Обзор истории русского права - Михаил Владимирский-Буданов

В правление вел. кн. Василия Иоанновича наступает порядок, описанный Герберштейном: «Нынешний государь обыкновенно призывает известных ему (кандидатов) и сам из числа их избирает одного по своему усмотрению»[62].

При введении патриаршества порядок выбора патриарха установился такой: царь избирает несколько кандидатов и тайно запечатывает в воск имена их и пересылает церковному собору для избрания (по жребию); избирающие иерархи не знают имени избранного ими (вынутый восковой жребий для вскрытия и объявления имени отсылается к царю). – Впрочем, фактически и выбор патриарха также большей частью зависел решительно от воли царя (избрание Филарета и Никона).

Великому князю и царю принадлежит, далее, право инициативы церковного законодательства и участия в самом обсуждении законов; примером может служить деятельность Грозного на Стоглавом соборе 1551 г. – В среднюю эпоху государи вступают непосредственно в решение обрядовых и догматических вопросов (таковы действия правительства относительно ереси жидовствующих). По учению Грозного, главная задача государственной власти есть религиозное воспитание подданных: «Тщюся с усердием людей на истину и на свет наставити, да познают единого истинного Бога и от Бога данного им государя», т. е. власть государственная имеет вместе с тем и духовные цели.

По отношению к территории (вотчинный характер государства). Власть великого князя именуется вотчиной (термин, введенный в науку К.Д.Кавелиным). Происхождение вотчинного начала объясняется различно:

С.М.Соловьев выводил его из наследственности уделов после Андрея Боголюбского; К.Д.Кавелин – из прежней коллективной власти целого княжеского рода над всей русской землей; Н.И.Костомаров – из татарского государственного права, говоря: «Верховный владыка, завоеватель Руси, хан, называемый правильно русскими царем, роздал князьям земли в вотчины». Мы знаем уже, что явление это естественно объясняется из смешения государственных и частных начал, свойственного древним временам истории всякого народа. Из этого не следует, что сущность вотчинного начала состоит (так думает Б.Н.Чичерин) в замене государственного права частным[63].

Сущность вотчинного начала состоит в распоряжении путем частных сделок государственными правами. – Отсюда, из вотчинного начала, нельзя выводить право государей московских на имущество их подданных.

По отношению к населению власть великого князя и царя имеет патриархальный характер, т. е. истекает из древних оснований власти домовладыки и отца; общее наименование подданных в отношении к государю (кроме служилых, именуемых холопами) есть «сирота». Отсюда распоряжения свободой, здоровьем, жизнью и имуществом подданных делаются не ради личных интересов государя, а общественных (за преступления), причем, однако, преступления и наказания измерялись большей частью личным усмотрением государя («что государь укажет»). Государю принадлежало право устраивать брачную свадьбу своих подданных (относительно бояр – непосредственно; относительно прочего населения – эта власть передана наместникам). К концу Московского государства власть заметно изменяет свои основания, принимая более полицейский характер.

По отношению к самой власти. Царь иногда отрекается от власти, поручает ее временно или постоянно другому лицу, разделяет власть. Иоанн IV разделил власть на земскую и опричную, назначил русским царем татарского князя Симеона Бекбулатовича (а себе оставил титул Ивана Московского), причем все государственные акты действительно исходили от имени царя Симеона; отняв потом власть у этого последнего, он сделал его великим князем Тверским. Впрочем, такие действия совершаемы были только Иоанном IV в эпоху болезненного напряжения его борьбы за неограниченную власть; из сущности же теократического и патриархального начал не вытекают такие права: власть есть обязанность, возлагаемая Богом на его носителя; он не может уклониться от ее тяготы, как бы неподсильна она ни казалась. В смысле обязанности власть понята севернорусскими государями весьма рано. Когда в 1319 г. бояре убеждали великого князя Михаила Ярославича не ездить в Орду из самосохранения, то он отвечал: «Аще аз где уклонюся, то вотчина моя вся в полону будет, множество христиан избиени будут; аще ли после того умрети же ми есмь, то лучше ми есть ныне положити душу свою за многие души» (Воскр. лет.). Он действительно сделался мучеником государственных обязанностей власти. Об этих обязанностях напоминала церковная власть во время венчания царя и в отдельных случаях: когда, например, Иоанн III хотел бежать перед Крымским царем Ахматом, то архиепископ Вассиан назвал его в послании «бегуном и предателем христианства».

