Миссис Больфем - Гертруда Атертон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алиса не просила свидания с больной, зная, что это будет бесполезно, но миссис Диссосуэ пошла проводить ее к экипажу и, показывая на окна первого этажа, занимаемого платными больными, заметила: – «Вот, где лежит наша милая бедняжка». – Алиса спросила себя, неужели она падет так низко, раньше, чем окончится этот проклятый процесс, что расскажет Бродрику, где находится эта комната, и намекнет ему, что он может открыть там, если вздумает спрятаться на маленьком балконе и войдет в комнату в полночь, когда сиделка уходит ужинать. Он был на это способен. Не скажет, если ей удастся вырвать Роша из процесса. Не скажет, если не отпустят миссис Больфем и не арестуют его по подозрению в убийстве. Теперь она уже хотела, чтобы был арестован он вместо миссис Больфем – тогда она могла бы спасти его и от наказания, и от ужасной женщины и не испытывать гнетущего чувства, будто она медленно скользит по наклонной плоскости в ядовитую топь. Тут она могла бы прибегнуть к некоторым софизмам, но удержалась.
Она медленно ехала по Атлантик-Авеню, когда услышала свое имя, произнесенное таинственным и возбужденным тоном. Ее скромный экипаж проезжал мимо внушительного дворца Илайша Баттль, директора банка. Как и во всех вновь выстроенных домах Эльсинора, усадьба не была огорожена, и низко подстриженная лужайка кончалась у тротуара. Лотти Гифнинг выглядывала из одного из окон гостиной и, когда глаза их встретились, стала решительно манить к себе Алису Кромлей. Желание быть одной все еще было очень сильно, но так как у нее не было готового извинения, чтобы не подойти, она зацепила вожжи за хлыст и медленно пошла по дорожке, вымощенной плитками.
Миссис Гифнинг открыла дверь и втащила ее в гостиную, где шесть или семь других дам, с сосредоточенными и возбужденными лицами, сидели на дорогой мебели. Сама миссис Баттль, засунутая в блестящий, черный с белым шелк и под ним закованная в невидимые доспехи, занимала прочный прямой стул. Этот трон был изготовлен по заказу, вследствие чего ее маленькие ноги в легких башмачках доставали до полу. Большая комната, на которую было потрачено столько денег, не была безвкусна, но была лишена индивидуальности. Эта гостиная, подобно многим другим эльсинорским приемным, вызывала в Алисе Кромлей недоброжелательство, но в то же время и удовлетворенное чувство превосходства.
– Дорогая Алиса, я так рада видеть вас. – Миссиc Баттль не встала. Алиса ей нравилась, но она считала ее слишком незначительной. – Лотти увидела вас и позвала, так как вы всегда были так дружны с нашей бедной Энид – и вы знаете, эти ужасные репортеры – мы хотим завербовать вас, так как необходимо сбить их со следа. Мы обсуждаем это ужасное происшествие и стараемся решить, что делать.
– Что делать? – Молодое, стройное и гибкое тело Алисы погрузилось в шелка низкого кресла. Она уже была заинтересована.
– Что мы можем сделать? Согласны ли они отдать ее на поруки?
– Нет, едва ли это возможно. Ну, разве это не ужасно?
– Да, это ужасно. – Алиса пристально смотрела на пол. Хотя эти же слова могла сказать любая из присутствующих, тон, которым они были сказаны, был почти странный, тем не менее, никто из них не заметил этого. И миссис Баттль, после того, как миссис Гифнинг, на цыпочках, подбежала ко всем дверям, неожиданно открывая и закрывая их снова, начала говорить так тихо, что немедленно все стулья стали подвигаться к ней по персидскому ковру, закрывавшему пол.
– Что мы обсуждали, когда вы вошли, Алиса? О, это слишком ужасно. Сделала она это или нет? Сделала или нет? У нее был чудный характер, но эта провокация… Мало кому из женщин выпало на долю такое тяжкое испытание, и все мы знаем, на что способен человек под влиянием неожиданной, ужасной страсти.
Миссис Баттль, которая никогда не была взволнована ни одной из страстей, откинулась на высокую спинку своего стула, приподняла брови и один из углов рта.
– Могло ли подобное преступление быть не предумышленным? – спросила Алиса. – Вы забываете, что, кто бы это ни сделал, он ждал в роще, пока Больфем вернется от Сэма и очевидно еще повременил с выстрелом, пока тот не подошел к воротам.
– Страсть, мое милое дитя, – сказала миссис Бэском, жена судьи в Брабанте, произнося слова тихо несколько застенчиво, так как она не любила говорить, – может скрываться долго, пока однажды кровь не бросится в голову. Надо было много времени, пока это не подействовало на нашу дорогую Энид, а когда женщина доведена таким образом до предела целым рядом отвратительных провокаций… хорошо, да, я думаю, она терпела гораздо дольше, чем все мы взятые вместе. Ни о чем другом я не могла думать все эти три дня и три ночи. Судья не хочет обсуждать этого со мной, и я убеждаюсь – что она сделала это.
– То же было и со мной, – замогильным голосом добавила миссис Баттль.
– Боюсь, что она сделала это, – и миссис Гифнинг испустила бездонный вздох. – Я уже подозревала, когда мы советовались относительно траура. Она была слишком спокойна. Женщина, которая могла думать о двух сортах блузочек, как раз на другое утро после трагедии и когда он еще не был вынесен из дома, проявляла подозрительную выдержку и наводила на мысль о хладнокровии, с которым был задуман ее поступок.
– Дорогая Лотти, какой вы психолог, – восторженно воскликнула миссис Фру, но миссис Баттль резко прервала: – я настаиваю, что она сделала это в момент высшего возбуждения. Прощения не было бы, если бы она сделала это хладнокровно.
– Понятно, я не думаю этого, – неловко сказала миссис Гифнинг, кажется, я люблю Энид, как и каждая из находящихся здесь, и догадываюсь, что она должна была испытать. В действительности я думаю, что она более храбрая, чем
