Миссис Больфем - Гертруда Атертон

21

Алиса Кромлей устраивал у себя в студии завтрак-пикник для четырех журналисток. Она была рада отвлечься от своих мыслей и забавлялась их предположениями. Ни одна из них, иначе, как в газетных изображениях, не видала миссис Больфем, и сначала они склонны были обвинять её, но когда Алиса принесла им фотографию, они тотчас же отвергли первоначальное мнение, так как это было прелестное лицо благородной и спокойной женщины, без тени жестокости, предрасполагавшей к убийству. Сейчас же они прониклись к ней любовью и поклялись защищать ее со всей доступной им ловкостью, а мисс Кромлей пообещала прибегнуть к своему влиянию, чтобы обеспечить свидание новых поклонниц с миссис Больфем.

Прежде, чем завернуть карточку для ее неизбежного путешествия в Нью-Йорк, Алиса минуту изучала ее, задавая себе вопрос, не ошиблась ли она в том, что видела сегодня утром. Никто не относился к миссис Больфем с большим обожанием, чем она, даже в последние годы, когда она была занята в столице.

– Какая же ваша теория, – спросила мисс Остин из «Вечерних Новостей». – Говорят, многое знают люди, бывающие в клубе Эльков, но они не хотят говорить. Не думаете ли вы, что это сделала одна из, «таких» девчонок? Или, может быть, какая-нибудь женщина из Нью-Йорка, выследившая его здесь, женщина, которую раньше никто не видал, – она могла улизнуть в поджидавшем ее автомобиле.

– И да и нет, – сказала мисс Кромлей равнодушно. – Я слышала столько теорий, возникавших и отброшенных, что сбита с толку, почти так же, как полиция. Джим Бродрик говорит, что обыкновенно самое простое предположение – самое правильное. И он считает признание виновной миссис Больфем естественным разрешением загадки; но мне пришлось узнать ее лучше, чем мог это сделать он, и я лучше знаю и нашу общину. Трое или четверо мужчин и одна или две женщины могли быть заподозрены с одинаковым основанием. Возможно, – она похолодела, дыхание ее прервалось, но неудержимый импульс заставил ее облечь в словесную форму безумное предположение, возможно, что это сделал мужчина, влюбленный в миссис Больфем.

– Но, кто это, кто, – допытывались корреспондентки, возбужденные больше, чем с самого начала «возникновения всей истории» одной только возможностью такого красивого объяснения тайны. Даже мисс Остин, пренебрегавшая писанием истерических статей и бывшая воспитанницей «Колумбийской школы журнализма», чуть не вскочила с места, а мисс Лоретта Ли, три раза в неделю рыдавшая в защиту пятидесяти тысяч женщин, кричала без всякого стеснения:

– О, прелестно, как очаровательно! Право, дорогая мисс Кромлей. Алиса, кто, кто этот человек?

– О, что касается имени, не имею ни малейшего понятия. Миссис Больфем всегда скорее презирала мужчин и, если бы даже поддавалась на их ухаживания, не была способна позволить компрометировать себя или завлекать на тайные свидания. Но, конечно, она красива, еще моложава по внешности – значит, есть возможность. Только переберите имена всех холостых мужчин общины.

– О, он ведь мог быть и женатым.

Алиса старалась победить дрожь в голосе.

– Но в таком случае была бы жена, с которой надо считаться, и он никогда не решился бы убить и ее или даже развестись с ней. Нет, я не придерживаюсь вашей теории. Это больше похоже на безрассудный поступок необузданного холостяка, еще молодого и заблуждающегося. У вас есть своя теория. Давайте ее нам. Начинайте «объяснения». Мисс Остин говорила настойчиво. Она заметила подавленное волнение их хозяйки и была убеждена, что намек был брошен не случайно. Она также чувствовала какую-то неуловимую перемену в своей старой сотруднице. Она, может быть, слишком уважала себя, чтобы пачкать свое перо дрязгами, но ее молодое воображение разыгралось, рисуя себе необычайные возможности, как молния на проволочных заграждениях. Вспышка, вызвавшая у Алисы Кромлей это смятение мыслей, выражалась в мрачном блеске ее странных оливковых глаз, но она делала отчаянные усилия казаться незаинтересованной и даже скучающей.

– Нет, у меня нет определенной теории. Понятно, он не может быть одним из здешних мужчин. Миссис Больфем всех их знает с детства. Возможно что она встретила кого-нибудь в Нью-Йорке. Я не знаю, посещала ли она дансинги – она ведь не танцует – но могла быть там с миссис Гифнинг или миссис Фру и встретить кого-нибудь, кто в нее влюбился. О, вы не должны так серьезно относиться даже к самой моей идее.

– Хм, – сказала мисс Остин, – это кажется неправдоподобным. Человек, которого она изредка встречала в кафе… Она не из тех женщин, что сводят мужчин с ума при случайной встрече – не тот тип. И я не представляю себе мужчин, посещающих кафе и влюбляющихся до того, что готовы на убийство. Нет, если в деле замешан мужчина – он здесь. Если не в самом Эльсиноре, то в графстве. И он из тех людей, кто знал ее уже давно и достаточно часто ее видел, чтобы от простого удивления перед этой холодной красотой перейти к безумному желании обладать ею.

Алиса разразилась звенящим смехом.

– Право, я удивляюсь, Сара, что Вы еще не стали знаменитостью, как писательница фантастических историй. Неужели вы еще долго будете изнывать над прозаической работой журналистки?

Два моих рассказа уже приняты в этом месяце одним из главных сборников – я думала, вы это знаете, но, называя журнализм прозаическим, вы узко смотрите. Там взращиваются почти все те зародыши вымысла, которые впоследствии наполняют популярные сборники. Но если вы не скажете, Алиса, я узнаю сама. Если не я, то Джим Бродрик. Но, клянусь своими глазами, я опережу его. Однако мы должны спешить к поезду, девочки.

Они пересекли переднюю, и, когда проходили мимо отворенной двери в комнату Алисы, мисс Лоретта Ли восторженно вскрикнула при виде причудливости ее тонов, напоминавших свежесть леса. Алисе не оставалось ничего другого, как попросить их войти. В то время, как три журналистки подробно осматривали комнату и завидовали ее собственнице, мисс Сара Остин решительно направилась к столику, где стояла фотография Дуайта Роша. Когда-то он дал ее миссис Кромлей, и Алиса, желая отстранить от своей матери все бесполезные волнения, все еще не придумала логичной причины, чтобы убрать ее.

– Кто это у вас тут? – спросила проницательная юная реалистка. – Лучше не говорите, что не это тайная причина вашего бегства из нью-йоркской печати. Хотя я прощаю вам, так как это именно тот тип, которым я больше всего восторгаюсь. Современный Самсон,