Carpe Jugulum. Хватай за горло! - Терри Пратчетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Видакс-фигакс? Рыло бац, лапыс дрыгс!
Нак-мак-Фигль спрыгнул на землю с лишившейся чувств лисицы, схватил ее за хвост и, победоносно размахивая другой рукой, помчался догонять остальных.
– Обхой! Обхой! Жракс-обожракс круглу нахт!
Они выдвинули кровать на середину комнаты. Агнесса и Овес сидели по обе стороны и слушали, как Ходжесааргх кормит своих птиц. Иногда раздавался звон кормушки, а иногда – приглушенный вопль, после чего сокольничий некоторое время извлекал из собственного носа клюв очередного питомца.
– Что-что? – переспросила Агнесса.
– Прошу прощения?
– Мне показалось, ты что-то шептал.
– Я читал… э-э… короткую молитву, – откликнулся Овес.
– А это поможет?
– Э… Мне помогает. Пророк Брута говорил, что Ом помогает тем, кто помогает друг другу.
– А он помогает?
– Честно говоря, на сей счет существует несколько мнений.
– И сколько именно?
– Около ста шестидесяти – со времен Раскола Двадцать Третьего Февраля, 10.30 Утра. Тогда воссоединенные свободные хелониане (пупсторонний синод) откололись от воссоединенных свободных хелониан (краесторонний синод). Раскол был довольно серьезным.
– Что, даже кровь пролилась? – спросила Агнесса.
На самом деле это ее мало интересовало, зато отвлекало от мыслей о том, что за существо вот-вот очнется на этой кровати.
– Да нет, завязался кулачный бой, и на одного из дьяконов пролили чернила.
– Довольно серьезно, насколько я могу судить.
– Кое-кому выдрали бороды.
– Ничего себе. «Сект-маньяки», – сказала Пердита.
– Ты надо мной смеешься, – с серьезным видом промолвил Овес.
– Ну, это звучит несколько… тривиально. Вы всегда спорите?
– Пророк Брута завещал: «Да будет десять тысяч голосов», – пояснил священнослужитель. – Иногда мне кажется, что он имел в виду, мол, лучше спорить между собой, чем казнить неверующих огнем и мечом. Все так сложно. – Он вздохнул. – К Ому ведут сотни путей. К сожалению, мне иногда кажется, что на большинстве из них кто-то разложил грабли. Вампир был прав. Мы утратили свой огонь…
– Но вы жгли на нем людей!
– Знаю… знаю…
Краем глаза Агнесса заметила движение. Пар поднимался от одеяла, которым они укрыли матушку Ветровоск. Глаза матушки вдруг открылись и стали бешено вращаться. Ее губы зашевелились.
– Ну, матушка, как ты себя чувствуешь? – бодро осведомился всемогучий Овес.
– Ее укусил вампир! Что за дурацкие вопросы ты задаешь? – прошипела Агнесса.
У матушки задергалась рука. Она открыла рот, ее связанное тело выгнулось дугой, потом снова обмякло.
Агнесса прикоснулась ко лбу матушки и резко отдернула руку.
– Она вся горит! Ходжесааргх! Принеси воды.
– Уже иду, госпожа!
– О нет… – прошептал Овес и показал на веревки.
Они развязывались сами, крадучись скользили друг по другу, будто змеи. Матушка то ли свалилась, то ли скатилась с кровати и упала на четвереньки. Агнесса бросилась, чтобы поднять ее, но заработала удар локтем, от которого отлетела к стене.
Старая ведьма открыла дверь и выползла под дождь. Когда первые капли упали на нее, она остановилась, тяжело дыша. Агнесса готова была поклясться, что некоторые из дождевых капелек зашипели.
У матушки расползлись в стороны руки, она рухнула в лужу, но тут же попыталась встать.
Сине-зеленый свет струился в открытую дверь конюшни. Агнесса заглянула туда и увидела Ходжесааргха. Он смотрел на банку из-под варенья, где горел белый свет, окруженный бледно-голубым ореолом, который пульсировал, распространяясь далеко за пределы банки.
– Что это?
– Это мое перо феникса, госпожа! Оно выжигает воздух!
На улице Овсу удалось поднять матушку на ноги и даже заставить опереться на его плечо.
– Она что-то произнесла, – сообщил он. – Я не разобрал, что именно.
– Она могла стать вампиром!
– Вот, снова, снова! Ты слышала?
Агнесса подошла ближе, и вдруг безвольная рука матушки схватила ее за плечо. Даже сквозь промокшее платье она ощутила жар, а сквозь шум дождя до нее донеслось некое слово.
– Железо? – переспросил Овес. – Она сказала «железо»?
– Замковая кузница совсем рядом, – вспомнила Агнесса. – Давай отведем ее туда.
В кузнице было темно и холодно, огонь в ней разводили только тогда, когда нужно было выполнить какую-нибудь работу. Они буквально внесли матушку в кузницу, но там матушка выскользнула из их объятий и на четвереньки опустилась на каменные плиты.
– Кажется, железом не борются с вампирами? – спросила Агнесса. – Никогда не слышала, чтобы люди использовали железо…
Матушка издала какой-то звук, нечто среднее между фырканьем и рычанием. Оставляя за собой грязный след, она поползла к наковальне.
Наковальня представляла собой длинный кусок железа, вполне подходящий для неумелого избиения металла, которое иногда требовалось для того, чтобы жизнь в замке продолжалась. Стоя на коленях, матушка обняла наковальню обеими руками и прислонилась к ней лбом.
– Матушка, что мы можем… – начала было Агнесса.
– Возвращайся к остальным, – прохрипела матушка Ветровоск. – Нужны три ведьмы… И если у вас ничего не получится… вам придется встретиться лицом к лицу с величайшим ужасом вашей жизни…
– С каким ужасом, матушка?
– Со мной. Уходи. Немедленно.
Агнесса попятилась. На черном железе рядом с пальцами матушки возникли рыжие частички ржавчины.
– Я пошла! А ты присматривай за ней!
– Но что, если…
Матушка откинула голову назад и зажмурилась.
– Убирайся! – заорала она.
Агнесса побелела.
– Ты слышал, что она сказала! – бросила Агнесса и выбежала под дождь.
Голова матушки снова опустилась на железо. На металле рядом с ее пальцами заплясали рыжие искорки.
– Господин священнослужитель, – произнесла она хриплым шепотом, – где-то здесь есть топор. Принеси его!
Овес в отчаянии окинул взглядом кузницу. Здесь действительно был топор, небольшой с двойным лезвием. Он лежал рядом с точилом.
– Э… Я нашел его, – неуверенно произнес он.
Голова матушки дернулась назад. Она заскрипела зубами, но все-таки сумела выдавить:
– Наточи его!
Овес бросил взгляд на точило и взволнованно облизнул губы.
– Я сказала, наточи его. Немедленно!
Он закатал рукава, взял в руки топор и поставил ногу на педаль точила.
Колесо закрутилось, из-под лезвия посыпались искры.
– Потом найди палку и… заостри ее, а еще найди… молоток.
Найти молоток было совсем просто. Рядом с точилом стояла полка с инструментами. Покопавшись в горе мусора у стены, Овес извлек оттуда обломок жерди.
– Мадам, что я могу сделать?…
– Скоро… здесь появится… нечто, – задыхаясь, произнесла матушка. – Сделай так… чтобы… Ты сам все понимаешь…
– Но… ты хочешь сказать, я должен тебя обезглавить?…
– Я не говорю, а приказываю тебе, святоша! Во что ты на самом деле… веришь? Что есть вера? На самом деле? Распевание всяких песенок? Рано или поздно… все заканчивается… кровью…
Голова матушки упала на наковальню.
Овес снова посмотрел на ее руки. Метал вокруг них был черным, но рядом с пальцами уже начинал светиться, и на нем по-прежнему шипела ржавчина. Он осторожно коснулся наковальни, отдернул руку и сунул палец в рот.
– Госпожа Ветровоск неважно себя чувствует? – спросил вошедший в кузницу Ходжесааргх.
– Думаю, я вынужден с тобой согласиться, – сказал Овес.
– Надо же. Хочешь чая?
– Что?
– Ночь скверная. Коли нам предстоит провести ее на ногах, я поставлю чайник.
– Неужели ты не понимаешь? Она может выйти отсюда кровожадным вампиром!
– О. – Сокольничий опустил взгляд на неподвижную фигуру и дымящуюся наковальню. – Что ж, в таком случае… Лучше встретить ее с чашкой доброго чайку в животе, чем на голодный желудок.
– Ты вообще понимаешь, что здесь происходит?
Ходжесааргх медленно обвел взглядом кузницу.
– Нет, – сказал он.
– Тогда…
– В мои обязанности не входит понимание подобных ситуаций, – пояснил сокольничий. – Я этому не обучен. Вероятно, нужно очень много знать, чтобы понять такое. Это твоя работа. И ее работа. А вот тебе, к примеру, известно, что происходит, когда обученная птица убивает добычу и возвращается на запястье?
– Нет…
– Вот именно. Значит, все в порядке. Так как насчет чашки чая?
Овес сдался.
– Да, пожалуйста. Буду признателен.
Ходжесааргх поспешно удалился. Священнослужитель сел. Он не был уверен в том, что понял бы происходящее, даже если бы ему была известна истина. Старая женщина испытывала страшные муки от боли и жара, а теперь… нагревалось железо, словно жар и боль уходили туда. Кто способен на такое? Ну, прежде всего пророки, это наверняка. А все потому, что Ом наделил их силой. Однако эта женщина, судя по всему, никогда ни во что не верила.
