Намык Кемаль - В. Стамбулов

«Необходимо или ввести до открытия дипломатической конференции, то-есть в ближайшие три-четыре дня, те реформы нашей внутренней организации, которые мы объявили и обещали всем державам, или же принять предложения держав и решиться вечно жить под их опекой».

Коренным различием между действиями Мидхата и игрой султана было то, что Мидхат видел в конституции средство против опеки держав, Абдул-Хамид же, наоборот, видел в державах защиту против ненавистной ему конституции.

Сохранение суверенных прав, о которых Абдул-Хамид говорил в своем письме, было намеком на его требование введения в конституцию пресловутой 113-й статьи, в силу которой можно было в тех областях, где происходят беспорядки, отменять на время конституционные гарантии. Мидхат долго боролся против этой статьи, которая могла в любой момент (как это и оказалось позже) позволить султану легально прекратить действие конституции, но, озабоченный необходимостью провозгласить этот акт самое позднее в первый день созыва конференции держав, плохо разбираясь в замыслах человека, с которым он имел дело, Мидхат уступил и, в конце концов, хотя и неохотно, согласился включить в текст конституции пресловутую статью.

19 декабря 1876 года Мидхат был назначен великим визирем. Со стороны Абдул-Хамида это был умелый шахматный ход. Новый султан как будто шел навстречу всем желаниям партии реформ. Кроме того, это назначение было весьма выгодным и в виду предстоящей конференции: у европейской дипломатии, традиционно обосновывавшей свои домогательства и вмешательство во внутренние дела Турции реакционностью политики Высокой Порты, выбивался из рук весьма важный козырь.

С другой стороны, сам Мидхат был теперь связан по рукам и ногам. В кабинете оппозиция его политике вырисовывалась все сильнее и сильнее. На одном из собраний министров в доме Дамад-Махмуда министр юстиции Джевдет-паша вдруг выступил с предложением отказаться от введения конституции, так как она стала «ненужной со вступлением на престол либерального монарха». Понадобились резкий отпор со стороны Мидхата и его угроза уйти в отставку, чтобы остальные члены кабинета не присоединились к этому предложению. Это решительное выступление Мидхата показало его врагам, что их час еще не настал, и они притворились, что согласились с мнением Мидхата.

Внутренние и внешние дела Турции шли все хуже и хуже. Теперь сам Мидхат стоял во главе правительства, которое попрежнему вело политику угнетения и разорения страны. Он начинал терять свою популярность в тех кругах торговой буржуазии, среднего чиновничества и офицерства, которые ранее его поддерживали. Кроме того, как только он стал главой правительства, произошло охлаждение между ним и английской дипломатией, которая раньше поддерживала его, как заклятого врага России. Как-только англичане убедились, что Мидхат вовсе не намерен быть их послушным орудием, их отношения к нему сразу переменились. В самый день назначения его великим визирем, английский посол Элиот писал министру иностранных дел, лорду Дерби:

«Мидхат всегда проявлял желание следовать советам нашего правительства, но сейчас я не знаю, каковы его чувства к Англии».

23 декабря 1876 года в большом зале Адмиралтейства, окна которого выходили на Золотой Рог, собралась конференция представителей великих держав. Ее цель была всем известна. Россия вновь настойчиво ставила вопрос о наследстве «больного человека». Война была неизбежна, и ее исход не оставлял ни для кого сомнения. Но европейские державы хотели получить и свою долю добычи.

По существу это была не дипломатическая конференция, а судилище. Турция обвинялась в жестоком, варварском управлении своими многочисленными национальными меньшинствами: болгарами, сербами, греками, валахами, сирийцами, арабами. И каждый из «судей», под предлогом опеки над какой-либо частью меньшинств, стремился выкроить себе новую колонию.

Наивность Мидхата заключалась в его вере, что достаточно будет провозгласить конституцию, уравнять в правах все меньшинства, ввести реформы в управлении христианскими и другими провинциями, как вся эта жадная свора империалистов растрогается и откажется от своих притязаний.

Конференция открывалась в торжественной обстановке. Только-что были закончены предварительные формальности, как раздался залп с другого берега Золотого Рога. Выстрел следовал за выстрелом. Глухой гул потрясал стены, и громадные окна Адмиралтейства дрожали. Это был тот театральный эффект, который заранее подготовило правительство. Сейчас же после первых выстрелов турецкий делегат Савфет-паша поднялся с места и сказал:

«Господа, орудийные выстрелы, которые вы слышите, это сигнал провозглашения конституции, гарантирующей права и свободу за всеми подданными империи без всякого различия. Я считаю, что при наличии этого великого события, наша работа стала излишней».

Эта маленькая речь была встречена ледяным молчанием уполномоченных, а затем поднялся граф Игнатьев и предложил перейти к порядку дня.

Турки не имели представления, что в течение целого месяца представители держав заседали без них, и все вопросы были уже давно разрешены. Весь эффект от провозглашения конституции был сорван. Началась дипломатическая битва «европейского концерта» против Турции, которая привела к несчастной для нее войне 1877–1878 гг.

В то же утро, когда открылось заседание конференции, на громадной площади перед зданием Высокой Порты, на высокой эстраде, торжественно украшенной знаменами, собрались все нотабли Стамбула: улемы, в их старинных кафтанах и живописных чалмах, министры в расшитых золотом мундирах, высшее чиновничество и генералитет. Громадная толпа, стекавшаяся сюда со всех кварталов города, несмотря на проливной дождь, теснилась вокруг возвышения.

В полдень первый секретарь султана, Саид-паша, в сопровождении многочисленной свиты и предшествуемый военным оркестром, прибыл на площадь. В его руках был императорский манифест, который он прочел собравшимся.

Окончив чтение, он поцеловал текст конституции и торжественно вручил ее Мидхат-паше. Печатные оттиски конституции тут же были розданы присутствующим.

После речи великого визиря, в которой Мидхат старался подчеркнуть значение акта, и молитвы, прочитанной адрианопольским муфтием, салют в 101 выстрел известил стамбульское население о введении мертворожденной конституции.

Собравшиеся кричали ура. Образовалась процессия. Улемы шли во главе с шейх-уль-исламом, греческое духовенство вел патриарх. Шли министры, профессора университета, представители всех гильдий, софты и просто разные люди. На некоторых знаменах золотом было написано слово «свобода». Процессия проследовала к дому Мидхата, где великому визирю были принесены поздравления. Вечером софты и мелкие ремесленники шли по городу с факелами и кричали «да здравствует Мидхат!». Со всех концов страны летели приветственные телеграммы. Даже мечети были иллюминованы. Лишь громадные зеркальные окна Долма-Бахче были погружены в полный мрак.