Рождённый в сраженьях... - Михаил Каштанов

Прикурив папиросу, он неторопливо стал ходить по кабинету, вдоль длинного стола для совещаний.

— Сегодня собираем внеочередное заседание Политбюро и Совнаркома. Тебя специально пригласил пораньше. Ты уже в курсе, что Юнкерс предложил возобновить концессию на новых условиях?

— Да. Берзин докладывал ещё вчера.

— Я думаю, что это многообещающий намек. Если даже Юнкерс, который уже раз обжегся, решил возобновить с нами работу то…

— Или Германия полностью и окончательно сориентировалась на сотрудничество с нами, или экономический спад в Европе и мире, превзошел, самые мрачные прогнозы и он держит нос по ветру.

— Правильно мыслишь, товарищ Арсений. Хотя я считаю, что правильно и первое и второе положение. Но главное не это. — Сталин слегка взмахнул рукой, словно подчеркивая свою мысль. — Главное, что и в Европе и в Америке сейчас закрывается множество заводов и фабрик. Особенно в Соединенных Штатах. Станки стоят и приносят убытки. Мы могли бы «помочь» — Сталин выделил последнее слово — нашим американским и европейским друзьям. Купить у них оборудование и технологии, которые сейчас все равно простаивают. Деньги мы найдем. Вопрос в другом.

Сталин затушил папиросу и встал прямо напротив Фрунзе.

— Что нам действительно необходимо приобрести? И на какую сумму? Чтобы потом наши деньги не сыграли против нас. И второе — не вызовет ли массовая закупка Советским Союзом современного оборудования и технологий ненужного, на данный момент, обострения международной обстановки?

— Если все сделать по-умному, то никакого обострения не будет. Закупки можно провести через Турцию и Германию. А вот, что закупать — это действительно вопрос. Я считаю, что пора отказаться от покупок единичных станков. Надо брать технологические линии целиком и только самые новейшие, лучше всего только спроектированные. А старьё пусть оставляют себе.

— Твоё решение о прекращении закупок военной техники не изменилось.

— Нет. Я тебе уже неоднократно говорил — нам старья не надо. А свои новейшие разработки никто кроме немцев нам продавать не будет. Вообще, я считаю нам надо менять свой подход к разработке новых образцов военной техники.

— А если конкретнее.

— Можно и конкретнее. До сих пор мы только и делали, что догоняли. Создавали оружие для противодействия уже принятым на вооружение образцам. И проигрывали самое главное — время.

— Что ты предлагаешь?

— Заведомо выйти вперед. Если сейчас разрабатываются и применяются истребители со скоростями 300 — 350 км/ч, то мы должны поставить задачу создания самолетов способных летать со скоростью 450 — 500 км/ч. И одновременно начать создавать средства противодействия подобным самолетам. Сейчас, когда на западе разразился кризис, мы располагаем резервом времени для создания таких перспективных разработок.

— Хочешь перепрыгнуть через ступеньку? А не поломаем ли мы себе ноги или хуже того шею, если споткнемся.

— А мы соломки подстелем. Пока наши КБ будут заниматься перспективными разработками, мы воспользуемся немецкими. Проведем модернизацию всего что можно. Лет пять, а то и больше протянем. К тому времени, и промышленность заработает в полную силу. Как тебе такой расклад?

— Звучит заманчиво. Но не слишком ли большой риск?

— Знаешь, Коба, если бы мы, я имею в виду Союз, оказались бы одни. В политической изоляции. Без надежного союзника. Тогда — да, риск был бы не оправдан. А вот за то, что так не случилось, за то, что в двадцать третьем, да и после, ты нашел в себе силы и мужество выступить против экспорта революции в Германию, за то, что у нас теперь появился надежный партнер и союзник — вот за это низкий тебе поклон. И не воспринимай это как славословие. Ты знаешь, что я на это не способен. Это объективная оценка. И никуда теперь немцы от нас не денутся. Особенно если их промышленность загрузим военными заказами.

— Хорошо. Меня ты убедил. Теперь осталось убедить ЦК и Совнархоз.

— Ну, извини, дорогой товарищ Сталин, это твоя забота. А мы уж как обычно поддержим тебя «зловещим» молчанием армии. Кажется так у Троцкого?

Сталин довольно улыбнулся в прокуренные усы.

— А разве когда было иначе?

Вместо предполагавшихся трех месяцев курсы продолжались в течение пяти, слишком много нового приходилось усваивать и отрабатывать на теоретических и практических занятиях. Перед самым окончанием занятий Новикова вызвал к себе начальник школы. Николай был удивлен и встревожен. Вроде бы никаких грехов за ним не числилось. Но кто его знает — пути начальства неисповедимы.

Начальник школы, полковник Людвиг Риттер фон Радльмаер, вызвал Новикова больше из чувства любопытства, чем по необходимости. Не каждый день встречаются курсанты, состоящие в переписке с самим Фрунзе. По положению, вся переписка курсантов, имеющей статус секретного объекта школы, подлежала просмотру. Но тут был особый случай. Письмо от наркома, да ещё с пометкой лично в руки. Какая уж тут перлюстрация.

С плохо скрываемым интересом разглядывая запыхавшегося, не столько от бега как от волнения, Новикова, Радльмаер тихонько постукивал кончиком остро отточенного карандаша по краю бронзовой пепельницы.

— Курсант Новиков по вашему приказанию прибыл!

— Предъявите ваши документы и получите конверт от народного комиссара по военным и морским делам СССР.

Если Радльмаер хотел таким образом намекнуть на необходимость разъяснения, то он в этом не преуспел. Вот уж кого Новиков хотел посвящать в свои дела меньше всего. Так что, предъявив свое удостоверение личности и расписавшись в получении, получил письмо и быстрее из кабинета.

Письмо от наркома читали вчетвером. Нарком благодарил за проявленную инициативу, своевременность и глубину разработок, сообщал, что их предложения рассмотрены на совместной коллегии с наркоматом тяжелой промышленности и на их основании выработаны конкретные рекомендации конструкторским коллективам. Предложения по формированию и структуре танковых дивизий их возможному применению и особенно вопросы взаимодействия с другими родами войск будут обязательно проверенны на практике с обязательным привлечением всех авторов предложения, соответствующие рекомендации будут даны и командованию рейхсвера.

Новиков, Катуков и их немецкие друзья были довольны и озадаченны одновременно. Правда, каждый по своей причине. Гудериана беспокоило отношение командования Рейхсвера к проявленной инициативе. Роммель гадал, где же ему удастся на практике отрабатывать свои идеи, если у Германии нет бронетанковых частей и, по условиям Версальского договора, не предвидится. Катуков просто радовался как большой ребенок — дали в руки новую, замечательную игрушку. Новиков удивлялся оперативности и обдумывал прозрачный намек. Ведь сообщение было адресовано ему лично. Их идеи, их труды были признанны нужными и своевременными. Но перспектива реализовывать их на практике, начинать с нуля, несколько пугала. Хотя, он ведь к этому и стремился.