Пурпурная линия - Вольфрам Флейшгауэр

Ваша задача — открыть королю глаза, потому что если этого не удастся сделать, то нам всем грозит уничтожение, а Францию ожидает большая беда. На этом зиждятся и ваши собственные надежды, поэтому ради вашей собственной безопасности вам надлежит оставаться в тени и незаметно выполнить работу, которую мы вам поручим. Нет, не надо ничего говорить. Слушайте меня внимательно и запоминайте мои слова. Когда я отпущу вас, вы выйдете в помещение, какое вам укажет слуга, который стоит в приемном зале. Не пугайтесь, когда войдете туда. Вы увидите задернутый занавес. В середине помещения, которое вам укажет слуга, находится стул, на который вы можете сесть. Когда занавес откроется, вы увидите за ним нечто такое, что может показаться вам непонятным. Как я уже говорила вам, у нас нет времени на подробные объяснения. Внимательно всмотритесь в то, что вы там увидите. Когда вы все поймете, то поднимите правую руку. Занавес закроется, а вы можете покинуть помещение.

В вашем распоряжении шесть недель на то, чтобы написать эту сцену. Когда вы закончите работу, то пришлите девушку к Дзаметте, чтобы дать мне знать об этом. Потом я посмотрю работу и пришлю за ней. Более подробные инструкции вы найдете в мешке с деньгами, который вам вручит слуга. Если вы увидите, что не в состоянии выполнить работу, то не возьмете денег, покидая дом. В этом случае мы будем считать, что нашей встречи не было. Вас не станут больше беспокоить, а вы забудете все, что вы здесь увидели и услышали.

— Простите, но я не понимаю…

— Вы станете богатым человеком, Виньяк. Вы знаете только то, что вам надлежит знать, и я уверена, что вы прекрасно поняли, что от вас требуется. Ненужные знания только повредят вашей работе. Работайте тщательно и используйте лучшие материалы. Вы получите достаточно денег, чтобы купить необходимые материалы. Как вы устроите так, чтобы никто не видел, как вы работаете, мы предоставляем решать вам. Однако могу вас уверить, что только вы один отвечаете за сохранение абсолютной тайны относительно авторства картины. Теперь уходите. От имени герцогини я благодарю вас за ваш визит. Не разочаруйте ее, и это послужит лишь вашей выгоде.

Он обернулся. Дверь, через которую он вошел сюда, была широко открыта. Он захотел еще раз взглянуть в глаза своей собеседницы, но она уже поднялась и повернулась к нему спиной. Он еще раз удивленно посмотрел на шлейф кораллово-красного платья, решительно повернулся и последовал за слугой в зал.

Одетый в ливрею слуга знаком велел ему подождать и исчез. В доме стояла мертвая тишина. Огонь в камине почти погас. Пустое кресло равнодушно смотрело на него, а ледяное дыхание холода обжигало ноги. В голове было странное ощущение одновременной пустоты и переполненности. В голове продолжал звучать чужой голос. Он подошел к входной двери и нажал на створку. Дверь не поддалась. В этот миг он услышал тихий свист лакея. Виньяк обернулся и увидел, что дверь, через которую он только что вошел в приемный зал, снова была распахнута. Виньяк еще раз обдумал заключительные слова незнакомки, взял маску, которую протянул ему слуга, надел ее на лицо и вошел в помещение.

ТРИНАДЦАТЬ

13 ОКТЯБРЯ 1598 ГОДА

Повремени, не уходи так скоро. Обними меня крепче. Согрей мне спину, приласкай своими нежными руками мой живот. Все это твое, только твое, навсегда твое. Да, я знаю, все мое тело принадлежит другому, но сейчас он далеко. Мои мысли, моя душа — с ним, я нужна ему. Но сердце мое и все, для чего в нашем бедном языке не хватает слов, — это твое и для тебя, мой единственный возлюбленный друг. Лишь к тебе стремятся мои упоительные желания, томление любви пишет в моей душе только твое имя, и я чувствую себя самой одинокой из людей, когда твой взгляд не устремлен на меня, твой голос не ласкает мой слух, а твое жаркое дыхание не согревает мое тело. Нет тебя, и черная холодная ночь сковывает мой ум, и, лишенная жизни, я лечу в леденящее пространство небытия, где даже нет Сатурна, правящего свой жестокий пир. Но стоит тебе явиться, как все вокруг исполняется будущностью и радужными обещаниями. Всю душу мою окатывает благодатная волна, я возрождаюсь. Одна только близость с тобой преображает и одушевляет мою безжизненную плоть. Приди, мой возлюбленный, целуй меня, целуй неустанно.

Волна блаженства захлестнула ее. Спальня огласилась протяжным негромким вскриком, руки бессильно упали на простыню. Мужчина, приоткрыв зажмуренные до тех пор глаза, тяжело дыша, приподнялся на руках и, напряженно застыв, смотрел на лежавшее под ним любимое существо, пока черты его лица не разгладились после пережитого упоения страсти. Заметив слезы на глазах женщины, он подумал лишь о могущественном, неведомом божестве, которое, окружив, зажало его крошечное, жалкое бытие своим огромным, неохватным телом. Он начал жадно искать губами соленые слезы любимой, язык скользнул по горячему, совершенно безмятежному лицу. Они тихо улеглись рядом и застыли в неподвижности, словно два тесно обнявшихся маленьких зверька, над головами которых только что пронеслась буря.

Прошло некоторое время. Женщина высвободилась из объятий мужчины, выскользнула из кровати и подошла к окну. Слегка раздвинув тяжелые портьеры, она с удовольствием ощутила тепло упавших на влажную кожу лучей неяркого осеннего солнца. Замок и его строения были похожи на игрушки, расставленные на фоне ландшафта. Башенки — слева и справа на высокой каменной стене, сено на скошенном поле, уходящем до темного, обрамленного густым лесом горизонта. Она весело показала лесу язык, но сегодня ее озорство ударилось о равнодушную зеленую стену, отразилось назад и тяжелым камнем упало на ее обнаженные плечи.

В замке Монсо было тихо. Под окном простирался пустынный внутренний двор. В разных местах его лежали тяжелые глыбы итальянского мрамора, ожидавшие возвращения каменотесов, ушедших из замка на ужин. У колодца стояла брошенная карета, словно лошадей выпрягли, напоили и увели в конюшню, забыв прихватить экипаж. О близости расположенной неподалеку деревни напомнил собачий лай и одинокий плач ребенка. Потом за узким рядом деревьев стихли и эти звуки, и в замке снова воцарилась первозданная от сотворения мира тишина.

Она почувствовала, что он подошел к ней сзади. Спиной она ощутила изливающееся на ее обнаженную спину тепло его большого и сильного тела, шею опалило огненное дыхание. Он прижался к ней, и груди ее набухли, когда она ощутила, как его ласковые руки скользнули вниз, к тому месту где его восставшая мужская плоть вошла между ее бедер. Вдруг ей померещилось, что из леса выехали всадники. Она оцепенела. Руки мужчины нерешительно застыли на месте Видение исчезло так же неожиданно, как и появилось, но призрак его остался перед глазами, наполнив ее сердце страхом и заставив прислушаться.

Бельгард вернулся в спальню. Она услышала шелест простыней и приглушенный звук упавшей на пол подушки.

— Идите ко мне, — прошептал он, — вам просто что-то показалось.

Внезапно он вскинул вверх руку.

— Нет, останьтесь, — вскричал он, — останьтесь там, где вы стоите.

Габриэль вопросительно взглянула на возлюбленного, но остановилась.

Мужчина сел на пол перед кроватью. Угол красной простыни, задержавшись между его ног, бросал темную тень на его чресла. Сидя на полу, Бельгард пил взором красоту своей возлюбленной, как ароматный восхитительный напиток. Она была везде — перед ним, над ним, вокруг него. В полутьме осеннего вечера она возвышалась над ним, глядя на него с едва заметной насмешливой улыбкой. Постояв некоторое время, она вдруг исчезла в соседней комнате, вход в которую был задрапирован ковром. Через несколько мгновений она вышла, одетая в шелковый пеньюар, сквозь который, матово поблескивая, как марципан, соблазнительно просвечивала ее атласная кожа.

Бельгард застыл, прижавшись спиной к кровати.

Она села рядом с ним и прижалась головой к его груди.

«О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна. Волосы твои — как стадо коз, сходящих с горы Галаадской. Как лента алая губы твои, и уста твои любезны…»

Она поцеловала его своими дивными губами, заставив онеметь.

— Не говорите ничего, Бельгард, прошу вас. Моя голова тоже переполнена словами и мыслями, но я не желаю ни думать, ни говорить. Когда мы стояли у окна, мне показалось, что он возвращается и может застать нас, как тогда, в Кевре. Чем я обязана ему? И к тому же я не чувствую никакой вины. Разве не должны мы следовать зову своих сердец? Но что делать, если один король требует себе места в том сердце, где уже властвует другой король?

— Разделяй и властвуй, — прошептал Бельгард и обнял свою нежную возлюбленную.

— Вы только так говорите, однако сразу убегаете, когда приближается другой.

— Но чего вы хотите? Вы желаете, чтобы я вызвал своего короля на поединок? Кроме того, вы любите меня так же, как его, и так же, как люблю его я.