Крах игрушечного королевства - Эд Макбейн

— Бобби, — сказал я, — я отправил ваши отпечатки пальцев в лаборато…

— Мои что?

— Извините. Именно для этого я и давал вам фотографию.

— Что-что?

— Черно-белую глянцевую фотографию. Извините.

Диас покачал головой.

— Какой дешевый трюк!

— Совершенно с вами согласен. Но ваши отпечатки, снятые с фотографии, совпадают с отпечатками, обнаруженными на кассете и на ее футляре. Так что теперь можно считать доказанным, что эта кассета попала к Бретту Толанду именно от вас.

— Ну и что с того? — спросил Диас.

— Возможно, теперь вы согласитесь сказать мне, когда вы передали ему эту кассету?

— А почему я должен это делать?

— Потому что если я вызову вас для дачи показаний под присягой, вам так или иначе придется…

— Вы собираетесь представить эту кассету в качестве вещественного доказательства и выставить вашу клиентку…

— Это мое дело, что я собираюсь представлять в качестве вещественного доказательства, а что не собираюсь. Сейчас значимо другое — имеет ли эта кассета отношение к убийству Бретта Толанда.

— Какое она может иметь к этому отношение?

— Пока не знаю, — сказал я. — Потому я и пришел поговорить с вами. Вы согласны? Или мы поговорим сейчас, в неофициальной обстановке, или нам придется разговаривать завтра, у меня в конторе, с диктофоном и свидетелями.

— Мне сперва надо позвонить в одно место, — сказал Диас.

— Конечно-конечно, — согласился я.

Телефон находился у Диаса в машине — в серо-стальном БМВ с черными кожаными сиденьями. Диас позвонил в ресторан «Поместье Мэнни» на рифе Фламинго и попросил передать Джону Ленски Роберту, что он не сможет присоединиться к нему за обедом. Потом мы поехали на запад по Вейвер-роуд, потом свернули на Намайями-Трейл и добрались до китайского ресторанчика «Ах Фонг». Я заказал один из их обедов стоимостью в шесть долларов девяносто пять центов. Обед состоял из омлета, цыпленка по-китайски, белого риса и чашки чая. Бобби взял суп по-вонтонски, бифштекс, жареный рис и тоже чай — все за те же шесть девяносто пять.

Мы оба попросили палочки для еды.

Под наше клацанье палочками и чавканье мы начали обсуждать, каким образом эта пахнущая жареным кассета попала в загребущие руки Бретта.

Бобби, похоже, больше интересовал бифштекс, чем собственный рассказ.

Почти безо всяких предисловий он поведал мне, что позвонил Бретту сразу же, как только узнал Лэйни…

— Это происходило вечером одиннадцатого сентября?

— Да, но тогда я его не застал.

— Вы позвонили…

— И нарвался на автоответчик.

— А когда, в таком случае, вы все-таки сообщили об этом Бретту?

— Только на следующий день.

На следующий день было двенадцатое сентября. В девять утра Бретт Толанд прибыл в зал суда в сопровождении своей жены и своего адвоката.

Я находился там же, вместе со своей клиенткой и своим единственным свидетелем. Все мы покинули зал суда около часа дня, когда судья Сантос объявил перерыв.

— Так во сколько вы все-таки нашли Бретта? — спросил я.

— Только после обеда.

— Вы снова позвонили ему?

— Нет, я с ним встретился. В главном офисе.

— Во сколько это было?

— После обеда. Где-то в два, в половине третьего.

— На этот раз вы отдали ему кассету?

— Да.

— Что вы ему сказали по поводу кассеты?

— Я сказал, что мне кажется, что это может его заинтересовать.

— Чем именно?

— Я сказал, что мне известно о его судебном разбирательстве с Лэйни, и что я думаю, что эта кассета может сыграть важную роль.

— Вы сказали, какую именно роль она может сыграть?

— Нет, я просто сказал, что это может ему пригодиться.

— Как именно?

— Ну, в качестве вспомогательного средства. Я сказал, что когда он посмотрит кассету, он сам поймет, что я имею в виду.

— Вы описали содержание кассеты?

— В общих чертах.

— Как вы его описали?

— Я сказал, что картинка на футляре прекрасно дает понять, о чем эта кассета. И заголовок тоже.

— Вы сказали, что на этой кассете снята Лэйни?

— Нет. Я хотел, чтобы Бретт обнаружил это сам. Я сказал только, что кольцо выглядит точь-в-точь как то, которое постоянно носила Лэйни.

— Кольцо на фотографии, помещенной на обложке?

— Да, на футляре кассеты.

— Другими словами, вы намекнули, что на этой кассете засняты женщины, занимающиеся мастурбацией, и что женщина, изображенная на обложке, это Лэйни…

— Ну, точнее, что это ее кольцо.

— Что это кольцо принадлежит Лэйни.

