Команда ликвидаторов - Валерий Рощин

Пора действовать, иначе он расстреляет нашу приманку.

Аккуратно покидаю убежище и быстро перемещаюсь вдоль портьеры. Останавливаюсь на дистанции полутора метров и бью ногой снизу вверх по короткому стволу автоматического оружия.

Удар выходит на славу – ойкнув одиночным выстрелом, пистолет-пулемет вылетает из рук хорватского генерала. Второй удар наношу без паузы правым кулаком – бью наугад в область головы, так как цели не вижу.

Определенно попадаю – кулак неплохо прикладывается к чему-то твердому. Анчич отлетает к двери и падает.

Слышу топот справа – на подмогу бежит Устюжанин.

Однако в следующую секунду ситуация выходит из-под нашего контроля. Лишившись одного оружия, ловкий хорват успевает выхватить другое. И теперь, распластавшись около двери, открывает в нашу сторону ураганный огонь.

«Это очень плохо», – думаю я, прыгая как можно дальше от двери. Наверное, так же оценивал происходящее и Георгий, гремевший креслами неподалеку. Ближе к экрану ползет Матич, вовремя просекший опасность. В общем, гремим мы прилично, и если бы не грандиозная озвучка мелькающих на экране сцен боевика, опытный Анчич наверняка стрелял бы, ориентируясь на грохот, – и стрелял бы успешно.

Скоро он израсходовал первый магазин, не попав даже рядом ни с одним из нас. Расползаемся с Устюжаниным в стороны и, достав свое оружие, выжидаем. Оружие у нас не самое мощное, но для «диалога» в кинозале подойдет. У меня трофейный пистолет с запасным магазином; Жора тоже направлялся не на войну, а всего лишь сопровождал Горчакова, имея при себе табельный «Грач».

Короткое затишье. И на экране, и у нас.

Выглядываю из-за спинки кресла. Хорват стоит в полный рост за последним рядом кресел, в руках снова пистолет-пулемет.

– Нашел-таки, – шепчу, падая на пол. – Сейчас начнет сверлить стены. Сволочь…

Не знаю, как стены, а спинки кресел пули прошивали бесподобно.

Снова затишье, благодаря которому хорошо слышно клацанье металла. Понятно – меняет магазин.

– Что, русский, нервничаешь? – раздается хрипловатый голос хорвата. Говорит он с приличным балканским акцентом, но весьма неплохо.

– Я?!

– Ну не я же!

– Нет, генерал. Нервный – не тот, кто барабанит пальцами по крышке стола, а тот, кого это раздражает.

Помолчав, тот вдруг признается:

– Знаешь, ты меня поначалу здорово раздражал.

– А сейчас ты рад меня видеть?

– Нет, я и сейчас на тебя сердит.

– Ну, извини, папаша, – закон жизни суров: сильный поедает вкусного.

– Знаю, знаю. Я не к тому. Просто, окажись мы на одной стороне, нас не победила бы ни одна сила.

– Предлагаешь союз?

– А почему бы и нет? Обещаю: денег будет столько, сколько ты не заработал за всю жизнь.

– Польщен доверием. Но ответ отрицательный – я давал присягу.

– Да? Жаль. Очень жаль.

До начала извержения следующей порции свинца успеваю отползти на несколько метров. И правильно делаю: коварный хорват не просто так раздавал комплименты – пользуясь паузой в киношных перестрелках, он затеял разговор с целью поточнее определить мое место.

Пули впиваются в пол, рикошетят, хлещут по креслам, ломая их деревянную основу и разбрасывая содержимое мягких подушек. Хорошо, что я переполз, иначе мне пришел бы конец…

По полу скачет второй пустой магазин. Щелкает затвор, загоняя первый патрон в патронник. Интересно, сколько у него с собой боеприпасов?

– Русский? Ты где?

Молчу. Догадайся сам.

На экране темная ночь сменяется ярким солнечным днем. Следом и в кинозале становится светлее.

Оглядываюсь, нахожу Георгия. Он смотрит на меня и жестами вопрошает: что будем делать?

Есть у меня одна идейка. Пробую объяснить тем же языком… «Просемафорив», спрашиваю: понял? Тот радостно кивает.

Ну и славно. Ждем следующей «артподготовки» и смены магазина…

Опять ураганный огонь, свист пуль, стук. И деревянное крошево, разлетающееся по всему залу.

Стрельба закончилась. Пора.

Приподнимаемся с Жорой над дырявыми спинками и одновременно из двух стволов садим поверх головы Анчича. Пригнувшись, тот пятится назад – в сторону тяжелой портьеры.

В этот момент я ужасно сожалею о приказе Горчакова взять его живым. Внутри слишком накипело, наболело, чирей созрел и теперь требует освобождения! Тем более что для меня попасть в бегущую по кривой траектории цель – что для водолаза пыль, только мельче. А уж промазать в такую мамонтоподобную фигуру я не сумею, сколько бы меня ни уговаривали.

