Принцип Пандоры - Кардин Клоуз

– Жалко, – произнес он, – такая потеря! А теперь – в камеры!

Они все так же стояли на месте.

– Вам нельзя не повиноваться! – закричал он. – Если я… – Плащ повернулся. Глаза сверкнули. А лицо исказила зловещая улыбка. Поднялась рука, и палец указал на Саавик. – ее возьмите следующей. Берите ее…

Руки Спока дрожали. Он старался справиться с этой неприятной дрожью, охватившей его. Страдание разливалось по каждой его клеточке, а вместе с ним набегал и гнев. Сотни вулканцев и их детей смотрели на него из-за плексовых окон камер, в каждой из которых стоял разбитый ящичек. Точно такой же, какой они нашли на ромуланском корабле. На каждом окне была прикреплена бирка с указанием времени, которое потребовалось на смерть подопытных. Черные лица застыли в агонии, последние крохи самообладания покинули их в минуты прощания с жизнью. Эти муки происходили очень давно, много лет назад; и даже память об этом месте потеряна. Он делал сейчас единственное, что мог: записывал трикодером страшные картины – свидетельства чудовищного преступления. Имена на бирках отсутствовали. Но зато были даты, начинающие отсчет двадцать лет назад. Более поздние жертвы, среди которых оказалось много детей, умирали гораздо быстрее, чем первые. Последние камеры были заполнены не все – двери некоторых остались открытыми, и в каждой из таких камер находился ящичек, переливающийся всеми цветами радуги.

Последняя пустая камера – на ней стоит дата, которую Спок прекрасно помнил. Нет, это не может быть простым совпадением. Именно в этот день шесть лет назад «Энтерпрайз» уловил сигнал, исходящий с территории Нейтральной Зоны, и его пальцы коснулись лица умирающей женщины. Храбрая, обреченная Т'Прен. Для нее, как и для многих других, этот сигнал поступил слишком поздно. Но не для нескольких, зачатых в насилии, детишек, которые были рождены для того, чтобы заполнить еще пустующие камеры. Одна девочка видела все это и осталась жива – могли бы остаться в живых целые миры, если бы у него хватило времени. Нет, Т'Прен умерла не зря. И Саавик…

– Саавик! – снова позвал он, – Саавик, отзовись!

Звук. Это могли быть шаги. Определенно, шаги.

Он осторожно освещал путь фонариком… и только потом вспомнил то, что всегда воспринимал, как само собой разумеющееся: Саавик при ходьбе никогда не издавала никаких звуков. Шаги приближались со стороны пещеры, из-за многочисленных рядов камер. Спок направил туда свой фонарик и успел уловить какое-то быстрое движение: в темноте промелькнул некто высокий, в чем-то длинном, развевающемся, черном.

Это была не Саавик.

–… Вот эту, теперь берите вот эту…

– Да-да! Попробуйте, возьмите меня! Уберите от меня свои руки, ублюдки!

– Нет! – произнес кто-то. Она так никогда и не узнала, кто это был. Слово прозвенело в тишине. Их глаза теперь были обращены на нее, затем «спокойные» отвернулись и пошли туда, куда их гнали, они пошли туда из-за нее.

– Нет! – пыталась она кричать, – нет! Нет! Нет! У меня нож! Я убью их! Убью ради вас!..

Но сжимавшая рот ладонь ни одному звуку не дала вырваться наружу. Двери камер открывались, в них входили по одному «спокойные», и ловушка захлопывалась. В тот же момент за пластиковым стеклом загоралась яркая вспышка – трескалась оболочка ящика – и лица «спокойных» менялись. Люди начинали бить кулаками о стены, двери, их рты искажались в беззвучном крике. Черный Плащ мерно прохаживался мимо камер, наблюдая за изменением свечения маленьких огоньков, исходящих из прозрачных ящиков.

Потом «спокойные» затихали. Маленькие огоньки затухали. Он остановился, обернулся к ней и улыбнулся.

– Что ж, она, в конце концов, сослужила нам хорошую службу. А теперь избавьтесь от нее.

Ублюдок! Лживый ублюдок! Ярость вновь взорвалась в ней.

Схватив за руки, стражники поволокли ее к пустой камере, по полу, скользкому от крови. Она изо всех сил вырывалась, царапалась. Кусалась, забыв о боли, о том, что сопротивление бесполезно, обо всем на свете.

Тряпка, обвязанная вокруг талии, совсем сползла. Нож упал, ударившись о каменный пол, переливаясь в мерцающем свете блестящим лезвием.

– Ну-ка, ну-ка, что у нас тут, – издевался он, подходя ближе и смеясь над маленьким оружием.

– Сука! – выругался державший ее стражник, сделав последнюю роковую ошибку: он потянулся за ножом, ослабив на мгновение хватку. Она выскользнула, словно угорь, и в тот момент, когда пальцы стражника коснулись земли, нож вонзился ему прямо в живот. Он ахнул и застонал, схватившись обеими руками за рану, с ужасом глядя на кровь, обильно сочившуюся сквозь сжатые ладони. Второй охранник бросился па нее, но она успела вонзить нож прямо, в сердце.

