Семко - Юзеф Игнаций Крашевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Радостный и теперь старичок, уставив в него глаза, казалось, тоже его припоминает. Но зачем и откуда привезли сюда монаха, было для Бобрека волнующей загадкой. Он надеялся её решить, поговорив с братом, которого канцлер, уходя к князю, оставил с ним наедине. Пользуясь этим, Бобрек пошёл греющемуся у огня старичку напомнить о себе с тем большей покорностью и сердечностью, чем больше хотел его заполучить.
Монах сразу его вспомнил, весело поздоровался, спросил, что он тут делал, на что Бобрек с сильным запалом ответил, рисуя своё счастье, что Господь Бог его благословил и отдал его в руки такого мудрого, милосердного, святого человека, каким был канцлер.
Он восхвалял его в надежде, что это может дойти до его ушей. Потом он ловко спросил старичка, что он тут делал и как попал в Плоцк.
– Ну что? – сказал просто монах. – Канцлер, встретив меня на дороге, из сострадания привёз сюда, чтобы я немного дал отдохнуть старым костям.
Бобрек не очень этому верил, но расспрашивать больше ему не подобало, замолчал, обещая себе следить за малейшим подозрительным движением на княжеском дворе.
Для этого подвернулось неожиданное вспомогательное средство, когда князь Генрих, который с трудом мог усидеть в деревне и постоянно искал отвлечения и забавы, прискакав в этот день к канцлеру, нашёл клирика за работой, и по нескольким ответам друг другу понравились. Забрал его в свою комнату под предлогом исправления какой-то рукописи и задержал на беседу.
Генриху мало было дела до этой рваной набожной книги, но из глаз Бобрка он вычитал, что он мог шутить и развлекать его. Бедный клирик очень хорошо изобразил бы шута, когда хотел квалифицироваться.
Забрав его в дом священника, который был больше похож на солдатский дом, чем на жильё священнослужителя, Генрих для проверки завёл с ним своевольную беседу. Бобрек, хоть боялся вначале и отвечал только однозначно, осмелев, отстоял поле боя. Его компания Генриху очень нравилась, велел ему приходить к нему.
Клеха рассчитывал, что от болтливого и неосторожного юноши он сможет раздобыть много информации, которую найти иначе было бы трудно. Поэтому он гладко льстил князю. Того же вечера Бобрек от него узнал что брат куда-то один собирается: в Черск, или в Варшаву.
Внезапное путешествие канцлера, его возвращение с монахом, запланированная поездка к брату Янушу доставляли клехе пищу для размышления, он видел в этом какие-то подозрительные сговоры.
Если бы Семко с Бартошем из Одоланова выбрался в Великопольшу, он бы этому не удивился, но теперь, когда ему срочно нужно было стоять на позиции, ехать куда-то в противоположную сторону?.. Бобрек не понимал этого.
Прибежав вечером к Пелчу, он сильно над этим задумался и разболтал немцу, что в замке что-то замышляется, чего он не мог понять. Днём с медником они напрасно ломали себе голову.
На следующий день, раньше, чем обычно, он был уже у канцлера и не застал его – тот совершал святую мессу.
Мальчик-слуга, с которым он уже подружился, объявил ему, смеясь, что князь на заре выехал с маленьким отрядом неизвестно куда, а вчерашний монах присоединился к кортежу. Бобрек не дал по своей внешности узнать, как его интресовала эта новость, но был подавлен и зол, потому что напрасно выслеживал, а о цели этой тайной экспедиции ничего не знал.
Монах из Великопольши мог легче всего служить проводником к ней, но Бартош из Одоланова и княжеские копейщики были ещё более полезными товарищами в этом направлении. Семко их с собой не взял.
Обязанный доносить великому магистру обо всём, что там видел и слышал, он был унижен своим бессилием. Сел писать очень злой, и рукопись от этого, несомненно, должна была пострадать. Теперь вся надежда была на князя Генриха, да и та не оправадалась, потому что около полудня, когда уже и канцлер был дома и рассматривал писанину, влетел с криком молодой князь.
– Что это значит, ксендз-канцлер? – крикнул он с порога. – Семко как разбойник выкрался из замка. Куда? Зачем? Вчера плёл мне, чему я не верю, что собирался ехать в Черск. Сегодня его уже нет. И взял старого монаха, пожалуй, чтобы в дороге помогал ему творить молитвы!
Какой благочестивый родился!
Канцлер спокойно дал ему накричаться и выпустить гнев, а потом с сильной флегмой отвечал:
– Всё-таки князю Семко разрешено ехать туда, куда он пожелает. Ему нет необходимости объясняться не мне, не кому-либо. Он поехал увидиться с братом, или на охоту. Что такого удивительного?
– Неправда! Неправда! – забурчал Генрих. – Брать с собой на охоту старого монаха, которого вы специально вчера так срочно привезли? Видеть брата ему не нужно, потому что Януш тут недавно был. Он поехал куда-то на какую-то другую охоту, но я б этом узнаю, хоть вы от меня утаиваете! – договорил со смехом юный князь.
Канцлер величественно ушёл, ничего не сказав.
Больше всего Генриха мучило то, что с ним обходились как с ребёнком и ничего доверять не хотели. Он побежал на разведку, а когда Бобрек по окончании работы появился в доме пробоща, нашёл его весёлым и улыбающимся.
– Семко, должно быть, что-нибудь предпринимает для своей будущей короны, – начал он болтать перед клехой. – Куда он поехал, никто не знает, но что не в Черск, это точно. Пустился в ту сторону, чтобы людей сбить с толку. Слуг с собой взял немного и подобрал таких, с которыми, как с младенцами, разговаривать трудно. Одни литовские невольники. Всё-таки я эту тайну из-под земли добуду.
Для Бобрека одно это известие, что Семко взял литвинов, было неожиданным лучиком, освещающим накопившийся сумрак. Но он осторожно промолчал.
Из разговора с монахом на тракте он вспомнил упоминание брата Антониуша о своём пребывании в Литве среди неверных. Всё это вместе используемое пробуждало домысел, что Семко мог выбраться на Литву; но какие там были у него дела?! Бобрек не догадывался. Этого же вечера великий магистр был уведомлён письмом о тайном путешествии.
X
Как и сейчас, так и в те времена, зима на севере, несмотря на суровость климата,
