Птички в клетках (сборник рассказов) - Виктор Притчетт

— Ты всю комнату захламил, — сказала она. — Мне надо умыться.

Сняла жакет и кофточку и подошла к умывальнику. Я ни с того ни с сего испугался ее, может, и не ее, а крючков на ее лифчике.

— А потом мы пойдем смотреть Лондон, — сдавшись, сказал я и сел на край кровати. Но она тут же велела мне подать ей коричневые туфли, я принялся искать их, а она подошла к шкафу и выскользнула из юбки, и когда я повернулся к ней, она уже надевала новое платье.

Вдруг она сорвала его и метнулась к умывальнику.

— Уйди. Скорее. Меня сейчас вырвет, — проговорила она.

— Я открою окно, — сказал я. — Здесь душно.

Ее не вырвало. Я уложил ее на кровать.

— Уходи. Прогуляйся, — сказала она.

— Нет, мы пойдем вместе, — сказал я. — Подышим воздухом, выпьем чего-нибудь. Тебе станет лучше.

— Не станет.

Я ждал. По улице то и дело проезжали такси.

— Ну как ты сейчас? — спросил я.

— Как, как — перестань ты ради бога спрашивать. Нормально. Идем гулять.

И мы пошли гулять. Внизу нам встретилась хозяйка. У нее были очень большие голубые глаза и травленные перекисью волосы.

— Удобно расположились, деточка? — спросила она, одним взглядом оценив все, что было надето на Виктории.

— Хотим воздухом подышать, — сказал я.

— Чего уж лучше, — поддержала меня хозяйка.

Виктория, должно быть, хорошо ее рассмотрела, потому что, когда мы вышли на улицу, она мне сказала:

— А она пьяная.

— Она похожа на кушетку, если ее поставить торчком, — сказал я. Виктория не засмеялась.

— Может быть, она потеряла колесико, — предположил я. Виктория не улыбнулась.

Куда мы пошли, я и не помню. Лондон был хмурый. Улица за улицей с рядами закрытых магазинов. Я вслух читал вывески. Встречались рестораны. Мы зашли в какой-то бар, но Виктория не пожелала ничего выпить.

— Ты разве не будешь есть? — спросила она.

— Здесь еду не подают, — ответил я.

— Тогда зачем же мы сюда пришли?

Конечно, Гарри прав: в Лондоне надо знать все ходы и выходы. Он бы нам посоветовал, где можно поужинать. Зря я его не спросил.

— Вон, — сказала она, указывая на ярко освещенный кафетерий. Мы двинулись к нему, но тут замяукала кошка, она принялась ее гладить, и мы застряли у входа в какую-то контору. Кошка увязалась за нами.

— Ступай домой, — уговаривала ее Виктория. — Домой, слышишь? Ее же задавят. Пожалуйста! — Виктория чуть не плакала; мы стояли и улещивали кошку. Кошка была замызганная. Я хотел поймать ее, но она вырвалась из рук и брызнула по мостовой.

Виктория как завизжит. К счастью, кошка благополучно перебежала на ту сторону, села на пороге дома напротив и уставилась на нас.

— А вдруг она захочет вернуться, — проговорила Виктория. Ее ногти впились мне в руку. В конце концов я все-таки съел в кафетерии яйцо-пашот. Виктория к своему не притронулась. И мы пошли обратно в гостиницу. Сердце мое колотилось. На третьем этаже играло радио. Я прошел в ванную. Когда я открыл дверь в комнату, свет был погашен. Я подумал, что Виктория уже легла, но нет. Окно было распахнуто, ветер отдувал шторы далеко в комнату. Она исчезла. Потом я увидел ее. Она сидела в ночной рубашке на подоконнике, свесив ноги наружу. Я кинулся к ней и схватил ее.

— Я не могу, не могу! — кричала она. Я все-таки втащил ее в комнату, хотя она упиралась и отталкивала меня.

— Я тебя не люблю, — говорила она. — И никогда не любила. Я Гарри люблю. Прости меня, прости. Не могу я. — Она плакала и прижималась ко мне. — Я думала, я пересилю себя, но ничего не выходит. — Все как два года назад, только теперь, раз она вышла за меня, при чем тут Гарри?

Я слушал Викторию и не верил. Господи, до чего же я ее хотел — она убивалась и плакала и вела себя хуже некуда, разозлила меня, и все равно никогда еще не казалась такой желанной.

— Я не хотела за тебя выходить. Меня заставили. Ты меня принудил.

"Эк куда повернула", — подумал я.

— Жаль, что здесь нет Гарри, — сказал я с горечью.

— Не смей говорить пошлости, — вспыхнула она и перестала плакать.

Что ж, подумал я, с людьми такое случается, я слышал, но когда такое случается с тобой… Мне представилась пустая жизнь впереди — год за годом. Вдруг Виктория сказала:

— Я все думаю: ту несчастную кошку выгнали? — И мы стали говорить о кошках, она рассказывала о кошках своей матери, как они крадутся друг за дружкой по забору на задах. Она успокоилась.

