Полтавское сражение. И грянул бой - Андрей Серба

Кошевой атаман Иван Сирко, который, будучи еще полковником, заставил говорить о казаках всю Европу, прибыв с двумя с половиной тысячами сечевиков по просьбе кардинала Мазарини на помощь Франции в ее борьбе с Испанией в период Тридцатилетней войны. Казаки взяли штурмом сильнейшую испанскую приморскую крепость Дюнкерк, которую до них безуспешно осаждали французы, и несколько других крепостей, выиграли у испанцев ряд сражений в открытом поле, заслужив у главнокомандующего французской армией «Великого Конде» название лучшей пехоты мира. Когда основная часть запорожцев возвратилась на Сечь, тысяча казаков во главе с Сирко по личной просьбе принца Конде осталась во Франции и еще два года вместе с королевскими мушкетерами участвовали в боях.

Однако Сирко мог не только удивлять Европу подвигами сечевиков, став с несколькими из своих старшин кавалерами высших орденов Франции, но и смешить их. Когда в бытность уже кошевым атаманом в ночь перед Рождеством 1678 г. Запорожье подверглось нападению крымских татар и 15 тысяч янычар, казаки не только отбили их, но и нанесли тяжелейшие потери. С началом ледохода сечевики спустили вражеские трупы вниз по Днепру «в гости к хану и султану», после чего Сирко получил от султана письмо с угрозой мести запорожцам. В ответ Сирко продиктовал и отправил в Стамбул такой ответ, что над султаном несколько месяцев потешались при всех европейских монарших домах.

Разве может сравниться он, Мазепа, с этими кошевыми и гетманами по личной воинской славе либо как организатор дела защиты Украины от посягательств на ее свободу со стороны соседей? Конечно, нет. Все свои два десятка лет гетманства он был верным слугой Москвы, позволяя ей безраздельно укрепляться на Гетманщине и в зародыше уничтожая малейшее недовольство по этому поводу среди казачьей старшины и простого казачества и селянства. А если его полки и стяжали боевую славу, то в составе русской армии, зачастую на чужой земле и, как правило, под началом царских генералов и фельдмаршалов.

Не дано войти ему в народную память и как защитнику православной веры от латинян и униатов. Союз с Москвой спас Гетманщину от проникновения в нее папства и его верных слуг-униатов, и казачьи походы «за веру православную» отошли в прошлое. А его богатые дары в храмы и монастыри, щедрая помощь сирым и убогим, устройство за собственный счет приютов и больниц для старых и увечных казаков воспринимаются как нечто само собой разумеющееся, нисколько не мешая распространению давних небылиц, что он тайный католик со времен службы при варшавском королевском дворе.

Не прославиться ему и как сочинителю многих лирических виршей и героических дум о подвигах и трагических судьбах предыдущих гетманов и полковников, хотя некоторые думы постоянно распевают кобзари и старцы-лирники. Распевать распевают, только никто слова не обронит, кто написал думу, а когда он, Мазепа, неоднократно интересовался этим, ему отвечали, что стародавние казачьи думы с их словами и музыкой передаются на Украине из поколения в поколение, а сложил их сам народ.

Так что трудно, почти невозможно прославиться Ивану Мазепе и как гетману, защитнику неньки-Украйны от недругов-соседей, и как поборнику и хранителю веры православной от поползновений папы-латинянина и униатов-перевертышей, и даже на поприще написания виршей и дум. Выходит, остаться ему в памяти потомков в безвестности либо, хуже того, быть оклеветанным своими завистниками и врагами? Ни за что! Иначе зачем Господь отпустил ему столь долгую жизнь и даровал двадцатилетний срок гетманства? Конечно, не для того, чтобы он не оставил после себя никакого следа в истории родного края и канул в Лету, словно его и не было! Ведь каждый человек должен хоть чем-то запечатлеть свое пребывание на земле, и если ему, Мазепе, не суждено даже продолжить род, значит, именно он обязан покрыть свое имя такой славой, что она будет сиять в веках, не нуждаясь в новых свершениях продолжателей рода Мазеп-Колядинских.

