Умереть снова - Тесс Герритсен

– Да. То, что они с Ником украли из кемпинга.

– Вы нашли всех владельцев этих вещей?

– Большинство нашли. Кредитные карточки, предметы с именами – тут было просто. После того как стало известно, что украденные вещи обнаружились, несколько владельцев заявили свои права.

– Меня интересует конкретная вещь. Зажигалка чистого серебра с выгравированным на ней именем.

Барбер не колеблясь ответил:

– Нет. Владелец не был найден.

– Вы уверены, что никто не предъявлял на нее права?

– Да. Я разговаривал со всеми, кто приходил за вещами. На всякий случай – может, они видели что-нибудь в палаточном лагере. Может, видели Ника и Тайрона. За зажигалкой никто не пришел, и это меня удивило. Чистое серебро. Кто-то явно заплатил за нее кучу денег.

– А вы не пытались найти владельца по имени? Р. Ренуик?

Барбер рассмеялся:

– Попытайтесь прогуглить «Р. Ренуик». Получите тысяч двадцать результатов. Мы могли только передать сообщение в новостях и надеяться, что владелец нам позвонит. Наверно, он не заметил потери. – Барбер помолчал. – А почему вы спрашиваете о зажигалке?

– Из-за имени – Р. Ренуик. Оно всплыло в другом деле. Жертва по имени Ричард Ренуик.

– И что за дело?

– Убийство нескольких человек шесть лет назад. В Ботсване.

– В Африке? – Барбер фыркнул. – Ближний свет. Вам не кажется, что это скорее совпадение?

Может, и совпадение, подумала Джейн, повесив трубку. А может быть, это имя связывает все эти случаи. Шесть лет назад Ричард Ренуик погиб в Африке. Год спустя зажигалка с его именем появилась в Мэне. Не попала ли она в Штаты в кармане убийцы?

– Ты не хочешь рассказать, что там у тебя? – спросил Фрост, когда она набрала очередной номер.

– Мне нужно найти кое-кого.

Он посмотрел через ее плечо на страницу, открытую в ноутбуке:

– Дело из Ботсваны? Какое это имеет отношение к…

Она подняла руку, призывая его к молчанию, когда в трубке раздался обычный лаконичный ответ ее мужа:

– Габриэль Дин.

– Привет, мистер специальный агент. Можешь оказать мне услугу?

– Дай-ка догадаюсь, – сказал он со смехом. – У нас кончилось молоко?

– Нет, я хочу, чтобы ты надел фирменную шапочку своего Бюро. Мне нужно найти одну женщину, а я понятия не имею, где она. У тебя ведь есть приятель в Интерполе Южной Африки. Хенк… как-то там.

– Хенк Андриссен.

– Да, он. Он мне не поможет?

– Это международное дело?

– Убийство нескольких человек в Ботсване. Я тебе рассказывала. Туристы, которые исчезли на сафари. Беда в том, что это произошло шесть лет назад, и я не знаю, где теперь ее искать. Думаю, она вернулась в Лондон.

– Как ее зовут?

– Милли Джекобсон. Единственная выжившая.

24

Южная Африка

Каждое утро в течение последних пяти дней карминная щурка прилетает ко мне во двор. Я выхожу в задний дворик с чашкой кофе, а птичка невозмутимо сидит там, ярко-красное украшение среди веселой путаницы веток и цветов. Я столько сил отдала этому саду, копала, удобряла, полола, поливала, преображала в мое собственное убежище то, что раньше было просто зарослями кустарников. Но в этот теплый ноябрьский день я почти не замечаю ни ярких бутонов, ни залетную птичку. Телефонный звонок прошлым вечером настолько меня потряс, что ни о чем другом я не могу думать.

Ко мне присоединяется Кристофер, и чугунные ножки стула скребут по плиткам дворика, когда он садится за садовый столик с чашкой кофе.

– Что собираешься делать? – спрашивает он.

Я вдыхаю запах цветов, впиваюсь взглядом в решетку, увитую великолепными виноградными плетями.

– Я не хочу ехать.

– Значит, ты решила.

– Да, – вздыхаю я. – Не поеду.

– Я могу освободить тебя от этого. Скажу, чтобы оставили тебя в покое. Ты ответила на все их вопросы – чего им еще надо?

– Может быть, немного смелости от меня, – шепчу я.

– Боже мой, Милли. Да ты храбрейшая из всех известных мне женщин!

Это вызывает у меня смех, потому что я вовсе не чувствую себя смелой. Скорее уж – дрожащей мышью, страшащейся покинуть этот дом, где я чувствую себя в безопасности. Не хочу уезжать отсюда, потому что знаю, что происходит там, в мире. Я знаю, кто там, и мои руки дрожат при мысли о том, что я снова увижу его. Но эта женщина из бостонской полиции, она именно об этом меня и просит. «Вы знаете его в лицо. Вы знаете, как он думает и охотится. Вы нам нужны, чтобы помочь его найти».

