Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том III. Книга I - Юрий Александрович Лебедев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ю. Л. Постой, но почему ты подумал именно о нем?
А. Г. Как почему? Если бы был жив мой отец, то я бы знал, что ему это совершенно необходимо! А о том, какое место занимают в моей душе отец и Жорж Абрамович, я уже говорил. Вот и всё!
Ю. Л. Теперь понятно! Когда у тебя возникала какая-то мысль, связанная с отцом, ты проецировал её и на Жоржа Абрамовича…
А. Г. Ну, конечно! Поэтому и в той ситуации я «внутренне знал», что это Жоржу Абрамовичу необходимо… К тому же у меня был телефонный разговор с ним, в котором я почему-то рассказывал ему об интернете, а он спросил меня, можно ли по интернету получить учебные программы американских университетов. По-моему, он интересовался Массачусетским технологическим… А я, по тогдашней моей безграмотности, сказал ему, что нельзя. «А-а…», – сказал он и сразу потерял к интернету всякий интерес.
А примерно через месяц я узнал, что все это можно – зайти на сайт и смотреть и читать их программы и всё прочее…
Ю. Л. Так ты созванивался с Жоржем Абрамовичем в это время? Или этот звонок был связан как-то с Геной?
А. Г. Нет, Гена здесь ни при чем. Допускаю, что этот мой звонок и был связан именно с идеей компьютера. Я помню из этого разговора текстуально и интонационно только это его разочарованное «А-а…», когда я огорчил его несовершенством интернета… А после того, как у него появился компьютер, Жорж Абрамович написал мне письмо. Которое, к сожалению, пропало во время какой-то очередной «компьютерной катастрофы». Помню из него только заключительную фразу – «Не могу больше писать – глаза устают…». Я теперь понимаю, что это было прощание…
Ю. Л. А дальше было то, что было – идея помощи в приобретении для Жоржа Абрамовича компьютера, благодаря организационным усилиям Н. О. Лебедевой, Е. Б. Федоровой, А. Е. Сущевой, Г. Г. Каграманова быстро «овладела массами». Полного перечня принявших участие в этом начинании нет, никто не вел список «для истории», но отмечу среди них людей, в принципе далеких от «нашего круга», таких, как М. Г. Беренгартен и А. П. Жуков, что подтверждает утверждение А. Г. о том, что такая идея «витала в воздухе». Идея «овеществилась» в виде конкретной конфигурации «железа» благодаря Майе и Геннадию Коваль. С точки зрения исторической справедливости нужно отметить, что им идея компьютера пришла в голову совершенно независимо от нашего начинания, так что итог – конкретный компьютер в квартире Жоржа Абрамовича – был, по сути, результатом слияния этих двух начинаний. При этом семья Жоржа Абрамовича в очередной раз продемонстрировала ту доброкачественность своей структуры, которая была заложена ещё Абрамом и Этель – «делай то, что до́лжно…».
16.37. и 16.38. Г. И. и М. Г. Коваль 23 февраля 2003 г.[177]
А нам наша инициатива подарила незабываемую встречу с Жоржем Абрамовичем 23 февраля 2003 года!
16.39. Участники встречи 23 февраля 2003 г. Слева направо: Н. О. Лебедева, В. С. Сущев, В. Я. Жилина, В. Н. Химшиашвили, А. Е. Сущева, Ю. Н. Жилин, Т. С. Греф, А. Э. Греф, Е. Б. Федорова.[178]
ПРИЛОЖЕНИЕ
ДВА РЕДКИХ КАЧЕСТВА
А. Греф
С Жоржем Абрамовичем мы не были знакомы коротко, мне повезло беседовать с ним всего лишь раза два или три. Однако, когда я его вспоминаю, то на ум прежде всего приходят не наши разговоры, а его беседа с братом, которой я был случайным свидетелем.
Двое мужчин стояли у окна к плечу плечо, немного в стороне от праздничной суеты, стояли, опустив головы, как породистые кони, и молчали. Молчали о чем-то важном, сосредоточено, и в тоже время… как бы сказать… упокоенно… когда после жизненных трудов и прожитых лет пришёл к брату и можешь теперь встать у его плеча и просто молчать.
Мне нравились в Жорже Абрамовиче два особенных качества: его речь и умение носить костюм. Правильная русская речь, усиленная очень красивым акцентом, завораживала и не только меня, смею судить.
Помню, как он читал лекцию об интегрировании функции отклика, а я слушал, будто под гипнозом, хотя и не понимал. Или помню, не знаю почему, его замечание к нам на лабораторных занятиях: Ж. А. задал вопрос и поднял руку к приборам, опустив другую в карман брюк (он нас так учил – работать в электрической сети одной рукой). Мы потоптались, и моя подружка что-то промямлила. Жорж Абрамович обернулся, опустил руку, посмотрел на нас с грустью и сказал: "Лучше б уж молчала…" Ну что особенного? А помню всю жизнь. Возможно интонация, грустная улыбка, сожаление о нашей вопиющей безграмотности, любовь к молодым и весёлым детям, смущённо переминающимся у лабораторного стенда, и ещё… не зависть, нет, но что-то такое, тайное сожаление о том, что ему никогда, никогда не дозволялась такая сногсшибательная безответственность.
Мне казалось, что Жорж Абрамович благоволил мне. Не из моих личных качеств, о нет! Просто он знал, что мой отец прибыл в Россию из Америки приблизительно в те же годы, что и он, и этот факт был нашим общим секретом. Жорж Абрамович как бы принял меня в свою корпорацию. Что до меня, то видеть человека с той же манерой говорить, двигаться, носить одежду, с теми же понятиями о добре, о людях, о товариществе, для меня, к тому времени уже потерявшего отца, было незаслуженным подарком.
И Жорж Абрамович интересовался моими делами. Наверное, так может сказать любой из нас, ему были интересны люди, а тем более мы, его ученики, его молодые коллеги, товарищи его Гены. Но то, что ему были интересны мои дела, для меня было и неожиданным и большой радостью. Когда случилась наша последняя встреча, я уже не служил в институте, а, оставив доценство, организовал свой маленький кукольный театр. Жорж Абрамович усадил меня рядом и стал расспрашивать не о том "как я дошёл до жизни такой", к чему обычно сводились разговоры с бывшими коллегами, а интересовался именно подробностями самого дела. Для него, американца, то, что человек может круто изменить жизнь, не было диковиной, для него была новой та сфера, которой я занимался, и он хотел узнать о ней.
Жорж Абрамович до конца жизни не изменил своих взглядов, он мне сам говорил это, и
