Тайная любовь княгини - Евгений Сухов

Андрей Иванович прятал эту тайну ото всех, чтобы когда-нибудь со злорадством покрутить ею перед носом великой княгини, как поступила она, угостив его кукишем.

Выкрасть младенца из монастыря оказалось делом несложным: достаточно было сослаться на приказ государыни, а возникшее поначалу недоверие развеял звон золотых монет. Более трудной заботой стало размещение ребенка в собственном дворце, где могли прятаться уши великой княгини.

Вот и придумал Андрей Иванович сказку для челяди, что появившийся младенец — нажитое чадо от стрелецкой вдовы, с которой старицкий князь сблизился пять лет назад. Он во всеуслышание объявил, что будет держать зазорного мальца наравне с законным сыном, а в пятнадцать лет наделит его вотчиной.

Андрей Иванович всякий раз злорадно улыбался, думая о том, как изменится лицо государыни, когда отрок, набравшись силы, заявит о своем законном праве на московский стол. А пока старицкому князю нужно затаиться и превратиться в барсука, который способен притвориться мертвым и даже сносить удары, чтобы в подходящее мгновение вскочить на ноги и юркнуть в нору.

Третьего дня от государыни прибыл гонец. Елена Васильевна писала о том, чтобы князь не держал на нее зла, что сама она слепа в своих помыслах и всего лишь исполняет волю покойного мужа. И если бы отписал почивший Василий Иванович отдать младшему брату в вотчину город Верею, так тому бы и случилось. Андрей дважды перечитал грамоту и, вспомнив про шубы, побитые молью, невесело усмехнулся: «Так скупа государыня, что даже дерьмо из-под себя готова съесть».

Он не замедлил с ответом и отписал великой княгине, что не позабыл о ее добре и ласке, а если случилась досада, так это оттого, что промеж них пробежал лукавый. А средство от этого — крепкая молитва и пожалованная свеча, а там, глядишь, все и образумится.

Следующее послание от государыни Елены Васильевны Андрей Иванович получил через неделю. У ворот дворца остановился нарядный возок, и из него, откинув с ног полу завернувшегося красного кафтана, вышел московский служка лет двадцати. В руках он держал чугунок, спрятанный под белые холщовые рушники.

— Отверни, Андрей Иванович, — попросил отрок с поклоном.

Старицкий князь потянул за краешек тряпицы и произнес:

— А чугунок-то у тебя не остыл, так и полыхает жаром.

— Всю дорогу тулупами укрывали, — похвастался служивый. — В нем кулич пшеничный, государыня тебе пожаловала.

— Дай взглянуть, какой сдобой Елена Васильевна меня побаловать решила. — Андрей сумел скрыть свое удивление за любезной улыбкой. Тонко дзинькнула крышка, и князь увидел белый кулич. — Хорош! Эй, девка, — окликнул он пробегавшую через двор простушку лет пятнадцати. — Забери этот подарок у вестового, да смотри, чтобы не обронила, а то розог отведаешь.

— Как же можно, батюшка, — отозвалась дивчина, взяв теплый чугунок, и важно, словно гусыня на сносях, затопала к лестнице.

Князь проследил за тем, как девка отерла о порог приставшую к лаптям грязь, а потом спросил:

— Чего же государыня от меня взамен желает?

— Велит она тебе быть при московском дворе. Немедленно.

— Неужно подле нее советников мало? Один Иван Овчина-Оболенский всей Боярской Думы стоит, — хмыкнул невесело Андрей Иванович, и уголок его рта растянулся в кривую улыбку. — Ну да, впрочем, ладно, не с тобой об этом рассуждать. Скажешь государыне, что кулич ее я принял с поклоном, как и должно быть, а в Москву езжать не собираюсь… Хворь меня одолела. Хожу едва… Так и передай!

— Передам, Андрей Иванович.

— Возьми вот от меня рубль… Знаю, что государыня своих холопов жалованьем не обижает, но дармовой прибавок тоже лишним не бывает.

— Премного благодарен, батюшка, — радостно отозвался отрок и крепкой пятерней сграбастал княжеский подарок.

— А теперь ступай в дом, отведай моего борща.

Назойливое приглашение государыни пугало Андрея. Кто знает, что его ждет за московскими стенами? Заломают за спину руки да сведут в темные подвалы, а там и сгинешь безвинно заедино с тюремными сидельцами. Куда лучше поживать в Старице за высоким бором, который стоит на московской дороге, словно частокол перед неприятельской дружиной.