Потом они стали все нападать на нее. Все разом. Но она с убийственным хладнокровием работала ножом, вонзая металл в окружавшую ее плоть. Кто-то приближался к ней сзади, она почувствовала это за спиной; да, кто-то в черном развевающемся одеянии, точно смерть, подкрадывающаяся из темноты. Кровь была везде, она пропитала волосы и сделала скользкой кожу. Горячее дыхание защекотало ей затылок, и тут раздался смех, его смех.

С силой выдрав нож из чьего-то, уже бездыханного, тела, Саавик что есть сил отчаянно резанула им вокруг себя. Черный плащ, взвыв, упал на колени. Кровь залила его лицо, ладони прижались к месту, где находились глаза, и он закричал… О боже, как он кричал!

Саавик побежала, уворачиваясь от огромных цепких рук, мимо камер, за окнами которых застыли обезображенные лица «спокойных». Неслись вслед чьи-то крики и брань; ухали тяжелые сапоги, прямо за спиной слышалось зловонное дыхание, «спокойные» умерли из-за нее, ради нее… А он все еще был жив, тоже из-за нее… И нигде, нигде невозможно было спрятаться. Ничего не видя перед собой, она бежала по бесконечным, куда-то постоянно сворачивающим, лабиринтам…

Потом она проснулась. Вся в засохшей крови, вжавшаяся в углубление в стене, пытаясь вспомнить, что произошло. Но кто-то кричал, так громко, что она не могла думать, не могла сосредоточиться, кто-то искал ее. Хотел убить ее за то, что она сделала. Пусть это никогда не увидит меня… Но ее увидели. Беги! Беги! Беги! Беги!

Это не умерло, а значит, оно будет всегда ждать ее, подкарауливать в темноте, не прекращая своего бесконечного крика; неустанно преследовать, независимо от того, как быстро она побежит, наблюдая за ней глазами всевидящих стен.

Навстречу ему, мимо камер, пробиралась тень того, кто когда-то был человеком. Спок понял, почему это существо не закрывается от яркого света фонаря. Под капюшоном черного, изодранного в клочья плаща, из-под седых волос виднелся глубокий горизонтальный шрам, проходивший через пустые глазницы. Почувствовав чье-то присутствие, человек остановился и выпрямился. В нем все еще ощущалась привычка к былой власти. Он заговорил дрожащим голосом на ромуланском языке:

– Кто здесь?

– Сэр, – вежливо, так же на ромуланском, отозвался Спок, – я пришел… я – слуга.

– А-а, наконец-то ты вернулся. Я заждался! Я все держу в полном порядке. Посмотри, – он указал рукой в сторону камер, – ну, как моя работа? Выполнена? Так теперь Первый посылает за мной? Наступило время для доклада?

«Кому? Кому он должен докладывать?»

– Да, – ответил Спок, – наступило.

–., докладывать… а-а… – мужчина сделал еще несколько шагов вперед. – Моя работа, мое открытие века! Никто, ни один мир не сможет противостоять этому! Еще очень давно я рассказал ему, как это будет: много новых кораблей, много новых миров… докладывать? Уже время? Я храню для него это место… поддерживаю порядок… Посмотри… хорошо ли проделана работа?

Спок в отчаянии водил фонариком по темным стенам, пытаясь отыскать где-нибудь Саавик, размышляя, как лучше их обоих доставить на борт.

Этот человек, вероятно, уже давно сошел с ума, но любая информация, сохранившаяся в его потонувшем разуме, очень важна. Голос мужчины вдруг охрип, в нем послышались новые гневные нотки:

–., моя работа долгих лет! Они оставили меня здесь, видите?! А-а, – простонал он, схватившись обеими руками за лицо, мучаясь воспоминаниями. – Вы видите… я слеп! Вы здесь? Вы еще здесь?

– Да, – Спок подошел ближе, желая разговорить мужчину и выяснить как можно больше. – Расскажите о своей работе. Здесь произошел несчастный случай?..

– Несчастный случай? – взвизгнул он и расхохотался, страшно, безумно. – Да, несчастный случай! Ребенок, всего лишь слабое дитя… Она пыталась удрать! Но мои стражники поймали ее. Да, мои стражники сказали, что поймали ее. Она умерла, поплатилась жизнью за то, что сделала!

– ВРЕШЬ!!! – Крик разорвал воздух. Между ними появилась тень Саавик, и она вступила в круг света. Спок заметил свисающие пряди волос, разъяренное лицо и блеснувшее лезвие ножа в руке.

– Саавик! Нет!

Но она не слышала ничего, одержимая ненавистью всей своей жизни.

– Стражники обманули тебя! Проклятый, мерзкий ублюдок! Убийца!