— Ты такой чуткий, — сказала она. — Я поступила с тобой ужасно. Это так несправедливо.

— Ложись спать. Я посижу в кресле, — сказал я. — А то простудишься.

Она послушалась. Весь измочаленный, я доплелся до окна и рухнул в кресло.

Кресло было узкое, обитое серой ворсистой тканью, и ворс кололся через брюки и рукава. Знаете, что она сделала? Заснула, не прошло и пяти минут. Ничего себе свадебная ночь! Я слышал, как она посапывает открытым ртом. Она посапывала, шелестели шины по мостовой, щелкали счетчики такси; когда закрылись бары, начали гомонить пьяные. Днем улица и гостиница казались такими тихими, но сейчас в номерах без конца хлопали двери, шумела вода в раковинах и унитазах, рычали трубы. Было уже два часа ночи, а постояльцы все прибывали. На нашем этаже сбрасывали с ног ботинки, кто-то кашлял, раза два раскатился визгливый женский смех, ухали глухие удары, как будто на матрасах скакали великаны.

"Я подожду, — подумал я. — Она это не всерьез". Снял воротничок и галстук, развязал шнурки. Я был без сил и, видимо, задремал. Мне снилось, что мы едем в поезде, и вдруг меня повлек в окно неодолимой силы голос, который произнес:

— Я — сэр Уолтер Рэли.

А потом я схватился врукопашную с хозяйкой гостиницы, причем она была голая и вся скользкая от жира. Я в ужасе проснулся. С улицы неслись вопли. На лестнице гостиницы пронзительно верещали. Я выглянул в окно и увидел внизу полицейских. Они вталкивали в фургон двух или трех женщин. Еще один полицейский выводил из дверей нашу хозяйку. Она кричала, обернувшись, — наверно, горничной:

— Позвони моему адвокату! По телефону!

Вдруг дверь нашего номера распахнулась. Я обернулся — в комнате стоял полицейский.

— Вставай. Пошли, — сказал он и тряхнул кровать, меня он будто и не видел.

— Эй, в чем дело? — закричал я.

Виктория проснулась и закричала:

— Гарри!

— А вы, Гарри, не вмешивайтесь, — сказал мне полицейский.

— Что вам надо? Это моя жена.

— Живее, мисс, — торопил полицейский Викторию. Вот и таксист называл ее "мисс".

На лестнице послышался голос горничной:

— Это наши новобрачные! — Она подошла к двери и повторила: — Это же наши новобрачные. — Полицейский оглядел номер, заметил мой коричневый костюм и пиджак на дверце шкафа. Увидел конфетти на полу.

— Вот наш заказ, — сказал я, протягивая ему письмо. — В чем дело? Почему вы к нам врываетесь?

Полицейский вышел в коридор.

— Эй, кто это такие? — крикнул он кому-то внизу. Дождался ответа и вернулся.

— Нашли куда привезти жену. — Он с презрением глядел на меня. — Мой вам совет: съезжайте отсюда утром пораньше, а то неприятностей не оберетесь.

— Как вы смеете! Мой муж — помощник заведующего в магазине Уолгрейва! — закричала Виктория, сорвавшись с кровати, и, как была в ночной рубашке, бросилась на него.

— Да вы ложитесь в постель, ложитесь, прошу вас, — проговорил полицейский, отворачиваясь. И опрометью выскочил из комнаты.

— Меня оскорбляют, а тебе хоть бы что! — взвилась Виктория. — Ты почему его не ударил? Одевайся. Я сейчас же позвоню в полицию.

— Это и была полиция, — заметил я.

— Я не слепая, — рявкнула она.

— Любопытные места посещает наш Гарри, — сказал я. — Взгляни.

Когда мы выглянули из окна, полицейские как раз закрывали дверцы фургона. Потом мы увидели, что к окнам гостиницы напротив прилипли люди. Они смотрели не на полицейский фургон. Они смотрели на нас. Мы отпрянули от окна и задернули шторы.

— Это ты выбрал эту гостиницу, а не Гарри, — сказала она. — Ты в ней останавливался.

— В жизни я не останавливался в Лондоне.

— Гарри назвал "Френнз".

И пошло-поехало: "Френнз" — "Остин", "Остин" — "Френнз".

— Гарри назвал нам обе гостиницы, — сказал я. — У него явный сдвиг.

— Это почему же? — вскинулась она.

— Общаться с народом он общается, только вот с каким — вопрос.

Она подошла к комоду и принялась вынимать свои вещи.

— Я отсюда ухожу, — бросила она.

— Куда? Сейчас три часа ночи.

— Мне все равно. Достань мои платья. Не волоки их по полу. Смотри, что ты наделал!

Она оделась. Мы уложили вещи. Понесли чемоданы вниз. Двери номеров были распахнуты. За конторкой хозяйки сидел полицейский, с ним — горничная. Они замолчали и уставились на нас, но, едва мы повернулись к ним спиной, они прыснули, а когда мы вышли на улицу, горничная из-за занавески глядела нам вслед.