Шерлок Холмс и узы крови - Фред Саберхаген

— Старец, — прошептал я.

Один из русских странствующих святых дурачков. По крайней мере, это объясняло, почему он принят некоторыми аристократами. Такова была русская традиция. Десять, а то и сто тысяч таких странников бродили в 1903 году по большим дорогам и тропинкам этой великой страны, от Польши до Сибири. Но ни один из них не обладал, спасибо Казанской Божьей Матери, способностью Григория Ефимовича вредить или исцелять, не чувствуя при этом ни малейшей ответственности по отношению к своим собратьям.

Он тихонько позвал меня:

— Пойдём-ка со мной на балкон, будем вместе смотреть на восход.

В дальнем уголке сознания зашевелилась мысль, что я уже где-то слышал это имя и отчество и что оно имеет особое значение, так как связано с каким-то делом, которым я занимаюсь. Но в тот момент я не мог сосредоточиться на этой мысли…

…Потому что необходимо было принять только что сделанное предложение. У меня просто не было выбора. В своё время я тоже делал такие предложения.

Я с готовностью встал. Передо мной плясали картины радостных, солнечных дней моего детства и юности.

— Да… Я давно, очень давно не видел рассвета.

Кажется, у меня под ногами оказались ступеньки, и я смутно помню, как мой новый наставник привёл меня на маленький балкон — их было несколько на восточном фасаде особняка. Помню, как он положил мои руки на холодные железные перила, доходившие мне до пояса. И я остался стоять на балконе, тогда как Распутин удалился. Как я теперь понимаю, он увидел Кулакова, с которым заранее договорился о встрече.

Двое мужчин начали беседовать. Я слышал почти всё, ничего не понимая, но фиксируя в памяти. Мысли мои были сосредоточены на рассвете, которого я так безмятежно дожидался. Вскоре стало ясно, что Кулаков, долгое время страдавший каким-то недугом, вернулся в Санкт-Петербург главным образом для того, чтобы встретиться с человеком, который, как он знал, может принести ему облегчение.

Распутин прежде уже лечил Кулакова от некоторых хронических болезней: кошмаров, душевной муки, боли в шее, являвшейся следствием того, что его когда-то повесили.

У меня сложилось впечатление, что несколько месяцев назад Кулаков сообщил Распутину, что собирается в Англию, чтобы попытаться вернуть сокровище, давным-давно украденное у него. Но этот крестьянин не посылал графа в Англию насиловать, убивать и грабить. По-видимому, Распутин только посоветовал, чтобы Кулаков постарался справиться с мучительными проблемами из его прошлого.

Звуки веселья из отдалённых покоев дворца долетали в альков, где беседовали двое мужчин. На граммофоне снова и снова играла поцарапанная пластинка с искажённым голосом Мэри Гарден[12].

Кто-то на первом этаже сменил заезженную пластинку восковым фоноваликом, и запел Энрико Карузо. Послышались взрывы хохота. Возможно, это прибыли цыгане, и я рассеянно подумал, что они привели с собой медведя — по крайней мере, на кухню. Где-то падала мебель и билась посуда — веселье явно приняло разнузданный характер.

Однако Распутин определённо предпочитал держаться вдали от подобных развлечений. Он был крестьянином и мистиком, но неизмеримо далеко ушёл от цыган с их безобидным гаданием и приворотным зельем.

— Где ты был, дружок? — спросил он Кулакова. — Я не видел тебя несколько месяцев.

— Я был в Англии, — ответил Кулаков. — Три месяца назад я тебе сказал, что туда собираюсь.

Распутин что-то добавил, но ни я, ни Шерлок Холмс (который, как вы узнаете в дальнейшем, тоже подслушивал) не разобрали, о чём идёт речь.

— …Я же сказал тебе, батюшка, что в Англии есть люди, которые меня ограбили. Я поехал туда, чтобы вернуть своё. А ещё заставить их расплатиться за то, что они со мной сделали.

— Я же не то тебе советовал. Ты любишь Бога, Александр Ильич?

— Мне нужна помощь, Григорий Ефимович. Помоги мне. У меня опять дурные сны, и меня мучает бессонница, а ещё всё время болит шея.

Святой человек велел пациенту сесть в мягкое кресло, которое раньше занимал я.

— Подумай о солнце и звёздах и о том, кто их создал. Боль уйдёт. И дурные сны тоже. Я вижу, что ты расстроен. Но ничто в жизни не стоит того, чтобы расстраиваться, — всё проходит.

И Кулаков, этот вампир-убийца, погружаясь в сон, что-то пролепетал тихим детским голоском.

Затем снова заговорил Распутин:

— Расскажи мне об этом сокровище, которое, говоришь, потерял. Что в нём уж такого важного?

