Последняя из древних - Кэмерон Клэр

Дочь попыталась пальцами втереть сок в рану и остановить кровотечение. Струк схватил ее за руку, чтобы остановить. Она посмотрела на него и пронзительно зарычала. Его обновленная энергия обернулась чем-то неудобным и трудным, как будто под накидкой его укусило насекомое.

– Глаз-орел!

– Не.

Дальше этого их разговор так и не сдвинулся. Дочь вообще не понимала, что тут обсуждать. Все, во что она верила, было передано ей несколькими поколениями семьи, их опытом, вниманием и теневыми историями на стене пещеры. Все, во что она верила, было так же важно, как кровь, которая текла по ее венам. В их образе жизни была неизменность. Семьи редко соприкасались друг с другом. Новшествам неоткуда было браться и некуда распространяться. Иного образа жизни не существовало. Лишние слова не были нужны. Семья знала, как устроен мир. Но Струку вся эта основательность была нипочем. Он болтал без умолку, махал руками и наполнял воздух словами до предела.

Как бы убрать костный мозг из его живота, подумала Дочь, конечно же, не всерьез. Но было ясно, что с унылым и вялым Струком справляться легче. Она глубоко вздохнула и попыталась быть терпеливой. Жаль, что нет сестры или брата, которым можно было бы сплавить трудного ребенка.

В конце концов она закрыла уши руками. Этого было мало, чтобы отделаться от Струка: от его болтовни у нее болела голова. От одной мысли о том, как должны царапать глотку все эти ненужные слова, она почувствовала боль в горле. Она отвернулась от Струка и пошла назад к остаткам хижины. Тучи над головой продолжали темнеть. Дочь чувствовала, как они давят и тяжело дышат ей в спину. До первых зимних бурь осталось совсем немного, самое большее два солнца. И самое главное сейчас – это укрытие, без которого они не выживут.

– Глаз-орел!

Мальчик пошел за ней и сопроводил свой выкрик целым потоком шумов, щелчков и трелей. Слишком много слов. Звуки отдавались позывами в животе, и без того тяжелом из-за ребенка внутри. Нахмурившись, она продолжала идти. «Каркун», – ворчала она.

Дочь шла к развалинам хижины не оглядываясь. Струк, конечно же, идет следом, так всегда поступают дети. И Дикий Кот. Они знают, откуда берется мясо, которое они едят. Именно так она понимала верность.

В хижине она тяжело уселась, чтобы передохнуть, и смотрела, как над головой клубятся облака. Эта сторона горы была суше другой, так как облака собирались наверху, а потом опускались по склону. Из-за этого Дочь не видела, с какой скоростью приближается буря, но прекрасно это чувствовала.

Дикий Кот вошел под ветви и забрался под новый, уменьшенный хребет хижины, который она только что построила. Поскольку их было только двое и им все еще приходилось собирать пищу, потребуется еще несколько дней, чтобы закончить укрытие. Кот потерся о спину девушки. Она достала кусочек сушеной белки и дала ему. Из мешка она вытащила еще кусок и, не глядя, протянула. Он повис в воздухе. Она ждала, что сейчас рядом с хижиной появится круглое лицо Струка.

– Глаз-орел, – сказала она. Попытка произнести это слово означала уступку мальчику, предложение мира. Ответа не было. Дочь выбралась наружу и огляделась. Лагерь был пуст. Она постояла. Принюхалась. Даже кричала. Мальчик исчез.

Роды

Откапывать позвоночник – дело мудреное. Я работала одной из самых маленьких кисточек, и мне казалось, будто за раз я удаляю всего лишь одну пылинку. У позвонков много выемок и изгибов. Позвонки моей неандерталки были крупные и крепкие. Я оставила достаточно грунта, чтобы сохранилась поза, в которой она была найдена, и при этом раскрыла достаточную часть костей, чтобы они были хорошо видны.

На следующий вечер я уже работала над позвонком С7. Я уже давно обвела его квадратом из веревки и деревянных колышков, и он точно соответствовал главной карте Энди. Прежде чем начать чистить, я пометила его на карте. Я использовала самый крупный масштаб, девять квадратов миллиметровки на каждый отработанный метр. Во время чистки я делала фотографии под разными углами, чтобы не упустить ни одной детали. Анаис и Энди вытащили грунт, который я счистила, и просеяли через сетчатый экран, чтобы убедиться, что я ничего не пропустила. На раскопках воцарился покой. К счастью, ребенку, похоже, тоже понравилась тишина. Мальчик, как сказало УЗИ. Он сидел у меня в животе, не выказывая никакого желания появиться на свет. Я знала, что первые дети часто рождаются с опозданием, и использовала каждый момент, как будто это было заемное время.