б) Боярская дума

Место Боярской думы в ряду других государственных учреждений определяется ее отношениями к самодержавной власти. Это не есть учреждение административное или судебное, т. е. высший центральный приказ.

Дума (равно как и земские соборы) есть вспомогательное учреждение при самодержавной власти; эта последняя через нее осуществляла себя в частных явлениях государственной жизни.

Главнейшие моменты в истории Боярской думы Московского государства определяются именно отношениями ее к верховной власти. Можно различать три эпохи в ее истории.

1) В первую эпоху, т. е. XIV и XV вв., замечается бытовое совпадение деятельности думы с действиями княжеской власти, основанное на единстве интересов. Возвышение Московского княжества было вместе с тем возвышением могущества и богатства московских бояр. Отсюда успехи московского единодержавия (кроме поддержки духовенства) главнейшим образом объясняются содействием бояр; в истории единодержавия были моменты ослабления, которыми могли легко воспользоваться другие княжества и уничтожить все плоды предшествующих усилий: после Ивана Калиты и Симеона Гордого княжил малоспособный и бездеятельный Иван Иванович; однако, дело, начатое первыми, продолжено при нем боярами (и митрополитом Алексеем) как относительно Орды и других княжеств, так и при усмирении внутренних смут: Московский тысяцкий, соперничавший с великокняжеской властью, был убит; по слухам, убили его бояре, между тем как народ стоял за тысяцкого и взволновался, так что многие бояре уехали на время в Рязань. Поэтому недаром Симеон завещал братьям слушать старых бояр. По смерти Ивана (1359 г.) наследник его Димитрий остался дитятей и, разумеется, не ему, а боярам (и св. Сергию) принадлежала победа над соперником его – князем Суздальским (1361 г.). Димитрий, умирая дал такое завещание детям: «Бояре своя любите, честь им достойную воздавайте противу служений их, без воли их ничтоже не творите» (Воскр. лет. 1389 г.). Преемник его Василий оставил (1425 г.) наследника Василия (Темного) 10 лет от роду; опять дело единодержавия спасено боярами (и митрополитом Фотием); процесс в Орде между Московским князем и его соперником-дядей выигран в пользу первого московским боярином – Всеволожским (1431 г.); затем по изгнании Василия из Москвы его соперником, этот последний должен был бежать из Москвы, потому что в Коломну, куда укрылся великий князь Василий, стали стекаться к нему князья, бояре, дворяне и слуги из Москвы. – Наоборот, падение других княжеств объясняется изменой местных бояр и переходом их в Москву; Московский великий князь нарочито теснил удельных бояр, чтобы принудить их к переходу к себе. – И по установлении единодержавия в первое время полное согласие деятельности бояр с действиями великих князей продолжалось: при Иоанне III все важнейшие акты государственной деятельности совершались по соглашению с боярами: женитьбу на Софье Палеолог Иоанн III предпринял так: «Подумав о сем с митрополитом, матерью своею и бояры… послал к папе» (Воскр. лет. под 1469 г.). Перед походом на Новгород «князь великий разосла по всю братию свою, и по все епископы земли своея, и по князи и по бояре свои… и мысливше о том не мало, и конечное упование положиша на Господа Бога», т. е. решили войну (Там же. 1471 г.).