И Кулаков под сильным гипнозом поведал Распутину обо всём, что произошло между ним и Куколкой в 1765 году.

Ну вот я и рассказал почти всё самое плохое. Нет, оно ещё впереди. Я должен передохнуть. Уотсон…

Мы с Шерлоком Холмсом вели Ребекку Алтамонт к лестнице, когда вдруг услышали впереди голоса.

Говорили по-русски, и я ничего не понял. Что касается Холмса, то с ним дело обстояло иначе.

ГЛАВА 20

Конечно, в тот момент нам было не до разговоров на русском, так как нужно было вывести Ребекку Алтамонт из дома в целости и сохранности. Мы накинули на молодую женщину халат поверх ночной сорочки, потом летнее пальто, которое достали из шкафа. Надев на ноги мисс Алтамонт туфли, мы поставили её возле кровати. Она что-то лепетала, выражая протест, но мы с уговорами вывели её из комнаты в тускло освещённый коридор.

Мы как раз миновали последний поворот перед лестницей, когда звук голосов впереди заставил нас остановиться. Мы укрылись в нише, у двери другой комнаты. Поскольку мы вышли из спальни как бы в роли похитителей, то хотели уклониться от встречи с кем бы то ни было.

К счастью, двери в этой части коридора были закрыты. Однако мы не могли оставаться здесь до бесконечности, а на лестницу невозможно было попасть, не пройдя мимо большого алькова, в котором беседовали Кулаков и какой-то крестьянин странного вида. Кроме того, в алькове на медвежьей шкуре лежала какая-то знатная дама в элегантном туалете. Время от времени она шевелилась и, следовательно, в любой момент могла очнуться, что ещё больше осложнило бы наше положение.

Мы с Холмсом шёпотом обсудили эту затруднительную ситуацию. Мы оба не понимали, что могло случиться с графом Дракулой, который должен был нести караул в том самом алькове, где сейчас расположился наш враг.

Нам пришлось сделать вывод, что граф хотя бы временно каким-то образом выведен из строя.

Через несколько минут (хотя казалось, что прошло гораздо больше времени) Холмс узнал силуэт в дальнем окне, который вырисовывался на фоне уже начавшего бледнеть неба. Оказалось, что наш союзник, скованный какой-то странной неподвижностью, стоит на балконе следующего этажа. Если Кулаков с собеседником и были в курсе того, что кто-то находится на балконе, они не обращали никакого внимания на эту застывшую фигуру.

— Что же нам делать? — прошептал я. — Дракула стоит, словно его загипнотизировали.

— Так оно и есть!

Затем мы осознали, что солнце, которое вот-вот должно было взойти, могло уничтожить нашего товарища. Балкон выходил на восток, где дневному светилу скоро предстояло появиться из необъятных просторов загадочной Азии.

Разумеется, мы не могли этого допустить и потому спешно разработали план: я остался с нашей юной подопечной, а Холмс смело пошёл вперёд. У нас не было иного пути добраться до лестницы или залезть на балкон, где так спокойно стоял граф в ожидании восхода.

Небо на востоке быстро светлело. Как назло, сегодня в кои-то веки утро обещало быть безоблачным.

Двое мужчин в алькове сразу же подняли головы и посмотрели на приближавшегося Холмса. Однако походка его изменилась, став лёгкой и подобострастной походкой слуги. Собеседники решили, что это прошёл лакей в тёмном или официант.

Очевидно, Кулаков не узнал своего бывшего пленника, но отчего-то насторожился и забеспокоился о заложнице. Пробормотав что-то нечленораздельное, он вышел из алькова, бросил подозрительный взгляд на Холмса, поднимавшегося по лестнице, и с сомнением покачал головой. Затем он повернулся и направился в сторону комнаты, в которой держали мисс Алтамонт. По счастливой случайности он выбрал не тот коридор, в котором стояли мы с ней.

Я сделал всё, что мог, чтобы не упустить представившийся шанс. Ребекка упорно не соглашалась идти к лестнице. Мои доводы не действовали на одурманенную девушку, так что мне пришлось нести её на руках.

Кулакову, отвлёкшемуся от общения с Распутиным, потребовалось с полминуты, чтобы полностью выйти из транса, в который он начинал входить под воздействием целителя. К этому времени мы с мисс Алтамонт уже достигли лестницы и стали по ней спускаться. Это была широкая мраморная лестница, изящно изогнутая. К сожалению, она была ярко освещена, в отличие от коридора, куда выходили двери спален. Хотя в тот момент на лестнице никого не было, кроме нас с юной леди, всё могло измениться в любую минуту, учитывая звуки разнузданного веселья, доносившиеся с первого этажа.