Что сердцу дорого - Наталья Парыгина

Ну, а теперь? Что толку, что понял? Ведь он все равно не умеет жить иначе. Он не может вернуть того, что потерял. Своей юности. Сони. Значит, все по-старому?

Говорят, можно начать жизнь сначала. Чепуха! Второй раз тебе не будет семнадцать лет. Но все равно, так нельзя. Надо бежать. Бежать из этой шикарной квартиры, которая стала хуже тюрьмы. Бежать. Уехать. Забыть. Начать… А, может, это и не такая уж чепуха?

Аркадий соскочил с дивана, как был, в одних носках, подошел к письменному столу, резко выдвинул ящик. Тут хранилась небольшая стопка писем. Он схватил один надорванный конверт, вынул письмо.

«Я считал тебя человеком, Аркадий, и никогда не думал, что ты — такая дрянь…» Аркадий скомкал листок, швырнул на пол. Это было последнее письмо Андрея из Сибири. Кто-то написал ему о том, как Аркадий поступил с Соней, и вот…

Дрянь. Возможно. Сколько ни обвиняй папу с мамой, но если тебе двадцать шесть лет, — ты уже сам стоишь на ножках и бреешь бороду. Ты уже сам дважды стал папой. И худшим, чем был твой отец. Он хотя бы кормил тебя, покупал игрушки. Иногда даже брал на колени. А ты?

Аркадий стоял у окна, не замечая, как стынут необутые ноги. За окном бушевала метель. Вой ветра проникал даже сквозь двойные стекла и уныло отдавался в ушах. Снежные вихри беспорядочно метались в воздухе, закрыв собою все — и небо, и землю. Было в этих мятущихся потоках снега что-то залихватское, буйное, отчаянное, и Аркадий не мог оторвать от них глаз.

Но метель внезапно улеглась. Белый мрак поредел, вокруг посветлело, и через несколько минут все стало спокойно. Земля, заново покрытая снежной пеленой, выглядела удивительно чистой и свежей. Улица ожила. Появились прохожие. Они шли, думая о своих делах, каждый — своим путем, каждый — к своей цели.

Аркадий вдруг заметил, что сжимает в руке конверт. Он достал письмо Андрея и стал читать. Это было первое его письмо, в нем не было ничего неприятного, и Аркадий прочел его все, с первой до последней строчки.

«Привет из Сибири, Аркадий! Как твои дела? Пиши обо всем.

Я прекрасно устроился. Работаю пока чернорабочим на строительстве, но по вечерам учусь на курсах сварщиков-верхолазов. Замечательная профессия. Держишь в руках горелку с шипящей струей пламени и сам себя чувствуешь каким-то всесильным: коснешься струей железных балок в одном, в другом, третьем месте — и вот уже поднимается каркас будущего цеха, моста, высоковольтной мачты… Я стараюсь, и мастер говорит, что из меня будет толк.

Живу в общежитии, в комнате нас четверо. Я со всеми подружился. Аркадий, хочу доверить тебе одну тайну. Понимаешь, я влюбился. Началось еще в поезде. Может, помнишь, уезжала девушка, мать еще все уговаривала ее быть осторожной. Ее зовут Лидой. Она удивительная, необыкновенная. Я не достоин ее любви, но ничего не могу с собой поделать. Но она очень хорошо ко мне относится, и иногда мне даже кажется, что я ей тоже нравлюсь. О своей любви я пока не решился ей сказать.

Какая прекрасная штука — жизнь. Я каждую минуту счастлив, честное слово, и мне кажется, что так будет всегда. Но я все о себе и о себе. Не считай меня эгоистом. Пиши, как живешь. Может, тоже махнешь в Сибирь, а? Приезжай, буду рад. Вадим уверяет, что ты не способен на такой шаг, но я с ним не согласен. Да и чего бояться? Меня встретили, как родного, хотя у меня не было даже ни одного знакомого. А ты можешь быть уверен, что тебя встретит человек, который будет очень рад твоему приезду.

Ну, пока, до свидания. Жму руку. Андрей».

— Жму руку. Андрей, — вслух повторил Аркадий.

Он вдруг почувствовал себя увереннее, точно и в самом деле ощутил это дружеское рукопожатие. Точно заблудившись в метельной степи, вдруг увидал проторенную кем-то едва заметную тропку.

«Уеду, — думал Аркадий, все так же неподвижно стоя возле окна. — Уеду в Сибирь. Сейчас же пойду на вербовочный пункт и подпишу договор. И подпишу… А Соня?»

— Соня!

Он быстро обернулся и заглянул в дверь спальни, испугавшись, что разбудил этим невольным возгласом отца. Но отец спал. Соня… Кончено. Дважды он потерял Соню. Первый раз из-за той нелепой ссоры, когда был с Левкой. Второй… Может быть, снова пойти к ней? «Прости меня, Соня!..» Нет. Мало. Не простит. Не поверит, что стал иным. Стал? Или только хочет стать? Все равно. Надо доказать ей, что он может… И для этого стоит уехать в Сибирь. Уехать далеко, чтобы в разлуке стать ближе к Соне. Оттуда написать ей все.

