Архистратиг Михаил - Эльза Вернер

— Значит, ты видел ее и говорил с нею? — спросил он.

— Видел — да, говорил — нет, — ответил Михаил. — Графиня познакомила меня с баронессой фон Эберштейн, но когда я заговорил с ней, то получил в ответ совершенно непонятный книксен. Она еще ребенок и слишком молода, чтобы бывать в обществе.

— В шестнадцать лет девушка — уже не ребенок. Ну, а как она вообще тебе понравилась?

— У нее очень миленькая мордочка. Глаз я не видел, потому что она упорно не поднимала ресниц. Вообще твоя «дворяночка», как ты ее называешь, кажется довольно ограниченной натурой.

— Михаил! — с выражением величайшего презрения сказал Ганс. — Я всегда сомневался в твоем вкусе, а теперь сомневаюсь также и в способности определять людей! Ограниченна! Я говорю тебе, что Герлинда фон Эберштейн умнее всех остальных, вместе взятых!

— Немного слишком смелое утверждение! — сухо отозвался Михаил. — Но ты ужасно возмущаешься, если против твоей «дворяночки» скажут хоть слово. Опять воспламенился? В который раз?

— Об этом не может быть и речи! Я отношусь к этому дивному созданию совершенно бескорыстно!

— Вот как?

— Михаил, запрещаю тебе это насмешливое «вот как»! — раздраженно заявил Ганс. — Однако совсем забыл представить тебя мадам де Нерак, Клермон настойчиво просил меня об этом!

— Клермон? А, это тот молодой француз, у которого ты теперь бываешь? Ты еще хотел как-то уговорить и меня пойти туда вместе с тобой!

— Но ты, как всегда, отказался.

— Потому что у меня и без того достаточный круг знакомых. Ты — другое дело, ты художник. Кстати, ты давно знаешь этого Клермона?

— Нет, я познакомился с ним этой зимой и сейчас же получил очень радушное приглашение. Уже тогда он и его сестра просили меня привести тебя с собой.

— Меня? Это странно. Они ведь даже не знают меня.

— Ну, может быть, то была простая вежливость. Во всяком случае в молодой вдове ты встретишь очень интересную, даже опасную женщину. О, конечно, не для тебя! Ведь твоя ледяная натура выдерживает без оттаивания даже красоту графини Герты, а Элоиза де Нерак в сущности некрасива. И все-таки она одержала такую победу, которая должна уязвить даже гордую графиню. Помнишь, я как-то говорил тебе, что граф Рауль, по-моему, отдался во власть совсем иных чар? Ну вот — он ежедневно бывает у Клермона!

— И ты думаешь, что это происходит из-за госпожи де Нерак?

— Надо полагать. Во всяком случае граф ухаживает за вдовушкой больше, чем это совместимо с его обязанностями жениха. Как далеко зашло у них дело, я, разумеется, сказать не могу, но... Однако, тсс!.. Вот и он сам!

Действительно, в этот момент Рауль как раз проходил мимо них. Он был очень поверхностно знаком с Гансом и все-таки счел нужным остановиться около него и заговорить с очаровательной любезностью. Это было сделано с явным умыслом, потому что, разговаривая с Гансом, Рауль в то же время упорно не замечал Михаила. Последний ни единым звуком не принял участия в разговоре и, по-видимому, — совершенно спокойно прислушивался к нему, но когда граф пошел дальше, он проводил его таким взглядом, что Ганс поспешно схватил друга за руку.

— Надеюсь, ты не придашь значения этой невежливости? — спросил он. — Ведь между тобой и Штейнрюком царит вражда...

— Которая в данном случае была выражена по-детски. Граф Рауль должен был бы знать, что я не допущу подобного отношения.

— Что ты хочешь сказать? — взволнованно спросил Ганс, но в этот момент к ним подошел Клермон с сестрой, и ему пришлось представить им своего друга.

Так Ганс и не получил ответа на свой вопрос.

Анри уступил Михаилу место возле сестры, а сам взял под руку художника и увел его в сторону. Затем им овладел кто-то другой, и долгое время Ганс должен был переходить от одного к другому: ведь вместе с графиней Гертой он был героем сегодняшнего вечера.

Графиня Герта была сейчас особенно хороша. Подобно другим участникам спектакля, она не сняла и в зале сказочного костюма Лорелеи, который удивительно шел ей. Немало комплиментов выслушала она в этот вечер, немало новых сердец пало к ее ногам. Только один, которого именно и хотелось ей смирить больше всех, оставался холодным и безучастным...

Это начинало вселять в душу Герты какую-то тревогу. И полно, существует ли и в самом деле любовь? Ведь еще недавно она внушала этому человеку пламенную, кипучую страсть, но прошло всего несколько месяцев, и он — словно комок льда. Значит, она, Герта, была права, когда отдавала себя по здравом размышлении без тени чувства. Если такая любовь могла исчезнуть в самый короткий срок, то что же тогда любовь вообще?

Этим размышлениям Герта предавалась, сидя в полутемной комнате на жилой половине Ревалей, куда она зашла немного отдохнуть. Вдруг в соседней комнате послышались шаги. Герта хотела встать, но резкий мужской голос приковал ее к месту.

— Здесь нам никто не помешает! Я отниму у вас всего несколько минут, граф Штейнрюк!

— Пожалуйста, капитан Роденберг, я к вашим услугам!

Герта не могла видеть разговаривавших и оставалась невидимой и ими тоже. Ее поразил резкий, враждебный тон, которым были сказаны первые фразы, и она стала с трепетом прислушиваться к дальнейшему разговору.

— Дело всего лишь в одном вопросе, — услышала она голос Михаила. — Было ли это случайно или умышленно, что, разговаривая с моим другом, вы совершенно не заметили меня?

— А вы придаете такое большое значение тому, чтобы быть замеченным мною? — с оскорбительной небрежностью кинул граф.

— Ровно ни малейшего! Я вообще не домогаюсь чести быть знакомым с вами, но раз мы знакомы, то я требую, чтобы вы соблюдали по отношению ко мне формы вежливости, принятые в хорошем обществе!

— Капитан Роденберг!

— Граф Штейнрюк?

— Вы хотите заставить меня считаться с отношениями, которых я не признаю? Ну, так этим путем вы ничего не добьетесь от меня!

— Я достаточно ясно показал, какую цену я придаю отношениям к сиятельной семье графа Штейнрюка. Спросите об этом генерала, и он подтвердит вам. Но я не расположен долее сносить такие выходки, которые всецело рассчитаны на то, чтобы оскорбить меня. Измените ли вы в будущем обращение? Да или нет?

— Однако, капитан Роденберг, каким высокомерным тоном говорите вы это!

— Существуют люди, которых надо бить их собственным оружием. Итак, отвечайте!

— Я не привык, чтобы со мной говорили в таком тоне, и уж во всяком случае меньше всех на это имеет право сын авантюриста и такой матери, которая...

— Замолчите, граф! — крикнул Михаил. — Еще одно слово о моей матери, и я убью вас на месте!

— Кулаками? — презрительно кинул Рауль. — Я привык к более рыцарскому оружию!