Убийство Моцарта - Дэвид Вейс

– Значит, вы считаете это вымыслом?

– Я считаю, что столь солидному человеку, как вы, не стоит растрачивать время на подобные пустые и безосновательные росказни. Я искренне надеюсь, что не эта причина привела вас в Вену.

– Что вы имеете в виду, господин Гроб? – притворился непонимающим Джэсон.

– Я имею в виду ваше желание повидаться с Антонио Сальери.

– Вы против? Отчего?

– Он пользуется покровительством императорской семьи. А это значит, что его покой нарушать нельзя.

– Мой муж приехал в Вену повидаться с Бетховеном, – вставила Дебора. – И, кроме того, он желает пополнить свое музыкальное образование.

– Тогда зачем ему встречаться с Сальери?

– Я не понимаю, почему беседа с больным музыкантом может быть нежелательной.

– Вы говорили об этом с господином Губером?

– Нет.

– Разумно. Он посетил меня в связи с вашим приездом, кстати, в тот самый день, когда вы приехали в Вену. Я сразу понял, что Губер неспроста сам нанес мне визит.

– Вы с ним знакомы?

– Слегка. Он подчиняется полицейскому комиссару графу Седельницкому, самому влиятельному лицу в Вене после князя Меттерниха, и, тем не менее, князь уполномочил Губера, в случае необходимости, действовать самостоятельно. Губер занимается политическими делами. Но вам нечего беспокоиться. Я заверил его, что вы приехали в Вену с отличными рекомендациями и лишь для того, чтобы встретиться с Бетховеном, и что вы интересуетесь Моцартом только как композитором. На него, мне кажется, произвело впечатление, что вы человек состоятельный и положили в банк тысячу гульденов.

– Это моя жена решила положить в ваш банк столь крупную сумму. Собственные деньги у меня при себе.

– Советую и вам последовать ее примеру.

– Я подумаю.

– Можете на меня положиться, господин Отис, я позабочусь о ваших делах.

Джэсон уже не чувствовал к нему прежнего доверия.

– Благодарю вас. А не могли бы вы получить обратно наши паспорта?

– Попытаюсь. Должно быть, это из-за книг, которые у вас обнаружили.

– Неужели из-за Шекспира?

– Мы чтим его, однако в наше время некоторые эпизоды в его пьесах кажутся неуместными. Жаль, что ваше знакомство с Веной началось столь неудачно, но со времен Бонапарта подобные меры стали необходимы. Вы, должно быть, считаете нас негостеприимными. Разумеется, у себя в Бостоне вы привыкли к равноправию. Здесь все обстоит несколько иначе. Война Франции с Австрией тянулась бесконечно. Всюду полным-полно старых приверженцев Бонапарта и беспокойных студентов. Нашей полиции вменено в обязанность бороться с влиянием Французской революции После разгрома Бонапарта нам пришлось увеличить и тайную полицию. Но вы тут ни при чем. Стоит полиции увериться, что для вас главное музыка, как она оставит вас в покое.

Банкир говорил вкрадчивым голосом, но Джэсон понимал, что он всячески старается его предостеречь. Появились другие гости, и Гроб поторопился закончить разговор:

– Не пытайтесь увидеться с Сальери. И, смотрите, не обмолвитесь никому, что у вас вообще явилась подобная мысль. Теперь, когда нет в живых Моцарта, его все почитают, и я не стал бы ворошить старое.

А потом гости с хозяином играли квартеты Моцарта и Бетховена, которые играли вместе уже много лет. Джэсон был приятно удивлен, он не ожидал услышать столь хорошую игру; исполнители вкладывали в музыку всю душу.

Всю жизнь, размышлял Джэсон, человек лелеет какие-то мечты. Моя мечта – это Моцарт. Чистота и совершенство его музыки – это то, чего я жажду достичь, хотя знаю, что это невозможно. Но разве нельзя позволить себе мечтать? Жизнь без его музыки теперь кажется мне лишенной смысла.

Никогда прежде Моцарт не трогал Дебору столь глубоко. Не происходит ли это оттого, что в последнее время она стала слишком чувствительной?

Концерт окончился, и Джэсон с Деборой поздравили музыкантов с успехом. Высокий худой Фриц Оффнер, музыкальный издатель, старость и пергаментная кожа которого делали его похожим на мумию, с трудом поклонился, сдержанно улыбнулся, но не произнес ни слова.

Игнац Клаус, богатый торговец зерном, сказал:

– Когда играешь Моцарта, то забываешь обо всем. А миниатюрный Альберт Лутц заметил:

– Моя молодость прошла вместе с молодостью Моцарта. Правда, я посвятил себя медицине, но для меня всегда большая честь исполнять его музыку. Я никогда не забуду того времени, когда мне выпало счастье брать у него уроки.

– Музыка Моцарта очищает душу и сердце, – сказал Гроб.

– А вы знали доктора, который лечил Моцарта перед кончиной? – спросил Джэсон у Лутца.

– Нет. Я тогда только еще изучал медицину.

– Вы догадывались, что он умирает?

– Откуда же, я его не осматривал.

– А он знал, что умирает?

– Мало кто из нас об этом догадывается. Ведь смерть это удел других.

– Возможно, кто-нибудь из вас знает, где находилась последняя квартира Моцарта?

– Так ли это важно? – заметил Гроб. – Во времена Моцарта смерть без разбора косила людей, она подстерегала всех и каждого. Я не верю, будто он умер от людского коварства, как некоторые утверждают, нет, он погиб от собственного простодушия, потому что верил, что музыка может его прокормить.

– Уж не пишете ли вы о нем книгу, господин Отис? – спросил доктор Лутц.

– Возможно, я этим займусь.

– Ваш интерес вполне понятен, – сказал Оффнер. – После смерти Моцарта оригиналы его партитур сильно возросли в цене, и я тоже их покупал. Благодаря Моцарту мои издательские дела пошли в гору.

– И не только ваши, – сказал Лутц. – А вот сам Моцарт так и не нажил состояния. Я никогда не забуду нашей последней встречи. Я застал его в ужасном положении.

– Вы считаете, он умер своей смертью? – спросил Джэсон, позабыв об осторожности.

– Повторяю, я не лечил его.

Четверо стариков, погруженные в прошлое, застыли в молчании.

Когда, наконец, Джэсон обретет покой? Видимо, тогда, когда подтвердит свои подозрения, подумала Дебора. Это единственное, что его теперь занимает. А что если он ошибается? Хватит ли у него сил понять свое заблуждение? И даже если его догадка подтвердится, поверят ли ему? Эти вопросы не давали Деборе покоя; она взглянула на Гроба, и тот незаметно кивнул ей, как бы говоря, постарайтесь направить разговор в безопасное русло.

– Вы сказали, доктор Лутц, – продолжал Джэсон, – что навсегда запомнили свою последнюю встречу с Моцартом. Почему?

– Моцарт был тяжко болен. И очень беден.

– И вас беспокоило его положение?

– Это случилось ноябрьским вечером 1791 года, – начал доктор. – Я хорошо запомнил время, потому что в тот год жестокая зимняя стужа наступила внезапно, и по дороге к Моцарту я промерз насквозь и надеялся, что в камине у него пылает жаркий огонь. Я беспокоился, поскольку не разучил вещи, которую Моцарт задал мне месяц назад, и пропустил несколько уроков, а теперь к тому же собирался сообщить своему учителю, что вообще отказываюсь от уроков. Для музыки потеря небольшая, но Моцарт, казалось мне, очень нуждался в гульденах, которые нему платил.