (Я тоже был счастлив.) На каждом шагу она оглядывалась с восторгом и восхищением.
Она сказала:
— Какое удивительное место! Совершенное. Я немножко его посмотрела, пока тебя искала, но мне приходилось останавливаться в дверях и делать пометки, как вернуться в помещение с минотаврами. Это отнимало кучу времени, и, конечно, я не отваживалась заходить далеко, чтобы не заблудиться.
— Ты бы не заблудилась. Твои указания были идеально точны.
— Сколько времени у тебя на это ушло? На то, чтобы запомнить лабиринт?
Я хотел громко и хвастливо объявить, что знал его всегда, что я и Дом нераздельны. Но, не успев открыть рот, я понял, что это неправда. Я помнил, что помечал мелом Дверные Косяки в точности как Рафаэль. И помнил, что боялся заблудиться.
Я помотал головой:
— Не знаю. Не помню.
— А ничего, если я пофотографирую? — Рафаэль показала блестящее устройство. — Или это… Это не будет неуважением?
— Конечно, ты можешь фотографировать, — ответил я. — Я иногда фотографировал для Дру… для доктора Кеттерли.
Но мне понравилось, что она спросила разрешения. Вопрос показывал, что она, как и я, испытывает почтение к Дому. (Доктор Кеттерли так и не научился уважать Дом. Отчего-то он был не способен к такому чувству.)
Из Десятого южного Зала я завернул в Четырнадцатый юго-западный и показал Рафаэль Обитателей Ниши. Там (как я уже говорил) их десять, и еще скелет обезьянки.
Рафаэль печально на них посмотрела и ласково положила руку на кость — большую берцовую одного из мужчин, — утешая и успокаивая. Не бойся. Все будет хорошо. Я здесь.
— Бедные. Мы не знаем, кто они, — сказала она.
— Они —
