Прекрасная монашка - Барбара Картленд

Каждый вопрос, который герцог выяснял у принца, подтверждал то, что он уже слышал вчера, а именно: принц де Фремон определяет всю внешнюю политику Франции. Он и его супруга лишь недавно заняли видное положение в придворных кругах. Но в отличие от подавляющего большинства остальных придворных фаворитов, эту чету король представлял королеве, а не наоборот, как бывало раньше. Как утверждали слухи, Мария-Антуанетта прониклась внезапной симпатией к принцессе де Фремон и выделила ее из остальной массы придворных, уделяя внимание и выказывая особые знаки расположения.

Чета де Фремон извлекла максимальную пользу из того выгодного положения, которое им посчастливилось занять. Едва ли кто-либо успел понять, что же происходит при дворе, как принцесса была назначена придворной дамой, а принц заседал в Совете по внешней политике.

Людовик XVI назначил принца советником по внешней политике, и хотя многие потом говорили, что граф де Вержне испытывает зависть, однако ни у кого не было сомнений в том, что у министра иностранных дел не хватало власти, чтобы убрать принца с поста, которого тот добился.

Пока герцог Мелинкортский разговаривал с принцем де Фремоном, Аме попыталась осмотреть этот чудеснейший зал для приемов. Обитый бледно-голубой парчой, украшенный огромными вазами из севрского фарфора, установленными на инкрустированные подставки, он превосходно декорировал шелка и атласы присутствующих здесь дам, ордена и драгоценные украшения кавалеров.

Драгоценности принцессы де Фремон по красоте соперничали, если не превосходили, с украшениями других присутствующих дам, и Аме вдруг подумала о том, что у нее драгоценностей почти нет, и поэтому она так выделяется и выглядит словно юная нимфа, явившаяся с неведомой лесной поляны, на фоне рюшей и оборок в нарядах других дам.

С обедом опаздывали примерно на час, и герцог Мелинкортский удивился, что же могло задержать хозяев дома. Он даже посмотрел на часы, когда услышал, как Аме, которая стояла неподалеку от него, вдруг судорожно вздохнула.

Он обернулся, чтобы выяснить причину ее беспокойства, и увидел, как по лестнице поднимается кардинал де Роган, разговаривая о чем-то с хозяином дома и его супругой. Кардинал был одет в алую сутану, и лицо его со следами беспутной жизни казалось достаточно веселым.

Аме почувствовала, что ее вновь охватила дрожь при виде этого человека, и лишь быстрый взгляд, брошенный на нее герцогом, придал девушке силы, и она оказалась способной сказать что-то приятное одному из приглашенных гостей, которому в ту минуту ее представляла леди Изабелла.

Однако когда через несколько секунд принц де Конде предложил девушке руку и они медленно двинулись в столовую, где гостей ждал обед, Аме чувствовала в сердце опустошение. По обе стороны от девушки за столом сидели незнакомые ей люди, и хотя она пыталась как-то отвечать на их усилия понравиться ей и развлечь разговорами о чем-нибудь занятном, глаза девушки слишком часто смотрели в ту сторону стола, где сидел герцог Мелинкортский, словно один вид этого человека вселял в нее дополнительные силы.

Изабелла Беррингтон и Хьюго Уолтхем выглядели достаточно спокойными, в то время как Аме никак не могла отделаться от чувства страха, постоянно ощущая, что кончики ее пальцев стали буквально ледяными, а щеки ярко пылали румянцем.

Обед оказался не настолько уж многолюдным: за столом сидело около тридцати приглашенных. Приготовленные блюда были отменнейшего качества и подавались исключительно в золотой посуде. За стулом каждого из гостей стоял лакей; беседа была остроумной и непринужденной. Девушка чувствовала, как ужас постепенно проходил. Она неустанно убеждала себя, что нет никаких причин опасаться чего-либо. Когда ее представляли его преосвященству в Версале, тот не узнал Аме. Да как он мог узнать девушку, если никогда прежде не видел ее?

И сегодня вечером, так же как и у всех присутствующих здесь дам, волосы у Аме были сильно припудрены, так что у не было никаких причин бояться, что она будет узнана по тому характерному признаку, который герцог Мелинкортский назвал» необычным сочетанием»— огненно-рыжим волосам в сочетании с голубыми глазами.

Кроме того, имей кардинал какие-нибудь подозрения на ее счет, за ту неделю, которую девушка провела в Париже, его подозрения в чем-либо обязательно проявились бы. Сейчас она находится здесь, у четы де Фремон, а ранее бывала во многих других людных местах — не пропускала ни одного обеда или приема, ни одного увеселительного мероприятия, бывала и в Опере, везде многочисленные шпионы его преосвященства без сомнения могли бы, хорошо изучив, выследить ее.

«Все мои страхи просто смешны», — неустанно твердила себе Аме, и тем не менее предчувствие беды не покидало девушку. И она не могла понять почему.

Когда обед подходил к концу, беседа за столом приняла общий характер. Началось все с того, что принцесса де Фремон рассказала об астрологе Бейли, у которого консультировалась чуть ли не половина парижских жителей. Принцесса сообщила присутствующим, как он рассказывал ей о событиях, о которых она хотела узнать, а также о таких вещах, которые не были известны никому на свете, кроме нее самой.

В то же время один из гостей пытался объявить этого астролога самым настоящим шарлатаном и рекомендовал, в свою очередь, какого-то другого ясновидца, который, как говорили, жил в одной из лачуг на набережной и мог безошибочно предсказывать будущее любому, кто бы к нему ни обратился.

Герцог Мелинкортский с любопытством прислушивался к вспыхнувшему среди гостей спору. Он был хорошо осведомлен о том, что интерес к оккультным наукам и явлениям был модной причудой, охватившей буквально всю столицу. Ходили слухи, что герцог де Шартре обладал опасной и недозволенной способностью своих предков, один из которых, как говорили, занимался колдовством и мог вызывать дьявола. Сам Филипп де Шартре, как рассказывали герцогу Мелинкортскому, был помешан на всевозможных талисманах и постоянно носил на себе амулет, освященный одним из знаменитых еврейских каббалистов, Яковом Фальком. Но герцог де Шартре не был одинок в своем увлечении оккультизмом: кардинал де Роган был в совершенном восторге от искусства графа Калиостро.

Люди говорили о весьма странных представлениях, которые постоянно устраивались во дворце его преосвященства. Герцог Мелинкортский не особенно верил в достоверность подобных сплетен или, по крайней мере, подвергал сомнению большинство из них до тех пор, пока кардинал де Роган не наклонился к принцессе де Фремон и не проговорил:

— Вы когда-нибудь встречались с графом Калиостро?