2) Во вторую эпоху, в XVI в., происходит борьба между самодержавной властью и боярами, начатая со стороны великого князя и продолженная со стороны бояр. Установившееся единодержавие собрало изо всех княжеств местные боярские силы в одну Москву; кроме того, здешнее боярство усилилось огромной массой служилых князей, лишенных уделов, которые хотели вознаградить потерянную первую роль в деревне, второй в Риме. С другой стороны, уничтожив уделы, лишив бояр права перехода и обратив их в служилых людей, великий князь не нуждался более в их содействии для укрепления своей власти (современники видели начало и причину перемены в отношениях к боярам – в прибыли Византийской царевны Софьи и в ее влиянии). Но Иоанн III еще допускал возражения себе в думе, даже любил их и награждал за них. Его сын начал решать дела сам-третей у постели, в чем видели тогда нарушение обычая (т. е. беззаконие): «Которая земля (писал Берсень Максиму Греку) переставливает обычьи свои, и та земля не долго стоит; а здесь у нас старые обычаи князь велики переменил» (Ак. Арх. Эк. I, 142). О Василии Иоанновиче тот же Берсень и Герберштейн сообщают, что он «въстречи против себя не любит; кто ему встречу говорит, и он на того опаляется». Бояре уже не смели ему противоречить, и когда он (1525 г.) обратился к их совету, намереваясь произвести развод с женой своей Соломонией (чтобы жениться на Елене Глинской), то бояре одобрили это за исключением немногих. – При Елене Глинской и в малолетство Грозного (1534–1546 гг.) обстоятельства склонили весы в пользу бояр: соперник малолетнего Иоанна IV– князь Андрей Иоаннович – писал в своих грамотах: «Князь велики мал, а держат государство бояре, и вам у кого служити»? Для многих это показалось достаточной причиной, чтобы отъехать к Андрею. Но, несмотря на перемену обстоятельств, бояре еще раз вынесли на своих плечах дело создания государства в малолетство царя, разумеется, отмежевывая себе львиную долю в благах этого государства. Однако, сказания официальных «царственных» летописей о крайних злоупотреблениях власти боярами и их грабительствах в малолетство Грозного должны быть признаны не беспристрастными: лишь отдельные лица – временщики (особенно Шуйские) – терпят справедливое порицание даже от такого крайнего приверженца боярской партии, каков был князь Курбский. – Со времени воцарения Иоанна (1547 г.), этот царь открыл сознательную борьбу с боярской партией сначала мерами разумными, приблизив к себе людей худородных, обратившись к совету всей земли (земскому собору) и создав несколько здравых законодательных мер, ограничивающих значение удельных князей и бояр (см. Хрестоматию по истории русского права, III: Ук. кн. ведом, казн., ст. XVIII и XIX), а потом мерами жестоких казней и гонений (1560–1584 гг.), вызванных большей частью не мнимой изменой бояр, а сознательной целью «не держать при себе советников умнее себя» (совет, данный Иоанну Вассианом Топорковым в 1553 г.). Казни направлены были не на одних бояр и князей (в 1570 г. разрушен целый Великий Новгород и его пятины; разрушение продолжалось около 6 недель; собрано было 10 тысяч тел, кроме унесенных Волховом), но главной целью их были бояре. Одной из мер борьбы было разделение государства на опричину и земщину; земские дела оставлены в руках бояр; даже ратные дела должны были решаться «государем, поговоря с бояры». В опричине Иоанн надеялся осуществить вполне свой новый план. Но именно здесь обнаружилась неосуществимость и непрактичность его идей; в учреждении земщины он сам признал себя побежденным, отделив верховную власть от государства и предоставив это последнее боярам. Последним средством борьбы его с боярством была литературная полемика с князем Курбским, отъехавшим в Литву; по этой полемике мы можем сличить и оценить государственные воззрения двух борющихся сил; несомненно, что «старина», обычай (т. е. законность) была на стороне Курбского, а новизна (революционное начало) на стороне Грозного. Курбский отнюдь не стоит за восстановление удельно-княжеского порядка; он, не посягая на верховную власть, доказывает только необходимость для царя «совета сиглитского», т. е. совещаний с Боярской думой, что с древнейших времен практиковалось и в Киеве и в Москве, и что вызывается сущностью и интересами самой монархии. Идеал Грозного бессодержателен: «жаловати сами своих холопей вольны, а и казнити вольны есмы». Ничто не препятствовало Грозному обходиться без Боярской думы, не прибегая к казням, но он сам нашел это неосуществимым.