Дом моделей - Александр Кабаков

А я вам вот что скажу: валите-ка вы отсюда! Вам русским языком говорят – был такой случай прошлым летом на станции Грозовая. Был. И отражен рапортом старшего сержанта Бойко В.И. на имя начальника линейного отдела. Можете взять этот рапорт и прочитать. А-а, то-то же! Ну а если нет у вас знакомых в этом линотделе и бабок нет, чтобы просто начальнику стол поставить – он там до сих пор пьющий и злоупотребляющий, не добрались еще, а Володя все собрания ждет, чтобы прямо выступить, – ну так если не можете проверить, то и молчите себе. И слушайте, чего вам говорят.

В поведении же Владимира, между прочим, ничего особенно удивительного и не укладывающегося в логику – если не характера, то биографии – в ту ночь не было. Если бы любой из нас в годы, считающиеся мирными, почувствовал, как стреляют из темноты, из толпы, из окна, с крыши, из-за угла, из колодца, с минарета, с горы, из-под женского платья – и все целясь тебе в голову, в грудь, в живот, в яйца; если бы в нас гранатами бросали, прямо в битком набитый нами кузов, откуда и прыгнуть-то не успеешь, придавленный боевыми товарищами; если бы нам руки-ноги отрубали, головы наши над плитой вешали, задницей на ручной пулемет насаживали, как только поймают, – словом, если бы побывали мы где-нибудь в районе Герата году в восемьдесят втором, то, наверное, и нам многое, кажущееся сверхъестественным и инфернальным, представилось бы вполне заурядным и бытовым. И к любому неожиданному, странному и даже дикому происшествию мы подходили бы с универсальной меркой: порядок или непорядок? Тактично себя товарищ ведет или нетактично? А если нетактично – опасно для меня или нет? И если опасно – то быстрый, но не ослабляя внимания к самоподстраховке, бросок, боевой прием, одиночный прицельный выстрел или короткая очередь – и в укрытие, и контроль создавшейся ситуации, и обдумывание последующих действий...

Ну, короче говоря, увидев импортную консервную банку, Владимир поступил следующим образом: кобуру с «макаровым» передвинул под рубашкой на живот, чтобы явно выпирала, а сам дохлый пистолетик – пожалев, конечно, опять же о любимом «калашникове» – из кобуры вынул и, задрав немного брючину, сунул глубоко за носок. И пошагал к намеченному вагону, который тем временем удалялся от него, проворно пятясь следом за маневровым тепловозиком. Вообщето до киевского оставалось восемь минут, и, понятное дело, маневровый спешил открыть горловину, убрать салон в тупичок, что уходил влево сразу же за стрелкой. А там видно будет... Может, если решат, придется и вправду прицепить служебный киевскому в хвост... Хотя времени, конечно, оставалось мало, это и Володя, не будучи от природы железнодорожником, понимал.

Между тем, все так же проворно двигаясь и слегка покачиваясь, вагон уже въехал в тупичок и стал. Высокая его тень закрывала маневровый, который теперь уже не мог из-за него вылезти – да и смысла не было, оставалось ровно восемь минут.

Владимир подошел к вагону. Дверь была открыта точно перед навеки здесь сооруженной деревянной лесенкой-крыльцом. Машинист маневрового имел опыт обслуживания начальства. В вагоне за золотисто-желтыми, наглухо задернутыми шторами горел яркий свет, слышалась музыка и оживленные голоса – вроде гуляли. Проводницы нигде не было видно, в тамбуре у самого входа аккуратно лежала мокрая тряпка и стояли рядком несколько пар домашних шлепанцев. И уже было Владимир собрался в этот обычный тамбур подняться, приготовившись к чему угодно, в том числе и к конфликту с нетрезвыми товарищами, нарушающими инструкции об использовании служебных вагонов, а может, даже и к задержанию каких-нибудь правонарушителей, ни на какой служебный вагон, кроме как для спецперевозок эмвэдэ, права не имеющих...

Но тут, само собой понятно, из-за вагона шагнул к нашему герою человек. В падавшем из вагонных окон свете Владимир сразу хорошо рассмотрел костюм этого товарища. Костюм был для летней ночи на станции Грозовая довольно странный: косо сдвинутая на лоб шляпа из кремовой манильской соломки с широкой лентой лилового муара, кремовый двубортный костюм из тонкой фланели, крахмальный стоячий воротничок, галстук бабочкой лилового же, сумрачно блестящего шелка, в левой руке бамбуковая трость с ручкой-набалдашником желтоватой, хорошо полированной слоновой кости, в правой – свежая пара бежевых лайковых перчаток, на ногах молочной замши ботинки с коричневыми союзками выстроченной узорами кожи. Владимир все зафиксировал про себя – товарищ был как из телепередачи «Вас приглашает оперетта» – и, держась левой рукой за вагонный поручень, привычно правую протянул к гражданину.