– Энди!

Он протолкнулся сквозь пластик.

– Как твоя крошка?

– Которая?

– Неандертальская. – Он засмеялся.

– Не поможешь мне встать?

Мои суставы стали рыхлыми и шаткими. Тело готовилось выпустить на свет младенца с крупным черепом.

Энди протянул руку. Мы с ним разработали способ отрывать меня от земли: он садился на корточки позади меня и обнимал под мышками, сомкнув руки на моем животе, а потом мы вместе вставали.

Посреди нашего подъема вошла Кейтлин.

– Эволюция скорее жестянщик, чем инженер, – сказала она, глядя на нас сверху вниз.

– Вот если бы Роуз была гиббоном, – вздохнул Энди.

– Точно, – сказала Кейтлин. Энди был единственным, кто осмеливался дразнить ее, но она часто воспринимала его шутки всерьез. – Более узкая голова и более широкий канал очень упрощают роды у гиббонов.

– Да. – Он торжественно кивнул. – Но если бы Роуз была гиббоном, она бы разбрасывала всюду свои фекалии.

Энди сделал последний рывок, и я поднялась. Едва встав на подкашивающиеся ноги, я услышала хруст. Ужасный звук, как будто сломалась кость. Хотя я стояла за пределами участка, я сразу предположила, что наступила на какую-то часть моей неандерталки и сломала ее.

– Что это было? – завопила я.

– Моя спина, – охая, ответил Энди.

Обернувшись, я увидела, что он согнулся и тяжело дышит.

– Я тебе ее сломала?

– Нет, смещение.

Кейтлин помогла Энди лечь на землю. Позже я узнала, что у него обострилась старая травма, но сейчас мне казалось, что это я сломала ему позвоночник. Кейтлин отодвинула пластик в сторону и сказала:

– Майкл, пожалуйста, вызовите «Скорую помощь».

Все думали, что это я собралась рожать, и были поражены, увидев, как Энди вывозят из пещеры на носилках. «Скорая» привезла с собой носилки с колесиками. Возвращаясь на парковку, они выпускали колесики на ровных участках пути и убирали, чтобы нести носилки по корням и камням. Они дали Энди обезболивающее, но его лицо все еще было искажено болью. Когда его уложили в машину, я втиснулась рядом и осторожно взяла его за руку. Я снова плакала, хотя на этот раз мне было наплевать, что все это видят.

– Роуз?

– Энди?

– Иди домой, – сказал он. – И скажи Саймону, что я желаю ему удачи.

– Он будет отличным отцом, я уверена.

– Не с ребенком. – Энди поморщился. – С тобой.

Я вышла из машины, а Кейтлин поехала с Энди в больницу. Я смотрела, как они уезжают.

Без Энди я не могла продолжать работу. Вряд ли найдутся безумцы, которым захочется опускать и поднимать меня без крана. По крайней мере, никто этого не предложил. Я могла только беспокоиться об Энди и путаться под ногами у остальных. Все в конце концов успокоились и вернулись на свои рабочие места. Мою неандерталку никто не трогал, они работали над артефактами, найденными рядом с ней. Два студента убрали и упаковали находки, которые мы уже извлекли. Анаис с идеальной точностью каталогизировала номера меток, измерения и описание каждого предмета. Я не раз пыталась подловить ее, но она, казалось, была рождена для этой работы. Я попыталась помочь приготовить обед, но преуспела только в том, чтобы обжечь сковородкой запястье.

Через пару часов я поняла, что всем мешаю. Говорил же Энди: иди домой.

Я обставила свой уход с помпой. Анаис начала составлять график посещений, но я попросила ее прекратить. Мне действительно хотелось побыть одной и немного отдохнуть. Саймон приедет на выходные, когда у него закончатся занятия. Больница рядом с квартирой. Все будет в порядке. Все попрощались со мной без долгих разговоров. Они полагали, что я долго не выдержу и, скорее всего, появлюсь через день-другой.