Но нельзя – приказ. Да и Хелене потом трудновато будет смотреть в глаза. Какой-никакой, а отец…

Отлично! Полдела сделано – хорват загнан в угол под портьеру. Теперь следующий трюк: мы по очереди меняем магазины и стреляем по кронштейнам карниза. Анчич смятен и подавлен дерзкой контратакой, но скоро он придет в себя, перезарядит свою скорострельную хрень – и тогда нашему плану конец.

Считаю про себя оставшиеся патроны: «Шесть, пять, четыре, три, два… Падай же, сука! Падай!!»

Под хлопки последних пистолетных выстрелов гардина срывается со стены и, повинуясь моей мольбе, падает вместе с портьерой на хорватского генерала.

В несколько кошачьих прыжков мы оказываемся возле поверженного противника.

– Не дергайся! – окончательно сбивает шевелящийся бесформенный ворох Устюжанин и наваливается тяжелым телом сверху.

Мы закончили. Одновременно завершается и финальная сцена на экране. В зале вспыхивает яркий свет.

Вначале из-под сидений выползает длинноволосый Марко. Затем в дверях появляется молодой стюард. Серб держится молодцом – видно, уже бывал в передрягах. Чего не скажешь о нашем соотечественнике: глаза на лбу, брови на затылке, лицо с экраном одной расцветки.

– О черт! Что вы тут наделали?! – скользит испуганно-очумелый взгляд по дырявым стенам, изрешеченному экрану и разбитым креслам. – Вы же обещали…

– Заткнись! – не оборачиваясь, приказывает Георгий. – Скажешь, отбивался от сомалийских пиратов.

Нацепив на запястья Анчича наручники, мы тяжело поднимаемся с пола.

– Пошли, папаша, – цежу я сквозь зубы.

Солнечное утро. За прошедшую ночь я не сомкнул глаз: то занимался поимкой международного военного преступника, то охранял его, то отчитывался перед шефом о проделанной работе. Любит он это муторное дело: планы, отчеты, разборы…

Наш лайнер прошел около двухсот морских миль и находится на траверзе Севастополя. Скоро должен подойти скоростной катер за Марко с Хеленой и доставить их на территорию Севастопольской военной базы. Оттуда им предстоит дальняя дорожка в Белград.

Стою на крыле мостика, дышу свежим морским воздухом, пока что наполненным прохладой. Последние часы пребываю в состоянии мрачном, злобном и угнетенном. И причин тому целых три.

Во-первых, судовой врач сделал Егору Ивановичу сложную операцию. Состояние старшего механика стабильно тяжелое, в сознание не приходит.

Во-вторых, мы с Устюжаниным неплохо расслабились водкой, а потом этот занятый человек оставил меня в одиночестве и завалился спать в каюте. Ему, видишь ли, прямо из Новороссийска предстоит лететь к месту проведения операции «Эхолот».

И, наконец, в-третьих, «посылка» стоит в трех шагах и о чем-то щебечет с Марко. Лицо радостное; меня не замечает, будто мы и не знали друг друга…

– Кофе не желаете? – слышу лилейный голосок.

Оборачиваюсь. Одетый с иголочки молодой человек с подносом в руках. Все стюарды сегодня вежливы, улыбчивы, предупредительны – некому и морду набить.

– Благодарю, – сдержанно бурчу в ответ.

– А я, пожалуй, не откажусь, – появляется на крыле сияющий Сергей Сергеевич – свеженький, выспавшийся, с чисто выбритым лицом.

Подхватив чашку с горячим напитком, он подмигивает мне и отзывает в сторону длинноволосого серба. И мы с Хеленой остаемся наедине…

Пару минут молчим, созерцая мелкую морскую рябь с ровной линией горизонта, и невольно слушаем обрывки фраз Горчакова. Аккуратно проговаривая слова, тот объясняет сербу что-то очень важное:

– Вот его кредитная карта… Мы проверили банковский счет… Вы легко получите обратно перечисленные деньги… Не в наших с вами интересах выносить эту историю на суд общественности…

Хелена нежно касается моей руки.

– У тебя есть девушка там, в России?

Врать не хочется, но я киваю:

– Есть.

– Хорошая?

– Да.

– И, наверное, очень темпераментная? Ведь в вашей северной стране без темперамента нельзя.

Раз уж начал врать, то делать это нужно виртуозно.

– Ее темперамент – легенда, которую никто не видел. На ее темпераменте можно летом охлаждать пиво. Хотя, знаешь… холодные женщины хорошо идут под коньячок. Так что все у меня в полном порядке…

Внезапно, даже не оглянувшись на своего Марко, Хелена обнимает меня, целует в губы и шепчет:

– Врешь ты все. Но я все равно никогда тебя не забуду. Никогда, слышишь? На небе Бог, на земле – Россия. И ты…