– Что здесь ходим, товарищ пассажир? Документы при себе? Старший сержант Бойко, попрошу предъявить...

Господин, лица которого из-под шляпы видно почти не было, только маленькая бородка под нижней губой и усы, как у Буденного, даже будто не услыхал требования представителя милиции. Вместо того чтобы предъявить паспорт, или удостоверение личности, или хотя бы проездной билет до Адлера, он оперся на палку, перчатки сунул в карман пиджака, а из кармана брюк достал желтый металлический портсигар, лихо отщелкнул его крышку, на которой блеснули вырезанные завитками буквы – «А» и «С» вроде бы, – и протянул портсигар Владимиру с кратким предложением:

– Угощайтесь, господин жандарм.

– Чего?! – заорал сержант, чьи нервы за этот вечер уже окончательно были издерганы оскорблениями мундира. – Я вам сейчас покажу жандарма! Пройдемте в дежурное помещение для установления личности и составления протокола. Вы тут что думаете?! Если из Москвы, то оскорблять можно? На работу сообщим...

Однако господин в кремовом, не дослушав, перебил:

– Простите, пройти мы с вами, любезный, никоим образом и никуда не поспеем, времени совершенно нет. Уж полночь близится, скоро киевский придет... Ежели же вы не курите, то так и скажите, а кричать на меня, почтенный, нечего, я вам не мальчик. И куда это вы сообщать собрались, любопытно было бы узнать?..

И он убрал портсигар в карман.

При напоминании о времени Володя невольно глянул на свои часы, выносливую «Славу» на мощном браслете. Часы показывали двадцать три пятьдесят, что делало их владельцу честь: несмотря на все неожиданности, действовал он в эту ночь быстро, буквально в считаные секунды. Между тем нахальный товарищ набалдашником трости ловко сдвинул шляпу на затылок – но лицо его и при этом странным образом оставалось в тени, только поверх усов выступил мощный нос – и продолжал:

– А чем орать на господ проезжающих, готовых оказать властям услугу весьма существенного свойства, ты бы, милейший, слушал, что тебе говорят. Пойди сей же час в этот отвратительный вагон и против находящихся там государственных преступников, извергов и заговорщиков прими какие следует меры. Не мне тебя учить, жандарм. Славный воин, защитник империи... У тебя «Георгий»-то есть, братец, или обошли?

Владимир хотел сделать этому нахальному шизанутому замечание, чтобы не тыкал милиции, но раздумал, обратив внимание хоть и на чокнутые, конечно, но важные слова насчет преступников и заговора.

– Вы, между прочим, думайте, что говорите, – сказал он, снимая левую руку с поручня и занося незаметно ее так, чтобы сразу дурака в шляпе под локоть срубить. – Где преступники? Где у вас документы?

– Опять двадцать пять! Документы! – раздраженно закричал чокнутый. – Что ты, братец, всю ночь будешь здесь носиться, как грешный дух, да у порядочных людей бумаги требовать? Что тебе, без бумаг не видно было, что перед тобой офицер стоял? Он хоть и мерзавец, и кассу растратил, и с негодяями связался, а все ж столичной гвардии подполковник... Опять же юношу из приличной семьи, хоть и шалопая, пугать было не след. Ну горячая голова, ну наговорил дерзостей – что ж его за это, в голубцы? Теперь за меня принялся... Приличного господина от золотой роты отличить не можешь, а еще станционный жандарм...

Владимир от «жандарма» снова завелся, но сдержался, подбираясь к кремовому локтю, только повторил:

– Где преступники? Ну?! Где?

– Да вот же, в этом вагоне! – воскликнул ночной безумец. – Вы только взгляните на вагон-то, милейший Владимир Иванович, взгляните! Где на нем, я вас спрашиваю, положенный трафарет: дорога приписки, номер? Нету-с... А когда он, по-вашему, построен? А-с? Он же, сударь мой, не цельнометаллический!..

Володя невольно обернулся рассмотреть получше вагон и тут же убедился, что полоумный говорит правду. Борт вагона был абсолютно чист, если не считать сделанной на том самом месте, где обычно бывают приписка и номер, кривой меловой надписи: «Без ремонта. Дарницкий ВРЗ. 3.VII-48 г.». Володя, повернувшись на секунду спиной к сумасшедшему, успел разглядеть это и заметить также, что вагон действительно устаревшего типа, дощатый, домиком и двухосный. И тут же почувствовал, что правая рука его мощным рывком заломлена к лопаткам, одновременно получил сильнейший удар по икрам, на мгновение парализовавший их – палкой, что ли? – словом, испытал именно то, что секундой раньше собирался проделать с неизвестным. Согнутому в дугу сержанту сзади сказали: