Миргород (сборник) - Николай Гоголь

А между тем, ударяя в трубы и литавры, с подбоченившеюся удалью, выступали один за другим [[польские войска] КАБ2] из городских ворот польские войска. Козаки все в один миг кинулись по своим местам и стали за телеги: сильно каждый из них хотел попробовать дела. Немного было таких, которые были на конях; все стояли в таборах пешие. Между, неприятелями тоже много было пеших: как видно, узнали, ляхи, что конницею немного можно было взять там, где уже укоренились козаки и стали в таборы. Тот же самый толстый полковник, разъезжая на [[добром] КАБ2] сивом аргамаке, давал приказы, — и стали наступать тесно ляхи на козацкие таборы, грозя и нацеливаясь в пищали, сверкая очами и блеща медными доспехами. Как только завидели козаки, что подошли на ружейный выстрел, все разом грянули в семипьядные пищали [[палили] КАБ2] и, не перерывая, всё палили из пищалей. [[И] КАБ2] Далеко понеслось [[во<?>] КАБ2] громкое хлопанье по всем окрестным полям и нивам, сливаясь в беспрерывный гул. Дымом затянуло всё поле, а запорожцы всё палили, не переводя духа. Задние только заряжали пищали, да подавали передним, наводя изумление на неприятелей, не могших понять, как стреляли козаки, не заряжая ружей. Уже не видно было, за великим дымом, обнявшим то и другое воинство, не видно было, как то одного, то другого не ставало в рядах; но чувствовали ляхи, что густо летели пули и жарко становилось дело; и когда попятились назад, чтобы удалиться немного от дыма и оглядеться, то многих не досчитались в рядах своих; а [[в до<?>] КАБ2] у козаков, может быть, другой, третий был убит на всю сотню. И всё продолжали палить козаки из пищалей, ни на минуту не давая промежутка. Сам иноземный инженер изумился, и, будучи в душе истый артист, не вытерпел, чтобы не закричать: "Браво, месье, запороги! Вот она, сакредьё, настоящая тактика! Вот что нужно завести у нас!" Полюбовавшись еще издали и видя, что нельзя взять перестрелкою из мелкого ружья, он дал совет полковнику обратить все пушки прежде на один табор и грянуть в ядра. Попятились и отступили ряды, [[обря <?>] [а меж<ду тем?>] КАБ2] стреляя только для виду, а сзади артиллеристы наводили пушки. Тяжело ревнули широкими горлами чугунные пушки, дрогнула, далеко застугуневши, земля, и вдвое больше затянуло дымом всё поле. Почули запах пороху середи улиц и площадей в дальних городах. Но слишком высоко взяли нацелившие: выгнули слишком высокую дугу раскаленные ядра и, страшно завизжав по воздуху, перелетели они через головы всего табора и углубились далеко в землю, взорвав и взметнув высоко на воздух черную землю. Ухватил себя за волосы французский инженер при виде такого неискусства и прискакал на коне из другой батареи, которую равнял и наводил, и сам принялся наводить пушки под самыми выстрелами, потому что запорожцы в ответ грянули тоже из четырех фальконетов, — не ядрами, а мелкою картечью. Но не убоялся выстрелов [[бравый] КАБ2] борзый духом инженер метко палившей пушки, дал приказ подвести еще другие две и с фитилем в руке сам взялся выпалить из огромной пушки, какой еще и не видали дотоле козаки. Страшно глядела она широкою пастью и тысяча смертей глядело оттуда. [Уже все поднесли фитили и] Один [[только] КАБ2] миг, и не было бы и в помине [[лучшего] КАБ2] лучшей части козацкого табора — всего Уманского и Поповичевского куреня, досталось бы и Незамайновскому тоже; но в это время ударил с полком своим и с стебликывскими козаками прямо в тыл атаман Тарас. Выбили фитили из рук передние козаки и с криком потеснили [[поль<ские ряды?>] КАБ2] смешавшиеся польские ряды на таборы, а таборные козаки разом приняли их в картечи. Увидели ляхи, что [[трудно защищ<ать?>] КАБ2] не можно отбиваться с двух сторон и защищать разом и грудь и спину, выбежали в поле вместе с хоругвью, где уже строили вновь полки, выкинув шестеро малеванных знамен.