«Прежде чем он совершит еще одно убийство».

Кристофер тянется ко мне, прикасается к моей руке. И только теперь я замечаю, как мне холодно. И как теплы его пальцы.

– Тебе снился сегодня какой-то страшный сон, да?

– Ты заметил?

– Трудно не заметить – мы ведь спим рядом.

– Мне много месяцев ничего не снилось. Я уж решила, что все кончилось.

– Проклятый телефонный звонок, – бормочет он. – Понимаешь, у них ведь нет ничего стопроцентного. Только гипотеза. Может быть, они ищут кого-то совершенно другого.

– Они нашли зажигалку Ричарда.

– Ты не знаешь наверняка, что это именно та зажигалка.

– Еще один Р. Ренуик?

– Достаточно распространенное имя. В любом случае, если это та самая зажигалка, значит убийца далеко. Переселился на другой континент.

Поэтому я и хочу остаться здесь, где Джонни меня не найдет. Было бы безумием с моей стороны отправиться на поиски монстра. Я допиваю кофе и встаю, стул скрежещет по плитке. Не знаю, о чем я думала, покупая кованую мебель. Может быть, руководствовалась ощущением долговечности, мыслью о том, что я могу быть уверена в ее надежности, но эти стулья слишком тяжелые, передвигать их трудно. Возвращаюсь в дом, чувствуя на себе новую ношу, столь же тяжелую, как чугунные стулья, выкованную страхом и привязывающую меня к этому месту. Я иду к раковине вымыть чашки и блюдца, убрать со стола, который и без того блещет чистотой.

«Вы знаете, как он думает. И как охотится».

Внезапно перед моим мысленным взором возникает лицо Джонни Постьюмуса, оно как живое, словно он стоит у моей кухни и смотрит в окно. Я вздрагиваю, и ложка падает на пол. Он всегда там, преследует меня, этакая заблудшая мысль. Уехав из Ботсваны, я была уверена, что в один прекрасный день он меня найдет. Единственная выжившая, единственный свидетель, которого он не смог убить. Он наверняка не может игнорировать этот факт. Но месяцы становились годами, а ни ботсванская, ни южноафриканская полиция не обращались ко мне, и я начала надеяться, что Джонни мертв. Что его кости разбросаны где-то по бушу, как и кости Ричарда. Как и кости остальных. Я не знала другого способа чувствовать себя в безопасности: только представлять его мертвым. За последние шесть лет никто его не видел и не слышал, а потому разумно было уверовать, что он мертв и не может мне повредить.

Этот звонок из Бостона меняет все.

Легкие шажки по лестнице – и в кухню, пританцовывая, входит наша дочка Вайолет. В свои четыре года она все еще бесстрашна, потому что мы лгали ей. Мы говорили, что мир – это место, где светло и покойно, и она не знает, что чудовища существуют на самом деле. Кристофер подхватывает ее на руки, кружит и, смеясь, несет в гостиную на субботний утренний ритуал просмотра мультиков. Посуда вымыта, кофейник я сполоснула, но я выхаживаю по кухне, ищу, что бы еще сделать, – что угодно, лишь бы отвлечься.

Сажусь за компьютер и вижу несколько писем, пришедших на мой ящик со вчерашнего вечера, – от сестры из Лондона, от других матерей из детского сада Вайолет, от какого-то нигерийца, желающего перевести на мой счет целое состояние, если только я назову ему этот счет.

И есть письмо от детектива Джейн Риццоли из Бостона. Он было прислано вчера вечером – и часа не прошло после нашего телефонного разговора.

Я не знаю, открывать ли его, предчувствуя, что это точка невозврата. Если я пересеку эту черту, вернуться за мою надежную стену отрицания будет уже невозможно. В соседней комнате смеются Кристофер и Вайолет – они смотрят мультипликационное побоище, а я сижу тут, сердце у меня колотится, руки как ледышки.

Я кликаю мышкой. С таким же успехом я могла поджечь запал динамитной шашки, потому что изображение на экране ударяет меня похлеще любого взрыва. Это фотография зажигалки из чистого серебра, найденная полицией Мэна в сумке с украденными вещами. Я вижу имя Р. Ренуик и жирный гравировочный шрифт, который так нравился Ричарду. Но мое внимание привлекает царапина. Едва различимая, она все же видна, проходит через вершину буквы «Р», словно отметина, оставленная когтем на сверкающей матовой поверхности. Я вспоминаю день, когда это случилось: зажигалка выпала из кармана Ричарда и ударилась о лондонский асфальт. Вспоминаю, как часто он прикуривал от нее, как был доволен, когда я сделала ему этот подарок на день рождения. Подарок такой дорогой, претенциозный, но он сам попросил о нем, и это был Ричард, который всегда метил свою территорию, даже если эта территория – сияющий кусочек серебра. Я помню, как он закуривал сигарету «голуаз» у костра, как щеголевато щелкала серебряная крышечка.