А если все-таки… Пойти и высказать то, что передумал, что перечувствовал. «Соня, я пришел к тебе…» Нет, не выйдет. Сейчас не выйдет. Значит… Значит, надо ехать.

Отец услышал шаги Аркадия, проснулся, кряхтя слез с кровати. Аркадий был уже в пальто, вернулся в комнату за папиросами.

— Ты надолго, Аркаша? — миролюбиво спросил отец. — Нам надо поговорить.

— Боюсь — теперь будет некогда, — независимо отозвался Аркадий. — Я уезжаю.

— Брось дурить! — беспомощно моргая, проговорил отец. — Неужели ты всерьез подумал, что я…

— Я больше не хочу думать, — сказал Аркадий. — Я уезжаю. Это решено.

— Аркадий!

— Пока!

Звонко щелкнул в двери замок, и этот звук как бы окончательно отсек от Аркадия все прежнее, отрезал ему путь к отступлению.

41

Чемодан стоит посередине комнаты на стуле, железнодорожный билет с плацкартой лежит на столе. Аркадий едет. Неужели все-таки едет? Хорошо ли, глупо ли это, — попробуй, реши. Отец уверен: глупо.

— Ты думаешь, там тебя ждут молочные реки и кисельные берега? Не радуйся, голубчик. Это в газетах расписывают всякую романтику, чтобы увлечь дурачков вроде тебя. Черный труд, тощая зарплата и собачий холод — вот что тебя ждет.

В нижней рубашке с расстегнутым воротом и в брюках на подтяжках, отец ходит по комнате, шаркая шлепанцами. Ворчит на газетную романтику. А давно ли обзывал Аркадия негодяем? Пусть теперь покрутится. Хотя бы назло ему стоит уехать.

— Ты ставишь меня в безвыходное положение. Ведь не могу же я бросить квартиру на чужого человека.

Ага, вот теперь ты заговорил по существу. Карауль сам, если хочешь.

— А зачем тебе квартира, отец?

— Как — зачем! Да ведь не вечно я буду жить там. Ты не представляешь, как там трудно.

— Вот именно. Перебирайся с матерью сюда.

— Разве я здесь столько заработаю?

— Во всяком случае, прожить хватит. Да и накопленного на десять лет достанет.

— Что там накоплено… Жалкие крохи! Аркаша, ну брось ты свою затею. Оставайся! Хочешь, я тебе буду опять переводить деньги? — Пятьсот мне трудно, но триста рублей я, пожалуй, смогу, — просительно говорил отец.

— Нет, — отозвался Аркадий. — К тому же я оказался, как видишь, ненадежным сторожем.

— Я не понимаю тебя, — развел руками отец. — Зачем ты едешь?

— Жить.

Что-то новое ощущал в себе Аркадий. Словно сам он стал выше ростом, и в то же время раздвинулся, просторнее сделался мир.

Но в последний день перед отъездом вдруг просочилась в сердце непрошенная горечь. Стало грустно, обидно, бесприютно, и совсем пропала недавняя уверенность в себе и чувство свободы. С утра Аркадий крепко поссорился с отцом, тот даже заявил, что не пойдет провожать.

— Не ходи! — крикнул Аркадий. — Без тебя найдется, кому проводить.

Он вспомнил, как торжественно уезжал Андрей. Друзья, музыка, цветы, сотня добрых пожеланий. А ему? Кто пожелает ему счастливого пути? «Найдется, кому проводить». Левка с Борисом? Соня? Вадим?

Да. Вадим. Мало ли что было между ними. Все-таки полтора года назад Аркадий принял Вадима как друга. Теперь он пусть отплатит тем же. И пусть знает, что Аркадий не хуже других способен на решительный шаг. «У тебя от жесткой койки бока заболят». Сказал! Он думает, что Аркадий только и может думать о своих боках. Вот вылупит глаза, когда узнает…

Вадима Аркадий не застал — тот работал в первую смену. Зато Карасик был дома — обжег палец, теперь сидел на бюллетене. Аркадий снисходительно посочувствовал, спросил, что, как, не было ли писем от Андрея.

— Женился Андрюха, — сообщил Карасик.

— Вот как… А я, понимаешь, уезжаю.

— В дом отдыха?

Плоское лицо Карасика сделалось еще шире, желтоватые зубы открылись в улыбке. Карасик ехидничал. Едва ли он не был убежден в своем превосходстве над Аркадием.

— В Сибирь.

— Врешь?

— Не вру. Слушай, скажи Вадиму, что я уезжаю сегодня в восемь вечера и прошу его прийти на вокзал. Скажешь?

— Так ты вправду едешь?

Аркадий вдруг перестал злиться на Карасика.

— Ох, и тугодум ты, Витька.

— Я тоже хотел. Да боюсь — хуже бы не было.

— Куда тебе ехать. Затылок почесать — и то руку поднять лень.

— Меня с завода не выгоняли все же, — с достоинством возразил Карасик.

— Ладно. Прощай. Скажи Вадиму. Мы ведь с ним старые друзья.