Половинки нас - Ана Ховская

– Мне сложно тебя понять. Кто был там – в Кагальнике? У меня возникли обстоятельства, я поддался им. Но то, что произошло между нами… Не назвал бы это сексом на одну ночь…

Настя окинула зал беглым взглядом, уронила плечи, будто всё это время притворялась кем-то другим, вздохнула и спокойно спросила:

– Будем говорить прямо?

– Разумеется!– развёл руки он.

– Я скажу тебе правду. Ты шикарный мужчина! Даже если бы был обычным водителем – это неважно – ты мне понравился. Я захотела тебя и сделала всё, чтобы понравиться тебе. Это игра…

– Не в постели,– твёрдо выдавил он, сузил глаза и отстранился от стола.

Но Настя довольно улыбнулась и, наоборот, наклонилась вперёд.

– Так ведь и постель была не настоящая… У тебя «возникли обстоятельства», у меня – тоже. Мы немного попритворялись, это была взаимовыгодная игра. Так давай на этом и закончим?

«Я тебе не верю»,– мысленно отказался Мирон и в ещё большем сопротивлении откинулся на спинку стула.

– Да у вас, батенька, фрустрация – переживание обманутых ожиданий,– самодовольно скрестила руки на груди Настя, будто видела его насквозь.– Ты приехал за извинениями и правдой, но последнюю не способен принять – эго не даёт.

Мирон смотрел на женщину и до сих пор сомневался, что мог так обмануться. Вот она, совсем как прежняя, сидит перед ним, даже свыкся с её новым именем, хотя Вера – роднее и ближе. Внутри бушевали досада, смешанная с ревностью и злостью. Но как успешный бизнесмен-переговорщик Мирон умел сохранять лицо в тупиковой ситуации и крайне редко выходил из себя.

– Ты не похожа на себя,– тихо заключил он.

– Это я,– подняла ладони Настя.– Я не подлая, просто знаю, что делать, когда очень сильно чего-то хочется. А в тот момент мне хотелось тебя… Ты же не упал бы в объятия циничной стервы?

Он по-прежнему скептически хмурил брови, пока Настя допивала кофе.

– Не веришь?– заключила она, отставив чашку.

Мирон с досадой провёл пальцами по волосам и сдержанно положил ладонь на край стола. А когда Настя протянула руку и коснулась его запястья, то снисходительно перевёл взгляд на её тонкие пальцы.

– Разве нам было плохо, Мирон? Мы оба получили то, что хотели… Я вот тебе очень благодарна. Это будут одни из самых лучших воспоминаний,– будто насмехаясь, произнесла она.

– С трудом понимаю, о чём ты говоришь. Ты не Вера,– хмыкнул Мирон, откровенно не понимая, зачем всё это было нужно, и уже жалея, что пошёл на этот разговор. Только никогда прежде он не запутывался в своих ощущениях насчёт женщины. Эта же – сводила с ума недоступной ему логикой.

– Вера говорила то, что льстило твоему самолюбию. Она сформировала в тебе комплекс уверенности и спокойствия рядом с собой – была для тебя лёгкой и удобной. Поэтому ты так прикипел и злишься сейчас…

Мирон непримиримо сжал губы и всё пытался разглядеть Настю: где-то за этими циничностью и холодом пряталась та нежная женщина, по которой он тосковал.

– Но… Ты же понимаешь, что нам с тобой не по пути…

– Я не предлагал тебе руку и сердце,– холодно усмехнулся Мирон и убрал со стола руку, которой всё ещё касалась женщина.

– Если бы мы провели ещё пару ночей в том автобусе, предложил бы,– с лукавой улыбкой заявила она.

Мирона возмутила такая самоуверенность. Он медленно взял стакан с водой, чтобы немного остудить голову. Однако где-то внутри злился на себя, потому что допускал такую мысль. И неужели это была простая манипуляция? Он, да и попался на такую хитрость?! Не могло этого быть!

Но, как только взглянул на неё поверх стакана, за грудиной ёкнуло, и мигом внутренности обдало жаром, будто пил он коньяк, а не воду. Настя смотрела на него глазами Веры. Эти губы, шея, плечи… Он помнил каждый её вздох, каждый изгиб и ложбинку на её теле в утреннем свете. И он снова готов был поверить любому её слову.

– Ты невероятная интриганка,– щурясь, выдохнул Мирон и с видимым спокойствием поставил стакан.

– Знаешь, почему ты не можешь смириться с отказом? Потому что здорово иногда опуститься с верхушки к подножию и пройти путь босым по траве, покрытой росой. Это делает тебя живым, ближе к природе, ближе к собственной душе. Но, как только ты вернёшься на свой уровень с мраморным полом в золотую крошку, вся романтика момента выветрится, и всё вернётся на круги своя…

Всё, что она говорила, отзывалось знакомой волной досады внутри. После отдыха в Кагальнике он уже начинал понемногу ощущать, как прежняя жизнь и работа затягивают его. Только память о Вере удерживала этот напор.

– Не ищи лишних приключений на свою голову,– закончила Настя и поднялась.

– То есть ты всё решила за обоих?

– Почему, когда так поступают мужчины, женщины это просто проглатывают?– иронично вскинула брови она.

– Не стоит сравнивать меня с остальными,– с подчёркнутым хладнокровием поднялся Мирон.

– Не думаю, что тебе есть чем меня удивить,– скептично прищурилась она.

Он долго рассматривал лицо женщины, а она разглядывала его. Затем Настя опустила глаза, Мирону показалось с какой-то грустью, и тихо сказала:

– А знаешь, мне даже жаль, что всё так. Но, увы, я столько раз убеждалась в своей правоте, что трудно обмануть саму себя. Всё по кругу: мне не хочется разочаровываться в тебе, в себе. Пусть ты останешься райским приключением, романтичным водителем автобуса. Ты хотел извинений, я прошу прощения, что ввела в заблуждение. Только, по-моему, я это компенсировала с лихвой,– и тут она подмигнула, опошлив его память и всё светлое, что было связано с Верой.– Мне пора…

Настя отвернулась и сделала шаг в сторону выхода, но Мирон не удержался, обошёл стол и мягко ухватил её за руку. Она замедлила, оглянулась через плечо. Несколько секунд они снова неотрывно смотрели друг на друга. У Мирона глухо стучало в затылке, в голове всё смешалось. Что происходило с этой конкретной женщиной: он совершенно её не узнавал! Вот он, вот она, и не понятно, что именно стоит между ними. Разве он не может просто коснуться её губ и забыть о самолюбии?! Чувствовал, что не хочет её отпускать, но не мог преодолеть это маленькое расстояние и поцеловать.

Настя медленно склонила голову набок и произнесла:

– Жажду обладать – нужно только перебороть. Всё пройдёт, когда поймёшь, что тебе это