— Я сказал, что кольцо выглядит очень знакомым.

— Так что Бретт прекрасно понял, о чем вы говорите.

— Думаю, да.

— То есть он понял, что он увидит, когда включит кассету.

— Ну, мне кажется, он понял, что я заполучил.

— И как он на это отреагировал?

— Похоже, он был доволен.

— Высказывали ли вы предположение, что он может использовать эту кассету, чтобы добиться прекращения дела?

— Я сказал, что дизайнер детских игрушек может не захотеть, чтобы эта кассета получила широкое распространение.

— Вы так сказали.

— Да, именно так я и сказал.

— И вы также сказали, что когда Бретт просмотрит кассету, то сам поймет, что вы имели в виду.

— Да.

Палочки размеренно двигались от тарелки ко рту. Зернышки риса падали обратно на бифштекс. Глоток чаю. Война войной, а обед по расписанию. Ну и что, что мистер Диас передал своему боссу компрометирующую видеокассету? Похоже, ему и в голову не приходило, что высказав предположение о возможном способе использования кассеты, он фактически сделался соучастником шантажа.

— Бретт посмотрел кассету сразу же?

— Нет.

— Вам известно, когда он ее просмотрел?

— Понятия не имею.

По словам Лэйни, Бретт позвонил ей в тот же день, в девять вечера, и пригласил ее на яхту, чтобы обсудить соглашение. Так называемое соглашение, которое перешло в попытку шантажа…

«— И сказал, что если я не отзову иск, весь детский мир узнает об этой кассете.

— И твой медвежонок пойдет коту под хвост.

— Нет. Коту под хвост пойдет вся моя жизнь».

— …которую можно считать вполне достаточным мотивом для убийства.

— Между прочим…

Кусочек бифштекса перекочевал из тарелки в рот.

— …после того, как я ушел из его кабинета, я больше не видел Бретта.

— Во сколько вы оттуда ушли?

— В три часа. И я могу сообщить, где я провел тот вечер. Если это вас вдруг заинтересует.

— Ну разве что из чистого любопытства, — сказал я.

— Так вот, чтобы успокоить ваше любопытство, сообщаю, что я провел ночь в постели женщины по имени Шейла Локхарт, в ее квартире на Шуршащем рифе. Это свободная белая женщина, ей двадцать один год, и ей нечего скрывать. Мы провели вместе всю ночь. Можете спросить у Шейлы. Я ушел он нее на следующий день, в восемь утра.

— Как вы были одеты?

— Что?

— Как вы были одеты, мистер Диас?

— Да так же, как сейчас, только рубашка была другая.

— Полагаю, это мисс Локхарт тоже может подтвердить?

— Спросите у нее сами, — пожал плечами Бобби. — Официантка! — он махнул рукой хорошенькой китаянке в зеленом шелковом платье, туго обтягивающем бедра. — Будьте добры, мне еще чаю.

Официантка поспешила прочь.

Некоторое время мы сидели молча.

— Какую сделку вы заключили, Бобби?

— Сделку? Какую еще сделку?

— Это я вас об этом спрашиваю.

— Я не заключал никакой сделки.

— Вчера вы сказали, что это вы создали этого медвежонка…

— Вы что-то путаете.

— Что это была за сделка? Вы показали Бретту, как решить все его проблемы…

— Послушайте, я всего лишь отдал ему кассету.

— …а он взамен приписал честь создания медвежонка вам. Так?

Официантка принесла чай.

Бобби взял чашку с горячим чаем обеими руками.

Отпил.

Посмотрел на меня поверх чашки.

— Я не нуждаюсь в том, чтобы мне приписывали какую-либо честь, — сказал он. — У меня достаточно собственных заслуг.

— Тогда чего вы хотели? Денег?

— Я работаю на Тойлэндов уже почти пятнадцать лет. Если я могу чем-либо им помочь…

— Вплоть до шантажа?

— Да бросьте, какой шантаж? А кроме того, если вам так уж интересно, я даже не знал, как именно Бретт отреагирует на эту кассету.

— Что вы имеете в виду?

— Когда я сказал ему, что на этой кассете снята Лэйни. Насколько я понимаю, Бретт вполне мог оскорбиться.

— Я никак не пойму, что вы…

— Я не знал, как он это воспримет. Я не знал, продолжают ли они поддерживать отношения.

Я молча посмотрел на Диаса.

— Вы не знаете, они с Бреттом все еще встречались? — спросил он.

Судя по доносящемуся голосу, один из чужаков стоял как раз у двери уборной. На этот раз он говорил по-английски. Тутс решила, что Уоррен, наверное, сидит в кресле, в дальнем от уборной углу. Тутс понимала, что это лишь вопрос времени. Рано или поздно кому-то из чужаков захочется в туалет. Она не знала, что эти типы станут делать, когда обнаружат, что дверь туалета заперта.