"А ну-те, все охочьи, бойкие на конях, знающие, как вывернуться по козацкому обычаю, скорей назадирачь! Кто хочет [[пробиться] КАБ2] славы добиться, сквозь неприятеля пробиться?" крикнул на козаков атаман Тарас, и тотчас стали садиться на коней все, которые были позадорней и любили погулять [[по <рыцарскому обычаю?>] КАБ2] рыцарским обычаем одиночкой [[меж <неприятельских рядов?>] КАБ2] с конем по неприятельским рядам: [[По<пович?>] КАБ2] Мыкола Густый, [[Хома] КАБ2] Задорожний, Иван Закрутыгуба поскакали на конях вперед. [Но еще прорвались ли бы они] Но удалось ли бы им прорваться еще сквозь неприятельскую конницу или нет, а уже куренный атаман Кукубенко, забравши с собою десятков пять козаков, ударил, как снег на голову: [[истоптали] КАБ2] истоптал конями не мало народу, пробился сквозь ряды, всех сбивши <с> мест и прискакал [[на конях] КАБ2] с пойманными на аркан невольниками прямо к козацким таборам, подведя, [[таким образом] КАБ2] всех, которые погнались, [[под пики] КАБ2] опять под козацкие выстрелы. [Козак] Мыкола Густый ворвался следом за ним и вбился глубоко в кучу: не подгадил козацкой славы, иссек в капусту первых, которые попались, разрубил на ихнем [[бунчужном] КАБ2] капитане железную рубашку с блестевшими на ней серебряными и медными кольцами; да схватили, однако же, его самого [[на] КАБ2] три копья перед козацкими рядами, а сотник королевского войска, прискакавший на коне, одним взмахом сабли отрубил ему могучую голову. Только и успел выговорить бедняга: "Дай, боже, мир всему христианству и поношение недоверкам католицким!" Завидел Иван Закрутыгуба, что уже могучая голова Мыколы выкинута на копье перед войском, кинулся вперед, как голодный волк кидается на баранье стадо, позабыв про то, что есть лихие собаки в стаде и что недаром приставлен расторопный пастух. Из старых был он козаков; много претерпел на веку, подстрекнутый рыцарскою доблестью на сильно отважные дела. Шесть лет атаманствовал на море над семью тысячами козаками и чего не испытали они все? Погуляли [[сильно] КАБ2] прежде на турецком поморье. [Четы<ре>] Пять городов обратили в пень и пепел, обобрали мечеть, набрали без счету дорогих киндяков, турецкой белой габы, парчей и всяких золотошвейных убранств; да не успели уйти от вражьих галер: всех их поймали недоверки бусурманские и забрали в неволю. Железными цепями взяли по рукам и по ногам и стянули больно каждого тройным корабельным канатом; по целым неделям не давали пшена и поили противной морской водой. Всё выносили и терпели бедные невольники, только бы не переменять православной веры; [[один] КАБ2] не вытерпел только атаман Закрутыгуба; истоптал ногами святой закон, скверною чалмой обвил грешную свою голову, вошел в доверенность к паше, стал ключником на корабле и главным начальником над пленниками. Много опечалились от того бедные невольники, ибо знали, что когда свой брат, [[переменивши] КАБ2] продавший душу и приставший к угнетателям, сделается начальником, то вдвое тяжелей рука его и горьше под ним быть, чем под всяким нехристом. Так и сбылось. Велел исправить [[на всех] КАБ2] Закрутыгуба на всех невольниках новые замки; взял в новые цепи, посадивши их тесно, по три в ряд; прикрутил до самых белых костей жестокие веревки, всех перебил по шеям, не пропустив никого, угощая зуботычинами и напотыльниками [[корабельным [дро<том>] кана<том>] КАБ2]: коренастый и широкоскулистый был у козака кулак. Обрадовался паша и турки, что имели такого верного слугу, дарили его и стали пировать. И когда перепились один раз все турки, позабывши турецкий закон и коран свой, Закрутыгуба пил [[и сам] КАБ2] с ними, угощал и разливал вино; [[всем] КАБ2] пил и сам, а еще больше того выливал через борт. И как повалились сонные все на земь, он принес все шестьдесят четыре ключи и роздал [[пленникам] КАБ2] невольникам, чтобы отмыкали себя, бросали бы цепи и кандалы в море, брали сабли и рубили бы всех турков. Много набрали тогда козаки добычи и воротились со славою в отчизну. И долго бандуристы прославляли Закрутыгубы. Выбрали бы его в кошевые, да был совсем чудный козак, так что иной раз [[и понять было нельзя] КАБ2] и понять его было трудно: сделает иногда такое дело, какого и мудрейшему не придумать, а иногда просто дурь одолевала им. Мало того, что пропил всё, что ни было, что задолжал каждому козаку, сколько их ни было на Сечи; мало всего этого, — он еще в добавку прокрался, как уличный вор: ночью залез в чужой курень, забрал всю козацкую сбрую и заложил шинкарю. За такое позорное дело привязали его на базаре к столпу и положили возле него дубину, мало не в пуд весом, чтобы всякой по силам своим отвесил… [Вместо "Завидел Иван Закрутыгуба… по силам своим отвесил": Завидел Иван Закрутыгуба, что уже могучая голова Мыколы выкинута на копье перед войском, кинулся вперед, как осеннею порою волк голодный кидается в овчарню, позабыв, безумный, про то, что есть лихие собаки в стаде и что недаром приставлен расторопный пастух. Кинулся, не глядя ни на что и где, и где ни замахнул, ни свиснул [скулистой] саблей в широкой скулистой руке <2 нрзб.>, там [редел] как снопы ложились < 1 нрзб.>, там червон<ными?> кровавил цветами. Уже много посыпалось на него сабельных ударов, изрубили на нем рубашку, полплеча левого отнесло. [Пули] Горячую пулю посадили ему, да всё еще летал козак на коне окровавленный страшным <?>, наконец, грянулся на землю, и тут же исчетвертовали его и иссекли на мелкие части; а всё еще успел [сказать] проговорить <1 нрзб.>: "Не праздно умер. Пусть же вечно цветет Русская земля на грозу <не дописано> КАБ2]