И вот судьба предоставила ему возможность войти в историю казачества и неньки-Украйны! Причем не идя по следам своих знаменитых предшественников, желавших Украине независимости, и не повторяя их ошибок! Отчего ни один из них не смог сделать Украину вольной, хотя в своем стремлении все пытались сделать своими друзьями кого угодно — польского короля, московского царя, турецкого султана? Может, забывали, что перечисленной тройке ближайших соседей Украины она была нужна всего лишь как союзница в борьбе с их врагами, но никак не самостоятельная держава, отчего, приобретая из этой тройки друга, Украина тут же получала двух врагов, противящихся усилению своих соперниц за счет Украины?

Нет, предшественники Мазепы это прекрасно помнили, однако не могли выбрать удачный момент для осуществления своих планов, когда их союзнику-покровителю удалось бы надежно защитить Украину от других ее соседей, также помышляющих превратить украинские земли в часть своих держав. Пока самым расчетливым в этом отношении оказался гетман Богдан Хмельницкий, чей заключенный с Москвой в Переяславле союз существует уже полстолетия, хотя после кончины Богдана от переданной им Москве Гетманщины «от Чигирина до Конотопа» в состав Речи Посполитой вновь возвратилось правобережье Днепра.

Он, Мазепа, будет еще дальновиднее, избрав державой-покровительницей для Украины не ее соперничающих между собой соседок, а далекую Швецию, которой сейчас и позже будет крайне необходим союзник против рвущейся к Балтике России. Король Карл, показавший себя одним из лучших в сегодняшней Европе полководцев, в ближайшее время разобьет царя Петра и заставит его уйти из Гетманщины и той части Польши, что ныне на стороне русских. И тогда Мазепа со Станиславом Лещинским осуществят то, о чем сейчас лишь мечтают: заключат договор между Речью Посполитой и Гетманщиной, превратив двуединую польско-литовскую республику в триединую державу из трех во всем равноправных народов — поляков, литовцев, казаков [37].

Правда, нечто подобное в свое время пытался сделать гетман Иван Выговский, заключив 6-го сентября 1658 года в Гадяче договор с Речью Посполитой, по которому казачья Гетманщина входила в ее состав на тех же условиях, на каких в 1569 году по Люблинской Унии произошло соединение Литвы и Польши. Хотя договор на следующий год был утвержден Сеймом, реализован он был частично: в результате русско-казачьей войны к Речи Посполитой смогло присоединиться только днепровское Правобережье со столицей Гетманщины Чигирином, а левобережье Днепра так и осталось в руках России, обретя в 1669 году новую столицу — Батурин. Уж больно сильно сплелись на Украине интересы трех соседок-соперниц: Польши, России, Турции, чтобы хоть одна из них позволила Гетманщине добровольно связать свою судьбу с кем-либо из двух других претенденток на ее земли!

Но если Иван Выговский не устоял перед напором Москвы, не желавшей выпустить из своих рук Гетманщины и ловко использовавшей против него сына Богдана Хмельницкого — Юрия, то новой польско-литовско-казачьей державе не придется воевать ни с кем. Россия вскоре окажется поверженной королем Карлом, и ей долго будет не до Украины, турецкий султан является союзником шведского короля, к тому же в последнее время его больше интересуют события в центре Европы, а не на ее восточных задворках. Поэтому несколько ближайших лет новая держава сможет пребывать в мире, занимаясь своим внутренним устройством и укреплением.

Это будет крайне важный для Мазепы отрезок времени, в течение которого он должен явить королю Карлу и Речи Посполитой с Гетманщиной все, на что способен. Разве для того он намерен порвать с царем Петром, которому так долго служил, чтобы обрести нового хозяина в лице безвольного и бездеятельного шведского ставленника в Польше Станислава Лещинского? Кто таков бывший познанский воевода, королю Карлу уже должно быть ясно: политик, которого не признает большинство населения Речи Посполитой, и полководец, чьи войска постоянно терпят поражения, даже получая поддержку от шведской армии.

Никчемность Лещинского станет особенно очевидна, когда наряду с ним у шведского короля на востоке Европы появится другой союзник — гетман Мазепа. Каковы его казачьи полки, королевские войска уже не раз испытали на полях сражений, а какую огромную поддержку они смогут оказать шведам в войне с Россией, Карл убедится, когда вскоре Мазепа примкнет к нему с 40—50-тысячной казачьей армией. Вот тогда король Карл пусть задумается, кто более достоин возглавить созданную под его протекторатом новую польско-литовско-казачью державу: Лещинский, не оказавший ему никакой помощи, или Мазепа, снабдивший шведскую армию припасами и усиливший ее своими многочисленными войсками в самый ответственный для нее момент похода на Москву?