Адептус Астартес: Омнибус. Том I (ЛП) - авторов Коллектив

Сейчас я, присев, прятался. Джунгли скрывали постоянный гул активного силового доспеха от их слабых смертных ушей, в то время как я слышал фрагменты их речи.

След Ярла остывал, даже запах его могучей крови терялся среди миллиардов запахов серных джунглей. Мне нужна концентрация. Направление.

Но я проклял свою удачу, как только приблизился достаточно близко, чтобы увидеть серо-стальные доспехи сестёр и символы верности, которые носили все.

Орден Серебряной Плащаницы.

Они были с нами у Пика Гая.

Эхо той битвы будет преследовать нас всех до последних ночей ордена.

— Мой ауспекс что-то засёк, — я услышал, когда одна обратилась к своим сёстрам, и приготовился двигаться вновь — постыдно бежать. Я не мог оказаться с ними лицом к лицу, поскольку они не должны были узнать о нашем присутствии.

— Нечто живое, — сказала она, — и с силовой сигнатурой.

— Расчленитель! — закричала одна из сестёр, и кровь застыла в моих венах. Я ощутил не страх, но липкий настоящий ужас, когда она использовала святое имя нашего ордена. Как они узнали?

— Расчленитель! Покажись! Встреть возмездие Императора за варварство твоего порченного ордена!

Я стиснул зубы. Пальцы задрожали, а затем плотнее сжали пилотопор. Они знали. Знали, что это сделал Расчленитель. Должно быть, их предупредили жалкие убитые сёстры.

Голос другой женщины, той, которая несла сканер-ауспекс, прибавился к крикам первой, — Мы были у Пика Гая, упадочная мразь! Встреть нас и кару за свою ересь лицом к лицу!

Они знали, что произошло у Пика Гая. Видели наш позор, проклятие и кровь, которая пролилась в тот день.

И поверили, что я зарезал двух сестёр, а теперь возложили на мои плечи грехи моего брата Ярла.

Раздались выстрелы. Болт промелькнул мимо моего наплечника, разрывая растения.

— Я вижу его, — провозгласила женщина, — Вон там!

Я погладил указательным пальцем активационную руну на рукояти пилотопора. И зажал её после длившихся удар сердца сомнений. Зазубренные жужжащие зубья яростно закружились. Оружие резало воздух в предвкушении мгновения, когда оно вгрызётся в плоть.

Они посмели обвинить в это меня…

И начали стрелять.

Я — не еретик.

Но этому должен прийти конец.

Завьен добрался до Сухополья как раз к заходу солнца.

Три часа назад он оставил джунгли позади. Бег одинокого воина подошёл к концу у укреплённых стен — снаружи шахтёрского поселения не было слышно ни звука изнутри, лишь отчаянный вой ветра в пустошах.

Он окликнул стены и позвал часовых, но так и не услышал ответа.

Врата поселения были запечатаны: высокая груда стальных балок, древостружечных плит и даже мебели была временно навалена за двойными дверям в окружающей деревню стене. Эти жалкие укрепления были попыткой колонии укрепить стены против носившихся по планете орочьих орд.

У Завьена не было ни времени, ни желании вышибить ворота, поэтому он закрепил магнитом топор на спине и, выбивая себе опоры в металлической стене, полез к парапету в пятнадцати метрах наверху.

Деревня была скоплением одноэтажных зданий, возможно достаточных для того, чтобы вместить пятнадцать семей. В центре подобно старому шраму тянулась старая колея — свидетельство проезда конвоев снабжения, которые забирались так далеко от основных ульев, и рудных тягачей, чьи водители зарабатывали на местной медной шахте. На низкокачественный металл был большой спрос у обнищавших горожан, которые не могли позволить себе лучшего.

Самое большое здание — точнее, единственное, которое было чем-то большим, чем построенная из мусора лачуга — было церковью со шпилем, которую украшали грубо вырезанные горгульи.

Завьен осознал всё это за удар сердца. Астартес осмотрел обветшалые зубчатые стены вокруг деревни, а затем повернулся, чтобы взглянуть на само поселение.

Ни следа движения.

Он сошёл с платформы, упал на пятнадцать метров и приземлился на корточки, сохранив равновеси.

Меньше чем через минуту Завьен наткнулся на первое тело.

Женщина. Безоружная. Тяжело приваливавшаяся к стене хибарки, которая была украшена кровавым подтёком. Она была разрублена почти пополам.