Спровадив гонца, Андрей Иванович зажил прежней жизнью и под настроение как мог поносил великую княгиню и ее полюбовника, что стало одним из многих развлечений, которыми он тешил себя вдали от столицы. Вдобавок он повелел на утренней службе вместо имени русской госпожи выкрикивать худое: «Бес ее попутал!» И не слишком разборчивая старицкая паства беспрестанно отвешивала на хулу поклоны, как будто дьякон пел привычное: «Аминь!»

Андрей Иванович догадывался, что его брань доходит до ушей великой московской княгини. Он даже представлял, как лицо ее вытягивается в негодовании, но лишать себя удовольствия позлословить по поводу зазорной любви государыни не желал.

Как ни далека Старица от стольного города Москвы, а понимал Андрей Иванович, что не отсидеться ему за бревенчатыми стенами древнего детинца и у Елены Васильевны Глинской хватит сил, чтобы выдернуть охальника-князя из его вотчины, как репку из рыхлой грядки. А потому князь Андрей Иванович держался начеку и на московской дороге выставил заставы, которые следили за всякими передвижениями.

Елена Васильевна, однако, старалась взять лестью. Она писала о том, что на его попечение оставил покойный Василий Иванович свою супружницу и сына, советовал на его плечо опереться в трудную годину и что не сыскать малолетнему государю более надежного сотоварища, чем родной дядька. А когда увещевания великой княгини ни к чему не привели, Елена Васильевна отправила в старицкий удел боярина Александра Михайловича Шуйского.

Шуйский, памятуя о назидании государыни, вошел во двор смущенным просителем. Едва ли не за версту снял с себя шапку и, ударившись в ноги князю большим поклоном, молвил правду:

— Господин Андрей Иванович, не велено мне без тебя возвращаться… Так и сказала Елена Васильевна: ежели один в Москву явишься, то оттаскаю тебя за волосья, как холопа нерадивого. Вот ты и скажи, Андрей Иванович, что мне делать после такого наказа?

Старицкий князь, глянув на оплешивевшую голову боярина, молвил с хрипотцой, преодолевая недавнюю простуду:

— Да что у тебя рвать-то, боярин? Череп-то полысел совсем, волосьев-то не осталось. Борода у тебя густа, вот за нее я бы тебя потаскал! Больным я сказался, что еще надобно от меня государыне? Не помирать же мне в дороге!

— Не верит государыня в твою хворь, — распрямился Шуйский, — потому и Феофила со мной снарядила. Лекарь, поди сюды! Посмотри старицкого князя, так ли он плох, как показаться хочет.

Скривился Андрей Иванович, будто крапива его обожгла.

— Ах, вот что удумала государыня! Узнаю породу Глинских — дай им волю, так они всех Рюриковичей повыведут. — Князя совсем не заботило, что каждое его слово, оброненное даже ненароком, будет бережно подобрано и занесено в самые уши московской государыни.

Лекарь Феофил, придерживая пальцами полы кафтана, уверенно зашагал навстречу старицкому князю. Длинный и худой, он перешагивал через ошметки грязи, своей грацией напоминая цаплю, спешащую на прокорм.

— Герцог Андрей. — Лекарь в почтении наклонил длинную шею.

— Какова честь! Поначалу великого князя Василия уморил, теперь за брата его решил взяться. Передай государыне, что здоров я, а в немецком снадобье не нуждаюсь.

— Андрей Иванович, в Москву бы ехать надобно. Государыня на совет тебя зовет, опять лукавые казанцы худое умыслили.

— Только не совет нужен государыне, а воинство мое славное. И как же я могу верить Елене Васильевне после того, как она дядьку своего родного до смерти заморила? Явлюсь я во дворец, а она повелит караульщикам кафтан с меня содрать да к тюремным сидельцам в монастырские подвалы определить. А то и вовсе набросят поясок на шею да придушат, как приблудного щенка.

— Не верь ты злым наговорам, князь, — терпеливо глаголил боярин. — Ложный это слух. Государыня Елена Васильевна только добра тебе многого желает. А людей лживых, что наговором живут, гони от себя!

Было похоже, что Андрей Иванович решил затомить гостей во дворе, а в сторону лекаря Феофила взглянул только раз, когда тот споткнулся, едва не растянувшись на жидком навозе.

— Передайте государыне вот что… Пока не даст она мне грамоту пожалованную, что не тронет меня в Москве, до тех пор не поеду.

— Что тебе сказать, князь, не велено мне в Москву без тебя возвращаться. Но ежели ты так говоришь, думаю, что Елена Васильевна противиться не станет.

— Уж слишком легко ты обещания даешь, боярин. Хочу, чтобы сам митрополит Даниил в поручители пошел.

— Вот ты как заговорил, Андрей Иванович. А не боишься того, что государыню прогневишь?