Иллюзия страха - Дарья Демидова

их диалог, продумывала вопросы, но наконец плюнула, посчитав, что даже если записать все мысли, все равно все пойдет наперекосяк. Поэтому решила импровизировать.

Здание музея Азии и Океании располагалось в небольшом уютном парке во дворце, который раньше принадлежал не то каким-то графьям, не то князьям. Фасад в стиле классицизма терялся среди аллей вековых лип. Скамейки на тенистых тропинках, покрытых белым гравием, облюбовали отдыхающие от городской суеты жители.

Интерьер прекрасно сохранился: и лепнина, и колонны, и мраморные лестницы с резными периллами. Это могло повергнуть в шок, потому что тематика музея совершенно не соответствовала интерьеру здания.

Так в холле Машу встречала золоченая скульптура огромного китайского дракона, а лепнину на стенах закрывали флаги стран Азии и Океании.

Маша решила как-нибудь наведаться в музей и подробнее изучить экспонаты, а покамест направилась прямиком на третий этаж, где, согласно письму Крапивницкого, располагалась администрация.

Секретарь, услышав цель ее визита, приветливо улыбнулась и указала на высокие двойные двери с золотой табличкой, на которой были выбиты имя и должность его владельца. Секретарь открыла дверь и жестом пригласила Машу войти.

Помещение слабо напоминало кабинет. Скорее библиотеку в старинных замках. Напротив дверей огромные окна, выходящие в парк, занавешены тяжёлыми темными портьерами, перед ними несколько столов с книгами, папками и документами, диковинными статуэтками. На одном из них с краю притулился монитор и стационарный телефон — будто лишние в этой старинной роскоши.

По другим стенам высились, уходя под потолок, стеллажи из темного, почти чёрного дерева, с переставными лесенками.

Маша замерла на пороге, рассматривая все это великолепие. Впечатление было точно такое же, когда она впервые вошла в библиотеку акудзин — полный всепоглощающий, заставляющий замирать сердце восторг.

— О! Вы должно быть Мария?! — раздался голос откуда-то сверху.

Маша вздрогнула и подняла глаза. С лестницы второго яруса на нее приветливо глядел пожилой невысокий мужчина в костюме-тройке.

Профессор Крапивницкий очень споро для своей комплекции спустился вниз и галантно поцеловал Маше руку. Маша была покорена. Мало того, что Крапивницкий был похож на любимого актера: такой же полноватый, невысокий, с лысиной, обрамленной пушистыми белыми волосами, и прямоугольными очками на круглом щекастом лице. Так ещё и манеры были, словно она оказалась в восемнадцатом веке и говорит лично с хозяином старинного дворца.

Профессор тем временем принялся хлопотать у одного из столов. Пододвинул Маше кресло, освободил кусочек стола и поставил на него две чашки с ароматным чаем, которые принесла секретарша.

При этом Крапивницкий все делал с улыбкой, милой улыбкой доброго дедушки. Маша сама невольно стала улыбаться, глядя на него.

— Итак, юная леди! — начал профессор, усаживаясь напротив Маши. — Вас заинтересовала моя работа! Та ее часть, где я говорю про акудзин. По правде говоря, я удивлён! Ведь среди мифических существ есть, хм, персонажи поинтереснее.

Он заговорщицки подмигнул Маше, но она не растерялась и решила, что раз профессор решил поболтать, стоит пойти ему навстречу:

— Вот как?! И почему вы считаете акудзин не слишком интересными? Ведь они так загадочны!

— Ой, да что вы говорите? Обычные энергетические вампиры! Моя теща ещё им фору даст! Хе-хе! — он мягко засмеялся и, причмокнув пухлыми губами, сделал глоток чая.

— Я пишу работу по акудзинам. Мне очень понравилась ваша книга! В ней довольно много сведений, — продолжала Маша с милой улыбкой. — Но я так же нашла в библиотеке иллюстрации господина Левина. И меня кое-что смутило.

— Левина? Прохора Левина? — воодушевился Крапивницкий, услышав знакомое имя. — Мы были хорошо знакомы. Прекрасный был человек и художник с очень сложной судьбой! Что же вас смутило?

— Там написано, что иллюстрации выполнены по серии книг, в том числе и по вашей. Но изображение акудзина... — Маша замялась, подбирая слова. — Вы не описывали серую кожу в трещинах и рога...

— Ах, это! — добродушно засмеялся Крапивницкий. — Художники люди творческие. Что поделать? Невозможно остановить буйную фантазию фактами!

— Фактами? А какие они на самом деле? Какие акудзины?

— Вы, юная леди, не отличите акудзина от простого человека, пока он не начнет пить ваши эмоции.

— Вот как? — правдоподобно удивилась Маша. — Я, кстати, нигде не нашла сведений о том, как противостоять акудзинам. Как вы думаете, это вообще возможно? У меня очень строгий куратор. Он просил высказать хотя бы предположения. У вас в работе была описана японская деревня на острове Цусима...

— Ах, да! Но это действительно лишь предположение. Точнее, эта деревня реально упоминалась в записках путешественников. Но там были слишком расплывчатые формулировки, — отмахнулся профессор.

— И всё же. Как вы сами считаете, почему жители деревни не боялись акудзин? Ведь от них, как известно, нет спасения, — Маша твердо решила выпытать у Крапивницкого ценную информацию любым способом.

— Вы очень любопытны, — будто одобрительно закивал профессор. — Но с чего вы взяли, что от них нет спасения?

— Ну как же? — Маша задумалась. — Они умеют телепортироваться, они усиливают твой страх... А страх сковывает, не даёт мыслить.

— Страх — это всего лишь иллюзия, — отрезал профессор, вмиг став серьёзным. — Страх — это главное блюдо у них, но не основное. Просто им проще манипулировать и питаться. Страх — это инстинкт самосохранения. Человек боится подходить к краю обрыва, потому что знает, что может сорваться и умереть. Страх — это то, что продлевает нам жизнь. Наш стоп-кран. Да, эти существа в Японии, а позже и на всем Евразийском континенте считались одними из самых опасных, но на любое действие есть противодействие.

— Я не очень понимаю... — Машу смутила резкая смена настроения добродушного старика.

— Всегда, испокон веков, существовали средства притупляющие страх и другие эмоции или наоборот усиливающие их, — Крапивницкий подобрался, будто собирался читать лекцию. — Они и сейчас есть. И природные, и синтетические. Седативы, наркотики, алкоголь, анестезия. Все что может влиять на чувства и эмоции людей.

— И что же могло быть у жителей деревни Тонасё?

— О, много чего. Эндемиков везде хватает. Уверен, что большая часть до сих пор не найдена или найдена, но не изучена, — улыбнулся Крапивницкий. — Я не упоминал это в книге, не потому что не захотел, а потому что нельзя было. Редакторы не пропустил бы. В то время с этим было гораздо строже.

Он поднялся и прошел в другую часть кабинета. Начал копаться в шкафу и наконец извлёк из