Широкие улицы между ветхими лачугами и домами были украшены кровавыми следами там, где по земле тащили нечто тяжёлое. Кто бы ни пришёл сюда и убил колонистов, он затащил тела в скромный храм с выбитыми окнам и ржавыми стенами из фанеры красного железа.

Ретинальный локаторный дисплей Завьена наконец-то уловил слабые следы доспеха Ярла. Внутри был его брат, который больше не бежал. И, судя по тишине, больше не убивал.

Расчленитель прошёл мимо безоружного трупа, неподвижного в безжизненном покое, убитого его же мечом в руках брата. Завьен видел такое раньше — и эти образы он не забудет никогда, пока будет дышать.

Он ощутил, как холодный липкий стыд бежит по крови подобно токсину. Совсем как у Пика Гая.

Так не должно было быть.

У Пика Гая.

Так никогда не должно было быть.

В ту ночь они прокляли себя навечно.

Это должно было стать триумфом, достойным того, что быть выгравированным на доспехе каждого из воинов, которые там сражались.

Имперскую линию фронта удерживало ополчение Пика и орден Серебряной Плащаницы, который сплотил население городка в пустошах в вооружённые отряды и поднял мораль до пылких высот церемониями и благословениями именем Бога-Императора.

Зеленокожие обрушились многотысячной стаей и бросились на баррикады города, их тела сформировали настоящее море из вызывающего воя, кожистой плоти и секущих клинков.

На пике битвы сёстры и ополчение были почти опрокинули. Наконец, когда это было нужнее всего, пришёл ответ на отчаянные сигналы тревоги Пика Гая.

Они прибыли на ”Громовых Ястребах”, чьи двигатели выли, когда они парили на сражающейся ордой. Ударные корабли целовали землю ровно столько, сколько потребовалось для высадки сил: почти двухсот Астартес в артериально-красных и угольно-чёрных доспехах. Грохочущий рёв стольь многих пилоклинков слился в неровный разрывающий уши хор, который прозвучал как боевой клич механического бога.

Завьен был в первой волне. Вместе с Ярлом и другими братьями он рубил направо и налево, скрежещущие зубцы его клинка вгрызались в броню и окровавленную грибную плоть, когда сыны Сангвиния пожинали жизни чужаков.

Зажатых между молотом и наковальней орков вырезали десятками, истребляли сзади и расстреливали спереди.

Завьен не видел ничего, кроме крови. Крови ксеносов, смрадной и густой, которая расплескалась по его шлему. Запах триумфа, вонь ликующей победы

Он также одним из первых добрался до баррикад.

К тому моменту Завьен не мог видеть. Не мог думать. Его чувства затопили стимулы: болезненные, соблазнительные и сводящие с ума. Он попытался заговорить, но слова сорвались с его губ как вопль в загрязнённые небеса. Даже дыхание лишь втягивало густой запах чуждой крови глубже в тело, распространяло его внутри. Насыщение порчей ксеносов разожгло пламя в разуме Завьена и застучало по генетически глубокой ярости, которая всегда угрожала его захлестнуть.

Влекомый неодолимым стремлением утопить чувства в чистоте вражеской крови Завьен расчленил последнего орка перед собой и перепрыгнул через баррикады. Он был должен убивать. Должен. Завьен был рождён только для этого.

Завьен и его братья сражались в неистовом ближнем бою два часа. Враг был истреблён. Но ликующие крики ополчения умерли в тысячах глоток, когда подобно волне вокс-воплей и воющих пиломечей половина Расчленителей проломилась через баррикады и устремилась в город.

Когда не осталось врагов, Астартес обратили свой гнев на всех, кто выжил.

Ангел оплакивал убитых.

Их смерти были мрачной необходимостью на пути к спасению. Молитвы, которые он пел под сводом тронного зала Императора, вызывали слёзы в глазах Сангвиния и смотревших на него тысяч верных солдат.

— Мы должны сжечь убитых, — прошептал он сквозь серебряные слёзы, — Мы должны навеки запомнить тех, кто умер сегодня, и порок, который отвратил их сердца от нас.

— Сангвиний! — позади раздался крик. Он эхом пронёсся по залу, в чьём неподвижном воздухе висели миллионы знамён всех подразделений, которые когда-либо клялись сражаться и умирать ради молодого Империума человечества.

Ангел склонил голову на бок — само воплощение терпеливой чистоты.

— Я думал, что убил тебя, еретик.

— Ярл!

Хрипя и бормоча сквозь повреждённую ротовую решётку, из которой текли струйки кровавой слюны, Ярл шатаясь обернулся навстречу брату.