Том 1. Тяжёлые сны - Федор Сологуб

– Ты уж не влюбилась ли? – воскликнула Нета и засмеялась. – Вот уж прелесть! Какой-то неодушевленный.

Анна покраснела и сказала:

– А ты, одушевленная…

– Да уж я, конечно, – с бойкою гримасою говорила Нета.

– А он что?

Нета быстро огляделась – никого близко не было.

– Не знаю, как быть, – зашептала она, – хоть убегом венчайся, так ни за что не отдадут.

– Поэтично! – насмешливо сказала Клавдия.

– Вот уж нет, – одна досада! То ли дело, как все по порядку.

– Фата, цветы, подружки, певчие, – тихо улыбаясь, говорила Анна.

Логин стоял на мостике, который своими полусгнившими досками уныло навис над веселым ручьем. Безоблачно ясен был день – безнадежно тоскливо было в душе Логина.

Андозерский и Баглаев подошли к нему. Оба они были чем-то радостно возбуждены. Андозерский сказал со смехом:

– Барышни не пошли купаться, – жаль! Все Анюточка виновата.

– Что ж, ты подсматривать собирался? – спросил Логин почти враждебно.

– А то зевать, что ли? Ну да ничего, и эти две сестрицы недурнененькие, как веретенца ровненькие.

– Сущие лягушки по грациозности, – сказал хихикая Баглаев. – Пойдем, спасибо скажешь.

– Они не обидятся, – убеждал Андозерский. – Нарочно на видное место пошли.

Они оба потянули за собою Логина, но он наотрез отказался, – и они отправились вдвоем подсматривать за купающимися девицами. Сестры плескались в ручье на открытом месте, где было широкое русло. Еще издали были слышны их крики и визги и всплески воды под их ногами. Андозерский и Баглаев остановились за кустами и смотрели на купальщиц. Потом присели на корточки и пробрались поближе к берегу.

Валя метнула на них вороватыми глазами, затрепетала от веселой радости и сделала вид, что не замечает никого. Тихонько сказала что-то сестре. Варя посмотрела в ту же сторону и тоже притворилась, что ничего не видит. Сестры смеялись и плавали, и брызги воды вздымались со звонким, стеклянным плеском из-под их проворных ног. Сильные, стройные тела под ярким, веселым солнцем выделялись розово-золотистыми яркими пятнами среди белых брызг, синей полупрозрачной воды, веселой зелени леса и желтой полосы прибрежного песку, на котором лежали платья. Тяжелые черные волосы красиво осеняли загорелые лица с блудливыми глазами и пышно-багряными щеками.

– Вот бы сюда Гомзина, – захихикал Баглаев, – то-то бы он зубами защелкал.

– А вот и Валькин жених любуется, сказал Андозерский. – Эх, рылом не вышел!

– Чучело гороховое! – подхватил Баглаев. – Черти у него на роже в свайку играли. Ишь, глазища выкатил!

На другом берегу из-за кустов выглядывала кудрявая голова Якова Сеземкина. Очевидно, что он не видел тех, кто стоял против него: его глаза жили в это время одною только Валею, – он словно заучивал каждую черточку красивого тела. Сестры видели его и были рады.

Логин постоял на мосту, потом перешел ручей и стал взбираться на высокий берег по узкой тропинке. Но когда с вершины холма услышал смех и голоса купающихся сестер и увидел, что они плещутся на открытом месте, он повернул назад и вдруг встретил Жозефину Баглаеву. Она запыхалась от скорой ходьбы. У нее было озабоченное и раздраженное лицо. Быстро спросила:

– Где мой муж?

– Право, не знаю.

– Ах, вы его укрываете! – злобно закричала Баглаева, и черные глаза ее гневно засверкали на Логина. – Но не беспокойтесь, – найду и без вас.

Пробежала мимо Логина. Он остановился и прислушался. Скоро услышал ее гневливые крики и громкий визг и смех сестер Дылиных.

Вспомнил, что Ивакина уже давно ждет его. То подымаясь, то опускаясь по крутым откосам берега, пробирался к той мельнице, которую показал Ивакиной. Иногда приходилось схватываться за смолистые ветви молодых елок, чтоб не соскользнуть вниз.

В укромном местечке за кустами увидел нежную парочку: Нета и Пожарский сидели рядом, тесно прижимались друг к другу, любовно переглядывались и говорили. Он прошел сзади их – не заметили. Сладкий, звонкий поцелуй раздался за ним и разнежил его истомою желания.

Наконец Логин добрался до заброшенной мельницы. Ивакина сидела на пороге покинутой избы. Ее горячее лицо было почти красиво, – таким пылким нетерпением сверкали маленькие глазки. Логин сказал:

– Вот вы где! Пойдемте-ка вниз, авось нас там угостят варей.

Ивакина робко подала ему руку, и они потихоньку пошли к мостику. Логин сказал:

– Так вот, любезнейшая Ирина Петровна, вы хотите знать, когда именно. Извольте, – но сначала дайте клятву, что вы сохраните это в тайне.

– Клянусь, – торжественно сказала Ивакина. Логин остановился, выпустил ее руку и, мрачно глядя на нее, сказал:

– Клянитесь спасением вашей души. Ивакина изумилась и даже всплеснула руками.

– Но, помилуйте, это – нерациональная клятва. С тех пор, как Дарвин доказал…

– Ну, все равно, – снисходительно сказал Логин, – каждый дает обещание сообразно своим убеждениям. Да вы, может быть, толстовка?

– Я отношусь, понятно, к великому русскому писателю с глубочайшим уважением, но нахожу, что пресловутые доктрины о непротивлении злу, о неделании, – ошибки гениального человека. Когда повсюду вокруг царит беспросветное зло, когда паразиты на двух ногах и кулаки в поддевках и во фраках сосут народную кровь, обязанность каждого честного гражданина – борьба и труд. К тому же ссылки на такой устарелый источник, как Евангелие, в наш электрический и нервный век я признаю нерациональными и несовременными: принципы, изложенные в этой замечательной книге вперемежку с легендами, конечно, были в свое время полезны, но уже давно отслужили человечеству свою службу.

– Итак, заповедь: не клянись…

– В обыкновенных условиях жизни я отвергаю клятву, как недостойное уважающих себя людей проявление взаимных отношений недоверия и мелочной подозрительности. Но в исключительных случаях, когда дело касается социальных и прогрессивных интересов, а также возвышенно-идеальных стремлений, я считаю своим долгом признавать обязательность клятвы.

«Типун тебе на язык, распространенная болячка!» – думал между тем Логин.

– Итак, – сказал он, – клянитесь не выдавать никому тайны, которую я вам открою, клянитесь наукой, прогрессом и народным благом.

Ивакина торжественно подняла правую руку и воскликнула:

– Клянусь наукой, прогрессом и народным благом никому не выдавать тайн, которые будут мне открыты вами!

– Через две недели в четверг, – таинственным голосом сказал Логин и опять подал руку Ивакиной. Ивакина затрепетала.

– Как? Что именно?

– Произойдет решительное: прилетят воздушные шары секретной конструкции и привезут конституцию прямо из Гамбурга.

– Из Гамбурга! – в благоговейном ужасе шептала Ивакина.

Она шла взволнованная, не замечая дороги. Логин продолжал:

– Больше ничего не могу сказать. И помните: за измену – смертная казнь, – в мешок и в воду.

– О, я знаю, знаю! Я дала клятву, – и сдержу ее!

– Не занимаетесь ли вы, Ирина Петровна, литературой?

Ивакина лукаво улыбнулась и спросила:

– Почему же вы так думаете, Василий Маркович?

– Да вы так литературно выражаетесь.

– Да? Вы находите? О, я очень много читаю: не говоря уже о том, что ни одна деталь школьного режима не ускользнула от моего внимания, я читаю много и по общей литературе. Но представьте! В моем захолустье, где вместо людей можно встретить только господ Волковых да совершенно неинтеллигентных волостных писарей, мне не с кем, положительно не с кем, обменяться живыми и свежими мыслями, которые навеиваются чтением книг честного направления. Да, вы угадали: я немножко занимаюсь литературой. То есть я, видите ли, составила одну азбуку по генетически-синтетическому слого-звуковому методу и сборник диктантов популярно-практическинаучного содержания, расположенных по аналитически-индуктивному методу.

– Очень полезные работы; они, конечно, приняты во многих школах?

– Увы! К сожалению, у нас везде царит такая рутина, стремление придерживаться раз пробитой колеи: ничего оригинального и знать не хотят. Азбука моя употребляется в двух школах нашего уезда, представьте, только в двух! и в одной школе тетюшского уезда, всего в трех школах. Сборник диктантов постигнут еще более плачевною участью: я не могла даже найти для него издателя и могу употреблять только в своей школе.

– Это очень печально.

– Но я не падаю духом. Меня воодушевляет мысль, что в великом процессе поднятия народных масс и я приношу долю пользы, хотя бы и минимальную. Теперь я привожу к окончанию одно грандиозное предприятие, которое стоило мне многих бессонных ночей, нравственной и умственной борьбы и нескольких лет интенсивного труда и неутомимых изысканий.